ложь – признак слабости мужчины. Королева не любила слабых. Но можно умолчать правду.
– Ты не ответил, однако…
– Я о том, что самая прекрасная обезьяна в глазах человека – урод, так же и самый писаный красавец в глаза Господа – убожество…
– О-о… не надо высоких материй.
– Хочу сказать, что никто не превзойдет Создателя… Есть богоданная красота и есть претенциозная чернь…
Она одарила его повеселевшим взором. Так, беседуя о том, о сем, дошли до дворца. Слуги в красных чулках ринулись навстречу, но королева жестом дала понять, что они свободны.
– Никто из нас не сдержал своего слова. Весть о виктории донес другой… Причем… мертворожденному дитя… – По ее лицу пробежала тень. Продолжила изменившимся, похолодевшим тоном: – Господь не пожелал, чтобы на испанский престол взошел наследник, в чьих жилах течет иная кровь… Вы можете идти, дон Хуан. Буенос ночес!
Он не ожидал такого поворота. После долгой разлуки Маргарита не должна была оттолкнуть его с такой легкостью. Но…
– Буенос ночес, ваше величество! – Поцеловав ей руку, он удалился в свои покои.
Все комнате было прибрано. На столе – жаркое из курицы, лук, кувшин с вином.
Поужинал, лег. Постель холодная и волглая. Комната давно не отапливалась. Жилье без хозяина – как покинутая собака. Ему не было смысла оставаться здесь после такого приема. Но он ошибался.
Королева навестила его. Белая, как смерть и прекрасная.
Свет свечи, оттеняя черты ее лица, придавал некую таинственно сть.
Вошла, не ожидая приглашения, сбросила меховую мантию на спинку кровати и присела на кровать.
Бледные щеки едва заметно зарделись, выдавая волнение. Он в безотчетном порыве потянулся к ней, прильнул устами к рукам, потом осыпал поцелуями ее шею, лицо.
– Ах, дон Хуан… – выдохнула она и рухнула на кровать.
При свете свечи разглядела красноватый шрам на его груди, погладила, потом поцеловала… И вдруг отпрянула.
– Здесь вот… целовали… до меня! – глаза ее полыхнули.
– Эту рану исцелили ради вас… тебя… Ее касались руки, но не губы…
Он вынужден был солгать.
– Ах ты хитрец! – она локтем ткнула его в бок. – Ты всегда пытался меня провести!
Но ложь устраивала ее, ибо женщина хочет услышать от мужчины то, чего она сама хочет: не важно, ложь или правду…
* * *
Поездка в Вальядолид откладывалась. В «Пиментеле» давно знали о его пребывании в Эскориале.
Король сам собирался в Мадрид. Господь предопределил день, когда новому наследнику быть зачатым в лоне королевы.
Маргарита взбодрилась. Выезжала на прогулки к реке Мансанарес, любовалась чайками, пускалась на поиски перепелиных и куропаточьих яиц.
Они договорились с утра выйти на прогулку к скалистому массиву. Орудж-бей, сидя у себя, ждал.
Прибежал Рамоно.
– Ее величество хочет вас видеть!
Волнение слуги передалось и ему, второпях оделся и устремился к ее апартаментам.
Она стояла у окна, устремив взгляд в сад. Некоторое время не соизволила обернуться на вошедшего.
В руках у нее было письмо. Подойдя ближе, он различил знакомый почерк. И похолодел: от Анны. Анна любила писать своим пациентам рекомендации.
– Вот! – замахала королева конвертом у него перед глазами. Такой жест отнюдь не красил ее. Она сама осознала это, взяла себя в руки. И, понизив голос, произнесла: – Читать чужие письма непристойно. Потому я не стала распечатывать… – Вдруг хладнокровно и медленно изорвала письмо. – Возвращайся в Пиментель! Ты нужен там.
– Но… ваше величество… – пытался он отнекиваться.
– Я хочу остаться одна! – отрезала она и крикнула: – Рамоно!!!
XXIII
«Связи дона Хуана (Жуана) Персидского» и вопрос о дьяволе
К моменту его приезда в Вальядолид книга стараниями дона Алонсо была готова; в нее вошли даже сонеты, посвященные ему друзьями во времена остендской кампании в Нидерландах. Хотя автор возражал против этого, но было уже поздно; отредактированный вариант уже прошел через королевский надзор и с условием последних поправок получил зеленый свет. На титуле значилось имя: «DE DON DE IVAN PERSIA»[63].
Ниже указывалось, что книга посвящается опоре и заступнику всех христиан, наследнику испанского престола Его Величеству Филиппу Третьему. Сообщалось, что в книге, состоящей из трех частей, повествуется о королевской династии и родословной, о войнах, проводимых персиянами, турками, татарами, об интригах в Сефевидском Дворе, о правителях и наследниках.
Автор обосновал свое намерение рассказать европейской публике о стране, где родился и вырос, о сопредельных восточных странах. Анонсировал содержание своего труда, включая впечатления многотрудного и причудливого пути миссии из Персии до Вальядолида.
Книга разделялась на три части, предварявшиеся кратким обзором содержания. В конце издания были помещены сонеты, посвященные автору (один сонет – в усеченной форме – один катрен и две терцины), а также несколько изречений в духе восточной мудрости. Вот одно из этих стихотворных посвящений:
Сонет донны Анны де Эспиноза Ледесма из Сеговии Дону Хуану Персидскому
Одарив друзей богато,
Дон Хуан единоверцам
Доказал, что в нем два сердца —
И студента, и солдата.
Муж воинственный и смелый,
Он владел и кистью тонко
Рисовал, как мастер зрелый.
Удостоен славой громкой,
Он запечатлел потомкам
Тех, кто занят бранным делом.[64]
Пожар в конторе лиценциата дона Алонсо отодвинул издание книги еще на несколько месяцев. Самое, может, печальное – то, что сгорели и рукописи книги… но, к счастью, одна из совершенных копий сохранилась у дворцового настоятеля дона Альваро. По заведенному порядку, он хранил у себя этот экземпляр и еще – экземпляр документов конторы дона Алонсо.
Орудж-бей подозревал в этом событии поджог. Поначалу он заподозрил пребывавшего в Вальядолиде Гусейнали-бея, главу посольской миссии. Он хотел бы поделиться сомнениями с другом Буньяд-беем, но это не удалось; автор не ведал о том, что его коллегу-секретаря затянула картежная трясина (в дальнейшем он сойдется с мадридской богемой, где произойдет ссора с писателем-собутыльником Алонсо Херонимо, дуэль, обоюдное ранение и… последующее примирение)… Что касается Алигулу-бея, то тот теперь переживал амурный роман с донной Луизой; несколько лет спустя (25 января 1606 года) дело кончится женитьбой. Он же рассеял подозрения Орудж-бея о причастности бывшего начальника к поджогу конторы, ибо Гусейнали-бея нет в городе и в последнее время Алигулу-бей ни разу его не видел.
Оставалась донна Луиза. Но та была прикована к постели. После падения с лошади и перелома у нее началась гангрена. В одном из разговоров герцогиня с горечью сказала дуэнье Шарлоте: «Он (Орудж-бей) повинен, что искалечена не только нога, но и сердце мое».
