в темноте вскоре раздался голос Хадиджи: 
— Аиша, я сожалею, но Аллах свидетель, никаких уловок с моей стороны не было. Как же мне хотелось, чтобы у меня хватило мужества! Надеюсь, что отец изменит своё мнение.
 Аиша задавалась вопросом — что же в этих её словах правда, а что — притворство, и рассердилась, заслышав в её голосе нотки сожаления, но вынуждена была повторить тем же тоном, которым разговаривала, сидя совсем недавно рядом с матерью:
 — Ну зачем же сожалеть, ведь отец не допустил никакой ошибки, не был несправедлив, и спешка ни к чему!
 — Но это уже второй раз, когда твоё замужество откладывается из-за меня!
 — Мне абсолютно не о чем сожалеть.
 Многозначительным тоном Хадиджа сказала:
 — Однако на этот раз всё не так, как в первый раз.
 Девушка с молниеносной скоростью поняла, что стоит за этими словами, и сердце её забилось в мучительной тоске, заливаясь горькими слезами, слезами любви. Та скрытая ото всех любовь выходила наружу при одном только упоминании её с сожалением или умыслом, вроде того, как рана или фурункул появляются от прикосновения или даже подозрения. Она уже собиралась заговорить, но от волнения не могла проронить ни слова, ибо у неё перехватило дыхание от страха, что голос выдаст чувства. Тут Хадиджа вздохнула и сказала:
 — Вот из-за чего я так расстроена и сожалею. Однако Господь наш великодушен, и нет такой беды, после которой не было бы облегчения. Может быть, если ты будешь терпеливо ждать и надеяться, то судьба твоя будет иной, нежели то, что кажется.
 Всеми фибрами души своей Аиша закричала: «О, если бы так оно и было!», однако язык её промолвил:
 — Мне всё равно, и это гораздо проще, чем ты полагаешь.
 — Надеюсь, что так… Я очень сожалею, Аиша.
 Тут неожиданно открылась дверь и показался силуэт Камаля в тусклых лучах света, проникавшего из дверной щели. Хадиджа нервно закричала на него:
 — Зачем ты явился сюда и чего тебе надо?
 Протестуя против такого холодного приёма, оказанного ему сестрой, мальчик сказал:
 — Не ругай меня и не кричи…
 Он бросился на кровать и сел на колени между ними обеими, затем незаметно положил правую руку на одну сестру, а левую — на другую, и начал их щекотать, создавая благоприятную почву для разговора, вместо той, которую предвещал ему холодный приём Хадиджи. Однако они отдёрнули его руки и друг за дружкой сказали:
 — Сейчас тебе самое время спать. Иди ложись.
 Он раздражённо воскликнул:
 — Я не уйду, пока не узнаю ответ на свой вопрос, ради которого я и пришёл сюда!..
 — О чём ты хочешь спросить в такой поздний час?..
 Меняя интонацию, чтобы получить от них ответ, он спросил:
 — Я хочу знать, покинете ли вы этот дом, если выйдете замуж?..
 Хадиджа закричала на него:
 — Подожди до свадьбы!..
 Он упрямо спросил:
 — Но что же такое свадьба?
 — Как мне тебе ответить на это? Я же не вышла ещё замуж… Иди уже и спи, да не навредит тебе шайтан…
 — Я не уйду, пока не узнаю.
 — Любимый мой, положись на Аллаха и оставь нас.
 Он печально сказал:
 — Я просто хочу знать, покинете ли вы дом, если выйдете замуж?..
 Она с досадой сказала:
 — Да, господин мой… Что ты ещё хочешь?
 Он с тревогой произнёс:
 — Тогда не выходите замуж…. Вот чего я хочу…
 — Слушаем и повинуемся…
 Он снова с бурным протестом сказал:
 — Я не выдержу, если вы уедете далеко отсюда, и буду молить Аллаха, чтобы вы не вышли замуж…
 Хадиджа закричала:
 — Твои слова, да Богу в уши… Давай, давай… Да почтит тебя Аллах. Пожалуйста, оставь нас, и до свидания…
  27
 В доме стояло ощущение, что он погружён в эту гнетущую атмосферу, но при этом соблюдает выходной, когда можно при желании и отдохнуть, и насладиться дуновением невинной свободы, вдали от посторонних глаз. Камаль полагал, что завтра он будет в состоянии посвятить хоть весь день играм в доме или на улице. Хадиджа и Аиша спросили, можно ли и им провести часок вечером вместе с Мариам у неё дома в веселье и забавах. Эта безмятежность не была результатом окончания угрюмых зимних месяцев и наступления первых признаков весны, намекающих на тепло и улыбки, дело было совсем не в весне, это не она подарила этому семейству ту свободу, которой оно было лишено всю зиму. Всё вышло естественно и само собой — как результат отъезда господина Ахмада в Порт Саид по торговым делам, призывавшим его каждые несколько месяцев уезжать на день-два. Так получилось, что хозяин дома уехал утром в пятницу, и для всех членов семьи это стало официальным выходным… Их желания перекликались от жажды свободы в безопасной, лишённой всяких ограничений атмосфере, которую неожиданно создал отъезд отца из Каира. Однако мать колебалась и из-за желания дочерей, и из-за каприза сына, ибо стремилась сохранять привычный образ жизни семьи, и соблюдала границы в отсутствие их отца так же, как и когда он был дома, из страха перечить ему, а ещё больше — из-за убеждения в том, что его строгость и жёсткость будут очень велики. Она не знала, что и сказать, но тут вмешался Ясин и подсказал:
 — Не противьтесь Аллаху… Мы ведь живём такой жизнью, которой больше ни у кого нет. Но я хотел сказать кое-что новое… Почему бы вам не прогуляться?!.. Что вы все думаете о таком предложении?!
 Все устремили на него удивлённые глаза, однако никто не проронил ни слова. Они, равно как и их мать, что смотрела на него