Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо было работать под защитой высоких берегов острова. За мысом на нас набросились ветер и волны. Палубу то и дело окатывало водой. Все, кроме капитана, забрались в крохотный кубрик. Здесь тесно, но совершенно сухо. Анатолий спит, растянувшись на койке, слишком для него короткой. Володя читает толстую, потрепанную книгу. Заглядываю снизу на обложку: Стендаль, «Пармская обитель».
* * *
Как-то в серый денек, закончив рисование, мы с Николаем пошли побродить в дальних бухтах. Накануне под вечер налетел сильный ветер, и в мутной воде закачались обрывки водорослей. Из-за горизонта шли тяжелые волны, отголоски прошедшего шторма.
В бухте было пустынно. Только чайки кричали мяукающими голосами, кружась над морем на широко распростертых острых крыльях. В такие дин особенно силен запах моря — важных камней, водорослей, йода. Этот запах и крики чаек вызывают томительное чувство тревоги, острое желание странствий.
Мы брели по влажному песку, машинально оглядывая выбросы. Ничего интересного не было. Все те же ежи, раковины мидий и гребешков.
Перед нами бежала стайка куличков песочников. Они семенили на тонких ножках, поминутно кланяясь и погружая клюв в песок. Волны, нависая над ними, казалось, готовы были обрушиться на маленькие тела, но кулички ловко увертывались от падающего гребня и взбегали на берег, преследуемые по пятам шипящими языками пены. Когда же обессиленная волна отступала, птицы догоняли ее, вытаскивая из разрыхленного водой песка свою добычу — червей и мелких рачков. Чем быстрее мы шли, тем скорее семенили впереди нас изящные пичуги. Наконец они заподозрили что-то неладное, всей стайкой взлетев над водой, описали круг, почти касаясь крыльями волн, и опустились на берег — сзади нас. И снова начался танец с набегающими гребнями.
Незаметно наполз туман. Да и вечер был уже близко. Мы повернули к поселку.
В окнах зажигались ранние огни. С террасы нашего дома доносились голоса. У хозяев неделя ночной смены, и весь день они проводят на огороде и в хлопотах по хозяйству.
Отец, мать и дочь сидели за столом. Яркая электрическая лампа освещала террасу. В ее свете блестели серебряные нити громадной паутины, натянутой между столбами. Еще в первые дни приезда нас просили не трогать крупных пауков, раскинувших свои тенета вокруг дома, в огороде и над окнами. Их здесь считают избавителями от докучливых мух и мошкары, и никто не боится страшного вида этих полезных животных. А мы с Николаем всегда им симпатизировали.
— Садитесь с нами, — гостеприимно предложила Анна Федоровна, придвигая стулья и быстро вытирая полотенцем и без того чистую клеенку. Мы с удовольствием приняли предложение. Сковорода с жареной камбалой и молодой картошкой, миска салата из огурцов и помидоров, хлеб и масло — все казалось очень аппетитным после прогулки по берегу.
У Ларисы был надутый вид и красные глаза. Она сидела, уткнувшись носом в тарелку.
Сергей Михайлович с неудовольствием поглядывал на насупленное лицо дочери.
— Ну, долго ты будешь изображать царевну? — не выдержал он. Лариса молча отвернулась и уставилась на высокую стену кукурузы за террасой.
— Видели? — сказала Анна Федоровна, проворно разливая по стаканам душистый чай. — Вот вам и Лариса. А вы еще за нее заступаетесь. Вырастили дочку людям на смех.
— Да что случилось?
— В магазин к нам привезли хорошее белье. Я скорей побежала, купила ей шелковую рубашку, да такую славную. А барышня наша обиделась, зачем вышивки нет и кружевом не обшита. Ей, видишь, комбинацию надо за пятнадцать рублей. Я-то в ее возрасте что носила? Бывало, всю зиму пряли. Так намнешь пальцы, что все потрескаются и кровь выступит. А мать ткала. Теперь мы из такого холста только кухонные полотенца делаем, посуду вытирать. Шелковое-то белье и по названию не знали. А ей, видишь ты, вышивки и кружева захотелось.
— Да ты вышей сама, — посоветовала я, глядя, как у Ларисы наливаются слезами голубые глаза.
— И смех и грех с ними, — сказал Сергей Михайлович. — Избаловалась молодежь, спасения нет. Не знают они нашей молодости. Вот хотя бы взять нашу семью. Мы жили на материке, от моря далеко. В тайге был небольшой поселок, все украинские переселенцы. И наша семья была не хуже других. Шел двадцать четвертый год или двадцать пятый — словом, мне минуло шестнадцать лет. Гляжу, у других ребят, у моих товарищей, рубахи ситцевые или сатиновые, а у меня домотканая — я говорю про праздничную рубашку. Каждый-то день все носили домашний холст. Вот я выждал, как отец стал в хорошем настроении, и прошу его: «Дай денег на ситец, очень хочется хорошую рубашку». А он мне отвечает: «Даром только колотушки дают. Бери лошадь с телегой, поезжай в тайгу. Наберешь воз винограда — вот тебе и рубашка».
Ну, значит, я собрался, взял топор в телегу, запряг и поехал. Тогда мы виноград добывали так: выберешь лозу, какую побольше, и рубишь дерево, на котором она громоздится. Дерево упало — обираешь виноград. Сейчас, конечно, такой способ кажется диким. Ну, так уж жили.
Весь день мучился, пока набрал полную телегу. А у нас в соседнем поселке был частник. Он скупал виноград. Привез я ему свой воз. Он свешал, дает мне деньги. Все без обмана. А мать посчитала дома, пятака не хватает на рубаху-то. Я опять к отцу. Дай, мол, пятак. Он меня порядком пожучил, а потом полез в карман и достал деньги. Так я эту свою первую рубашку потом сколько времени носил! Только на гулянки да на праздники и надевал. Как сейчас помню, в голубую полосочку и много пуговок на вороте. У нас тогда ребята так носили.
Лариса внимательно слушала рассказ отца, нагнувшись вперед и пристально глядя ему в лицо.
— А другие ребята, — продолжал задумчиво Сергей Михайлович, — те, кто в бедных семьях рос, на всю-то рубашку ситца купить не могли, так, бывало, рубашку со спины сделают из холста, а перед и манжеты из ситца. Под пиджаком-то не видно, что обман. А уж снять его нельзя, засмеют девки. И с обувью то же было. Сейчас все норовят помоднее, да нельзя ли из Москвы, а у нас если было что на ногах, то и слава тебе господи.
Сергей Михайлович задумчиво смотрел вдаль, вспоминая, видимо, далекие годы своей молодости.
В палисаднике стукнула калитка, и легкие шаги прошелестели по дорожке. Над перилами террасы появилось оживленное лицо Ларисиной подружки.
— Добрый вечер, — улыбнулась она, оглядывая нас темными глазами, — Лариска, в кино не забыла?
— Какое еще кино? — вскинулась Анна Федоровна. — Поздно уже, скоро спать пора, а вы в кино.
— Да что вы, тетя Анна, какое же поздно. Всего только девятый час, — удивилась подружка.
- Томек на Черном континенте - Альфред Шклярский - Прочие приключения / Детские приключения / Природа и животные / Путешествия и география
- Пока еще не домашние - Владислав Хлебович - Природа и животные
- Кто есть кто в мире животных - Галина Шалаева - Природа и животные
- Муравей-путешественник - Павел Мариковский - Природа и животные
- Разведение и выращивание домашних мясных голубей - Илья Мельников - Природа и животные
- Жизнь и смерть лососевых рыб на окраинах нашей родины (СИ) - Коркош Владимир Васильевич "Korkosh2016" - Природа и животные
- Жизнь и смерть лососевых рыб на окраинах нашей родины - Korkosh - Природа и животные
- Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина - Зарубежная образовательная литература / Обществознание / Природа и животные
- Серенгети не должен умереть - Бернгард Гржимек - Природа и животные
- Радость, гадость и обед - Хел Херцог - Природа и животные