Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, я на многое был готов пойти ради брата моей возлюбленной, но теперь осознание собственной преступности вдруг придвинулось вплотную. Горе, отчаяние, позор возможного разоблачения – все эти призраки, витавшие в тени, отбрасываемой старинным домом, словно бы разом вцепились в меня, и без стыда признаюсь, что моя смелость едва не дала трещину. Последней каплей оказалось письмо, проклятый документ, который станет неоспоримой уликой, если я предстану перед судом. И все же я не решился избавиться от него.
Тем же вечером, около десяти часов, я пришел в Борроу-Клоуз и отдал письмо в руки Эвелин. Когда, возвращаясь, я шел через лес, то в какой-то момент заметил, что за мной следует неизвестный. Все время держась на расстоянии, он проводил меня до самого дома. Думаю, это был полицейский, хотя, конечно, могу и ошибаться. В любом случае, письма при мне уже не было – и кто бы ни следил теперь за мной, вряд ли его личность имела большое значение.
Той ночью я спал тревожно: ощущение приближающейся опасности сделалось почти невыносимым. Но завтра наступила суббота, когда мое время было почти полностью отдано хлопотам, связанным со школой и церковью. В Борроу-Клоуз я смог попасть только к ужину. Тогда же мне удалось увидеться с Эвелин: она сообщила, что чувствует себя немного лучше и уже может сесть за стол со всей семьей. При сэре Борроу мы могли обменяться лишь несколькими словами. Но потом Эвелин вышла на крыльцо, чтобы пожелать мне спокойной ночи.
– Саутби собирается уйти еще до утра, – прошептала она.
– Слава богу, – ответил я, понимая, что никто из нас не сможет долго выдержать этого напряжения.
Вот так мы расстались – и я больше никогда не увидел ее живой. Само олицетворение смелости и чести, благословенна ты меж праведных жен, коим судьба быть жертвой за грехи мужские, мученица, будь оплакана слезами наигорчайшими…
Незадолго до полуночи в доме услышали громкий крик. Сэр Борроу проснулся первым и первым же выбежал в коридор. Эвелин нашли у подножия винтовой лестницы, ведущей вниз из длинной галереи в секретную комнату. Там виднелись следы борьбы. Зазубренная полоса железа лежала на ступеньках у ее ног. Фонарь, который Эвелин, должно быть, принесла с собой, был разбит, и одно из угловых окон восьмиугольной башни тоже было разбито, а вокруг повсюду валялись осколки стекла. Среди них лежала желтая перчатка из тонко выделанной козлиной кожи, внутри которой оказалось несколько золотых монет, общей суммой, как впоследствии было подсчитано, девять фунтов. Фасон, цвет и материал ее соответствовали тем перчаткам, которые носил капитан Кеннингтон.
Из одежды на Эвелин была длинная ночная рубашка и домашний халат поверх нее. Дверь потайной комнаты была открыта, но внутри никого не оказалось: Саутби покинул дом.
Сэр Борроу и Уэльман склонились над несчастной, но ничем не могли ей помочь. Она была уже мертва: ужасная рана на горле лишила ее жизни, должно быть, почти мгновенно.
Естественно, полиция была вызвана немедленно – и служители закона, не теряя ни минуты, принялись прочесывать лесную чащу вокруг усадьбы; все дороги в округе были перекрыты, и по ним сновали автомобильные патрули. Однако ничего не удалось обнаружить: ни следа, ни тени каких-нибудь материальных улик.
Даже капитан Кеннингтон ничем не мог помочь следствию. Я, к своему глубокому удивлению, узнал, что он, выяснив у Эвелин, какой прием его ожидает, все-таки не стал менять своих планов и приехал поздно вечером в субботу, но решил не идти в Борроу-Клоуз на ночь глядя, а остановиться в городке. Прибыл в усадьбу он уже утром – и оно стало для него утром глубочайшей скорби.
И вот я нахожусь здесь, под кровом Борроу-Клоуз, где только что было совершено ужасное злодейство, – а подозреваемых в нем нет. Боже, вразуми нас и помоги найти виновных, дабы понесли они заслуженную кару!
Часть вторая
Само собой разумеется, мы решили пригласить специалиста, способного высказать экспертное мнение о трагедии; это в любом случае должен оказаться некто гораздо более сведущий, чем первый попавшийся полисмен. У меня было на примете несколько человек, однако в действительности выбор оказался удручающе мал. Мне вспомнился следователь, когда-то проявлявший интерес к делу Саутби (вспомнился просто потому, что в памяти всплыла его необычная фамилия – Шрайк). Но он был сейчас вне пределов досягаемости, поскольку, разбогатев, отошел от дел и, обзаведшись собственной яхтой, теперь, говорят, наслаждался спокойной старостью где-то на солнечных островах Тихого океана.
Мой давнишний друг Браун, католический священник в Кобхоле, нередко дававший мне хорошие советы по тем или иным мелким вопросам, сообщил телеграммой, что, как опасается, не сможет приехать даже на час. Единственное, что он добавил, – это фраза, которую, признáюсь, я счел неуместной: мол, ключ к разгадке всей истории в словах «Местер – самый беззаботный весельчак и душа общества».
Суперинтендант Мэтьюз, как и прежде, выглядит довольно впечатляюще в глазах любого, кто имеет с ним дело; но он, конечно, в большинстве случаев ведет себя излишне официально, а в других случаях – слишком уж неповоротлив.
Сэр Борроу, очевидно, был попросту сражен
- Последнее плавание адмирала - Честертон Гилберт Кийт - Классический детектив
- Три орудия смерти - английский и русский параллельные тексты - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Преступление капитана Гэхегена - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Сокровенный сад - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Понд-простофиля - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Алая луна Меру - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Необычная сделка жилищного агента - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Необъяснимое поведение профессора Чэдда - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Страшный смысл одного визита - Гилберт Честертон - Классический детектив
- Преданный предатель - Гилберт Честертон - Классический детектив