потребность любого человека, наравне с дыханием и питанием. 
Однако! Ляпнуть слово «сопротивление» невпопад будет подозрительно, а потому:
 — Ваша Честь, — осторожно начал Роман Романович. — Моё первое заявление никак не относится к делу, но я просто не могу смолчать.
 — Что такое? — нахмурился Баскаков.
 — Хочу обратить ваше внимание на отвратительную работу коммунальных служб Мосгорсуда. Перед заседанием мне довелось побывать в уборной на втором этаже и…
 — Роман Романович, суду это не интересно. Переходите к делу.
 — Нет, подождите! Это важно! Театр начинается с вешалки, не так ли⁉
 — Театр, а не суд. И с вешалки, а не с…
 — Так вот! Хочу заявить! Туалетный ёршик в одной из кабин находился в плачевном… нет! В ужасающем состоянии! Как будто бы смываемое дерьмо оказало сопротивление, и его этим самым ершом колотили, — тут Роман Романович обернулся в зал и подмигнул истово охреневающей Воронцовой.
 Наталья Эдуардовна опустила глаза в пол, вздохнула и помотала головой, а вот судья даже бровью не повёл.
 — Роман Романович, я вынужден вынести вам первое предупреждение. Суд не место для подобных…
 — Долой суд! — раздался крик из зала. — Долой Кольцовых!
 Это на задних рядах вскочил на ноги молодой парнишка в сером худи с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. Юношеские прыщи, разноцветные фенечки на запястье и не совсем осознанный взгляд — ну вылитый экоактивист.
 — Долой старые имперские порядки! — продолжил орать парень. — Свободу Апраксиным! — а после вытащил из просторных карманов два увесистых перцовых баллончика, поднял их над головой, зажмурился и начал распылять.
 Пока охрана среагировала и протолкалась сквозь поток убегающих от него людей, весь зал уже заполнился перцовой дрянью. Воцарилась паника. Красноглазые барышни с потёкшей тушью и достопочтенные господа с зарёванными лицами кашляли, хрипели и орали на все лады. А вот репортёры радовались — и то материал.
 Баскаков напоследок постучал молотком, чисто для проформы и в никуда сообщил о том, что слушание переносится на завтра, и тоже двинулся на выход.
 Неразбериха улеглась лишь спустя полчаса.
 Что до парнишки с перцовкой, то… Наталья Эдуардовна заверила Апраксина, что тот не получит никакого наказания. И даже наоборот — за эту свою выходку продвинется по службе в Канцелярии. А сам инцидент повесят на кого-нибудь, кому и без того светит пожизненное. За телевизор в камере, например. Или за хороших соседей.
 А ещё:
 — Завтра такое не прокатит, — сказала Воронцова. — Охрану усилят, так что нужно придумывать что-то новое.
 — Придумаю, — заверил Роман Романович.
 Крики репортёров, чёрная машина с государственными номерами и путь в Мытищи. В пустой квартире на Станционной делать Апраксину было категорически нечего, поэтому он как был в деловом костюмчике, так и отправился на склады Ивашкиных.
 Болтая с Ма ни о чём и попивая чай, Роман Романович скоротал время до портала.
 Ведь при любом раскладе, слушание должно было закончиться в шесть вечера, и они заранее условились с Ярославом, что ровно в семь тот откроет для отца проход со складов в Дракон-Коньячный.
 — Бывайте, — раскланялся Апраксин и ушёл «домой».
 Сами дети появились гораздо позже, чуть ли не к полуночи. Злые, помятые и замученные — точно такие же, как и вчера. Наскоро перекусив, они всей толпой молча сидели у костра и тянули руки к огню. Рожи у всех, — кроме жён Лёхи, само собой, — были красные, как будто бы обмороженные или обветренные.
 Ещё и шубы эти, с которыми они теперь не расставались…
 Судя по всему, в рифте было реально холодно. За что-то же он всё-таки был окрещён «проблемным», верно?
 Однако в то, что именно происходит внутри, Романа Романовича не посвящали. По обрывкам фраз, которыми перебрасывались Ярик, Лиза и остальные, он не мог составить полную картину. Какой-то колокол. Какой-то якорь. Гарпун какой-то. Чушь, если одним словом.
 Допытаться по мысленной связи у драконов тоже не получалось. Те уже второй день подряд выматывались в чепуху, и как только попадали в Дракон-Коньячный, сразу же ложились отсыпаться.
 — А мы выиграли ещё один день, — попытался завести разговор Роман Романович.
 — Молодец, бать.
 — А у вас там как дела?
 — Хреново, бать.
 — А чего так?
 — Забей, бать.
 — Ну вы же справитесь?
 — Наверное, бать, — вздыхал Ярослав и повторял: — Наверное.
 Вот и всё.
 Вот и вся беседа.
 Затем тревожный короткий сон, побудка и портал в Академию, где уже ждала Воронцова.
 На второй день сотрудники Тайной Канцелярии не придумали ничего умней, чем симулировать у Романа Романовича сердечный приступ.
 — Это я могу, — заверил Апраксин. — Меня в детстве в артисты пророчили. Ах, как я играл в школьных спектаклях! Как играл! Моего ежа, должно быть, до сих пор не переплюнули.
 — Какого ежа?
 — Из «Теремка», само собой. Я ёж! — Роман Романович воздел кулаки к небу. — Меня голой рукой не возьмёшь!
 Короче говоря, план был хорош. А чтобы лишний раз не бесить Баскакова, разыграть спектакль было решено как можно раньше, не дожидаясь слова обвинителя.
 — Как только услышишь что-то максимально несправедливое, сразу же хватайся за сердце, — дала своё наставление Воронцова.
 За триггер Роман Романович выбрал слова судьи: «передать попечительство над детьми в пользу Сергея Серафимовича Кольцова».
 — А-а-а! — вскрикнул он, скривил лицо, обеими руками упёрся в трибуну и начал хватать ртом воздух, делая вид что никак не может продохнуть. Короче говоря, не «ай-ай-ай» и руку на грудь, а вполне себе правдоподобное иммерсивное представление.
 Далее Роман Романович изобразил головокружение. Он отвернулся от судьи и сделал пару неуверенных шагов к выходу, дескать, ему так плохо, что уже на всё насрать и ему срочно нужно на воздух, ну а затем его «повело» назад.
 Шатаясь, Апраксин свалился сам и повалил трибуну.
 Порвал пиджак, до крови расшиб локоть, а после так и остался лежать и таращиться по сторонам, пока его под руки не увела бригада Скорой Помощи. Один из врачей, к слову, был подозрительно похож на вчерашнего паренька с перцовыми баллонами.
 Короче говоря, ни у кого из присутствующих не возникло мысли о том, что всё это была постанова.
 — Талантище! — улыбнулась Наталья Эдуардовна, уже поджидавшая его в машине.
 Сегодня дети дома не ночевали, но Ольга сказала, что они заходили на обед. Быстренько поели, отогрелись и погнали обратно в рифт. Конкретики никакой опять не дали, однако