тяжело будет скрыть, — хмыкнул я. — Это ж резня.
— Мы и не с такими проблемами справлялись, — ответил Ичи. — Сила клана очень велика, Икари.
— Ага, — кивнул Ягами. — Я бы чего-нибудь выпил. Икари, ты как?
— Мне переодеться нужно и в участок… — покачал я головой, прикуривая сигарету. — Тянуть больше нельзя, Терада и так меня обыскался, наверное.
Завибрировал телефон, с трудом я вытащил его из кармана джинсов.
Миса-чан? Так рано?
— Моси-моси, — произнес я как можно спокойнее.
— Икари… — услышал я её голос.
Только по тону я понял, что в полицию мне ещё рано. Что-то произошло.
Что-то серьезное.
Глава 23
16 лет назад.
Сатоши-сан сделал глоток из чайной кружки и вернул её в блюдце. Хоть он и был японцем до мозга костей, но предпочитал настоящий китайский зеленый чай. Да и, если сознаться, то и чайные церемонии западных соседей его очаровывали.
Японец до мозга костей… Хм, каков параллелизм, ведь Сатоши-сан знал о мозге все!
Он мог бы стать прекрасным нейробиологом, его статьи печатали а «Ши-логи» и «Иша-сан Роути», но истинной страстью для него оставалась психология. Этот предмет захватил его полностью и не отпускал. Тем более что его клиника была одна из немногих профессиональных больниц, готовых оказать достойную медицинскую помощь психически больным людям.
В Японии всегда была сложная ситуация с лечением психиатрических заболеваний, в обществе эта тема до сих пор является табуированной и отношение к больным, мягко говоря, остается предвзятым.
Только подумать, новый век на пороге, а оценочное суждение и упертость до сих пор лидируют в обществе. И это, несмотря на рекордный в мире процент самоубийств, на массовые убийства, как в Сагамихаре, на растущее количество шизофреников! А мы продолжаем закрывать на проблему глаза. И ничто не может сломать систему.
Стереотипы. Вот главный враг науки.
80 % японцев считают, что причина психической нестабильности — дефект самого человека. Его слабость, сложный характер, нервозность, дурное воспитание, но никак не болезнь! Получается, что в глазах общественности, больной виноват сам в том, что болен и просто обязан этого стыдиться. Более того, позор ложится не только на него, но и на всю семью, что должна скрывать бедолагу от обычных, здоровых людей. И так получается, что он нежелателен в обществе, ибо опасен, а излечиться не может.
Да что там говорить, — половина страны, на основании опросов, считают, что депрессия не настоящая болезнь, а придуманная! Как с таким средневековым мышлением воевать⁈
Так что Сатоши знал, что сражается с ветряными мельницами и выступает против охоты на ведьм. Но он был лучом прогресса. Кто-то должен это делать.
Будучи директором клиники, он старался помогать своему персоналу и довольно часто проводил закрытые сессии с пациентами. И конечно, никогда не проходил мимо заинтересовавшего его случая.
Вот и сейчас он ждал одного «особенного» пациента. Его привезли в больницу три дня назад, медикаменты оказывали очень слабое воздействие, его лечащий врач лишь разводил руками, не зная, что и предпринять. Случай был интересный, Сатоши не терпелось увидеть экземпляр воочию.
Он выглянул в окно, на двор больницы. Прекрасная в этом году весна, как по нотам. Сакура только расцветает, а уже весь сад покрыт розоватым цветом. Погода солнечная, как раз для прогулок или рыбалки. Сатоши очень любил рыбалку, а улов всегда передавал старому другу в Ити-тё, который готовил в своей лавке сашими.
Нет вкуснее сашими, чем пойманное собственными руками, так ещё одзисан говорил.
Прекрасная погода, просто прекрасная…
Сатоши приоткрыл окно и закурил, он позволял себе иногда эту слабость в кабинете, когда было «лиричное» настроение. Вместе с сигаретным дымом он с наслаждением улавливал запах цветов, что доносился с улицы.
В дверь постучали, она отъехала и в кабинет вошел санитар вместе с пациентом.
— Егара-сан, вот пациент, которого вы просили привести сразу после утренних процедур! — отчеканил медбрат.
Он скорее был похож на военного или охранника, но никак ни на сотрудника больницы, но что поделать, в этой сфере выбирать не приходилось, да и больные бывали буйные, что уж тут скрывать.
Пациент вел себя спокойно, он опустил голову и смотрел в пол, будто провинившийся школьник. На вид ему было не больше двадцати, длинные растрепанные волосы падали на лицо и чрезвычайно ему мешали, что было заметно по нервным попыткам их убрать и сдуть.
— Спасибо, оставьте нас, — произнес врач, обращаясь к санитару. — Дальше я сам.
Служивый поклонился и вышел, парень остался на своем месте, стоял не шелохнувшись.
— Прошу, присядь, — мягко сказал Сатоши, показывая на удобное кресло. — Расслабься, здесь тебе никто не навредит.
Парень неловко прошел по кабинету и уселся, положив руки на колени.
— Меня зовут Сатоши Кинто, я директор этой больницы, — представился врач. — А тебя как зовут?
Парень угрюмо молчал.
— С тобой хорошо обращаются? — поинтересовался доктор.
— Нет… — ответил пациент. — Меня привязали к кровати белыми ремнями. Привязывают каждую ночь…
Он сказал именно так: «белыми ремнями». Как будто важно то, что они белые. Обычно так не говорят, другой бы сказал: «меня привязывают к кровати каждую ночь», но этот парень сконцентрировал внимание на ремнях. Странно, но интересно.
Сатоши взглянул мельком на папку с файлом, чтобы вспомнить фамилию больного.
— Извини, но это для твоей же безопасности, Комори-сан. Мы не хотим, чтобы ты себе навредил.
— А зачем мне себе вредить? — непонимающе пожал плечами парень.
— Ты сказал, что тебя привязывают белыми ремнями. Тебе важен цвет ремней? Это тебя раздражает?
— Нет, — качнул он головой. — Мне не нравится, когда привязывают.
— Комори… — Доктор пододвинул стул и сел поближе к пациенту. — Я хочу с тобой познакомиться, узнать почему ты тут. Помочь тебе.
— Я не знаю, почему я тут. Совсем-совсем не знаю, — шмыгнул носом он.
— Тебя ведь привезли из Осаки, верно? Ты помнишь, как там оказался?
Парень вновь тряхнул головой.
— А что было до этого? Что последнее ты помнишь?
— До того, как оказался здесь?
— Да, до того, как ты сюда попал.
— Я был дома. С мамой.
— А потом вдруг оказался в Осаке?
— Нет! — топнул он ногой. — Потом… я не могу рассказать. Это секрет, мама сказала, чтобы я никогда никому не рассказывал.
— Что же, хорошо… Скажи, что тебя
