Форма входа
Читем онлайн История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Джованни Казанова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Так его уже объявили святым[39], я и не знала.
Раздался всеобщий смех по поводу реплики м-м Денис, Вольтер засмеялся первый, но не я, — я сохранял полную серьезность. Вольтер, задетый моим серьезным видом, сказал:
— Я знаю, почему вы не смеетесь. Вы считаете, что этот фрагмент — сверхчеловеческой силы, и его называют божественным.
— Совершенно верно.
— Что же это за фрагмент?
— Тридцать шесть последних стансов двадцать третьей песни, которые содержат техническое описание того, как Роланд сходит с ума. С тех пор, как существует человечество, никто не знает, как человек сходит с ума, за исключением Ариосто, который смог это описать, и который к концу своей жизни сам тоже сошел с ума. Эти стансы, я уверен, заставят вас содрогнуться, они вселяют ужас.
— Я помню их, они внушают неимоверную любовь. Мне не терпится их перечитать.
— Месье, может быть, будет столь любезен, их нам прочесть, — говорит м-м Денис, кинув тонкий взгляд на своего дядю.
— Почему нет, мадам, если вы будете столь добры меня послушать.
— Вы взяли на себя труд заучить их наизусть?
— Поскольку я перечитывал Ариосто два-три раза в год с возраста пятнадцати лет, неудивительно, что все запечатлелось в моей памяти без малейших усилий с моей стороны, за исключением, вынужден отметить, его избранных генеалогий и исторических трудов, которые лишь перегружают ум, не задевая сердца. Только Гораций остался в моей душе весь без исключения, несмотря на стихи, зачастую слишком прозаические, его «Посланий» (Êpîtres).
— Оставим Горация, — добавил Вольтер, — но это много, потому что речь идет о сорока шести больших песнях.
— Точнее, пятьдесят одной.
Вольтер промолчал.
— Поглядим, поглядим, — снова начала м-м Денис, — сорок шесть стансов, что заставляют дрожать и дают автору титул божественного.
Я прочел их, но не декламируя, как мы это делаем в Италии. Ариосто, чтобы нравиться, не нуждается в декламации, достаточно монотонного пения, поток которого придает им выразительность. Французы правы, находя это пение невыносимым. Я их прочел, как если бы это была проза, оживляя интонацией, глазами, всеми изменениями голоса, необходимыми для выражения чувства. Они смотрели и ощущали выражение чувств. Смотрели и ощущали усилие, которое я употреблял, чтобы сдержать слезы, и они плакали; но когда я перешел к стансу:
Pouhè allargare il freno al dolor puoteChe resta solo senza altrui ris pettoGià dagli occhi rigando per le goteSparge un fût me di lacrime sut petto.[40]
Мои слезы выкатились из глаз столь стремительно и столь обильно, что все в компании также заплакали, м-м Денис содрогнулась и Вольтер подбежал и обнял меня; но он не смог меня прервать, потому что Роланд, впадая в окончательное безумие, должен заметить, что он находится в той же кровати, где Анжелика еще недавно находилась обнаженная в объятиях счастливейшего Медора, — то, что содержится в следующих стансах. Мой голос, жалобный и скорбный, сумел передать ужас, вызываемый его неистовством, побуждающим его творить своей невероятной силой разрушения, которые способны творить лишь землетрясение или молния. По окончании своего чтения я грустно принял комплименты всей компании. Вольтер воскликнул:
— Я всегда говорил: если вы хотите, чтобы плакали, — плачьте; но чтобы плакать, надо чувствовать, тогда слезы идут из души.
Он обнял меня, он меня поблагодарил и предложил завтра снова прочесть те же стансы и снова плакать. Он взял с меня на это слово.
Продолжая разговор об Ариосто, м-м Денис сказала, что удивительно, что Рим не внес его в индекс. Вольтер на это ей сказал, что наоборот, папа Лев X в своей булле отлучил от церкви тех, кто осмелится его осудить. Две великие фамилии — д'Эсте и Медичи — его поддержали:
— Без этого, — добавил он, — лишь одного стиха, о передаче Рима, что Константин сделал Сильвестру в «Даре Константина», где он говорит, что там «puzza forte»[41], достаточно, чтобы защитить поэму.
Я сказал ему, предварительно попросив прощения, что стих, который заставляет кричать еще сильнее, это тот, где Ариосто ставит под сомнение восстание из мертвых всего человеческого рода в конце света.
— Ариосто, — сказал я ему, — говоря об отшельнике, который хочет помешать Родомонту овладеть Изабеллой, вдовой Зербино, рисует Африканца, который, раздосадованный его проповедью, хватает его и забрасывает так далеко, что тот разбивается о скалы, оставшись замертво, «Che al novissimo di forse fia desto»[42], пока тот не возродится.
Эта сила, которую поэт использует лишь как риторическое украшение, вынуждает кричать, что заставляет поэта смеяться.
— Досадно, — говорит м-м Денис, что Ариосто не отказывается от этих гипербол.
— Молчите, племянница, они все исполнены знания и все очень красивы.
Мы поговорили также и о других материях, сплошь литературных, и, наконец, заговорили о скандале с «Шотландкой», пьесой, сыгранной в Золотурне. Они всё об этом знали. Вольтер сказал, что если я хочу играть у него, он напишет г-ну де Шавиньи пригласить м-м прибыть играть Линдан. и что он возьмет на себя роль Монроза. Я поблагодарил его, сказав, что м-м в Базеле, и что в любом случае, я должен уехать послезавтра. Он возопил в негодовании, поднял на ноги всю компанию, и заключил, что мой визит станет оскорбительным, если я не останусь еще хотя бы на неделю. Я ответил, что, поскольку я направлялся в Женеву всего лишь для того, чтобы повидаться с ним, мне нечего здесь больше делать.
— Вы приехали сюда, чтобы что-то мне сказать, или чтобы я вам что-то говорил?
— В основном, чтобы вы мне что-то говорили.
— Тогда останьтесь здесь хотя бы на три дня и приходите ко мне каждый день обедать, и мы поговорим.
Так я оказался приглашен, и на этом откланялся, направившись в мою гостиницу, где предстояло мне о многом написать.
Синдик города, которого я здесь не назову, и который провел день у Вольтера, явился четверть часа спустя, попросив оставить его поужинать со мной.
— Я присутствовал при споре, который случился у вас с этим великим человеком, но ничего не говорил. Мне хотелось бы провести часок с вами наедине.
Я его обнял и, попросив извинения, что он видит меня в ночном колпаке, сказал, что он может провести у меня хоть всю ночь.
Этот любезный человек провел со мной два часа, не говоря совершенно о литературе, но ему и не нужно было этого, чтобы мне понравиться. Это был большой поклонник Эпикура и Сократа; история за историей, смех наперебой, разговоры обо всем, что касается удовольствий, которые можно получить, живя в Женеве, — вот то, что нас занимало до полуночи. Покидая, он пригласил меня поужинать на следующий день, заверив, что наш ужин будет веселым. Я обещал ждать его у себя в гостинице. Он просил никому не говорить о нашей встрече.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Джованни Казанова бесплатно.
Похожие на История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 - Джованни Казанова книги
- История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - Джованни Казанова - Биографии и Мемуары
- Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века - Джованни Леви - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Записки цирюльника - Джованни Джерманетто - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Солдаты без формы - Джованни Пеше - Биографии и Мемуары
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Жить не напрасно - Владимир Казаков - Биографии и Мемуары
- Загадки истории (сборник) - Эдвард Радзинский - Биографии и Мемуары
- Злые песни Гийома дю Вентре : Прозаический комментарий к поэтической биографии. - Яков Харон - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
