«Кровавых дел не утаите от взора народного; настанет срок — народ предъявит счет и заставит отвечать сполна; прекратите, пока не поздно!..»
Полиция рыскала по всему городу, но без толку.
И все же сидеть без дела Петру Петровичу не хотелось. Успокаивал себя словами Огнева: время снимет подозрения, если они есть, усыпит настороженность Хельмана и Муркина.
Редким посетителем был теперь Калачников у военного коменданта Шелонска. Тревожные вести, полученные Хельманом о поражении немецких войск под Москвой, лишили его покоя. Он долгое время не упоминал о Волошках, не интересовался докладами профессора о том, как тот намечает вести парниковое хозяйство. В самый интересный момент Хельман вдруг обрывал Калачникова, вызывал фельдфебеля и отдавал ему приказание об усиленной охране комендатуры или требовал на просмотр почту и сердито махал рукой, давая понять, чтобы Калачников удалился. Шелонск был сравнительно далеко от Москвы, но подмосковный кошмар лишил коменданта привычной самоуверенности; поговаривали, что у него стоят наготове упакованные чемоданы.
Разве в таком состоянии до Волошек и парникового хозяйства в Шелонске!
Но вот газеты стали писать о стабилизации фронта под Москвой, о том, что дни блокированного Ленинграда сочтены, и снова ожил Хельман. И хотя у него не было прежнего энтузиазма, он опять расспрашивал Калачникова о Волошках, о Лесном. Кто-то предложил ему быть компаньоном по производству целлюлозы и бумаги. Загоревшись коммерческой идеей, Хельман сразу же вызвал к себе Петра Петровича и потребовал информации о лучших лесных массивах. Калачников показал эти леса на карте, долго хвалил их, а потом притворно вздохнул:
— Замечательная древесина, да там, говорят, партизаны.
Комендант долго смотрел на карту, затем в лицо Калачникову, потом поверх его головы. Нервно произнес:
— Партизанам скоро капут.
Петру Петровичу показалось, что комендант не верил в свои слова, что произнес он их потому, что иного сказать было нельзя.
К Хельману не могло вернуться полностью его спокойствие — слишком велико было потрясение: гитлеровскую армию еще нигде не били таким смертным боем, как под Москвой. И это произошло в то время, когда казалось, что Москва, наподобие Парижа, запросит пощады и под стенами русской столицы можно будет разыграть трагедию Компьенского леса, но еще более унизительную и позорную для побеждаемых. А ныне отборнейшая армия фюрера лежит на полях и в лесах Подмосковья, запорошенная снегом, вместе с танками, пушками, автоматами — армия, которую Гитлер готовил к самому внушительному параду в истории Германии.
Есть отчего лишиться сна!..
А вьюга мела и мела, как будто небо решило истратить на Шелонск всю зимнюю норму снега. Как-то выглядит сейчас могила «рыцаря» Адольфа Коха, оборудованная два дня назад по экстренному заданию Хельмана? Комендант ждал из Германии свою невесту и потому старательно продумал все детали. Могилу украсили березовый крест, рогатая каска, мраморная плита с надписью. Скромно? Шарлотте можно объяснить, что солдат всегда хоронят скромно, а Адольф Кох был верным солдатом фюрера. Недовольна? Нужен иной памятник? Он будет. Пожалуйста!
Петр Петрович думал о том доверии, которое оказал ему комендант Хельман, и нисколько не удивился: все это было естественно. Кому можно доверить тайну с фабрикацией могилы? Своим сородичам-немцам? А если они выдадут его, Хельмана, Шарлотте? Нет, не видать ему тогда ни Шарлотты, ни богатства, единственной наследницей которого она стала после гибели отца и брата.
Кстати, что из себя представляет невеста коменданта Шелонска? Петру Петровичу нужно явиться к Хельману по вызову. А Шарлотта соизволила прибыть сегодня утром. Наверное, удастся ее увидеть, если только она не отдыхает после утомительной дороги.
2
Калачников закутался потеплее, поднял воротник, поверх шапки повязал шарф, вначале хотел натянуть на руки шерстяные перчатки, но передумал и надел рукавицы из белой длинноволосой овчины.
Как только открыл дверь, ветер чуть не свалил с ног: хорошо, что успел вовремя схватиться за скобу. Идти было трудно: ноги глубоко проваливались в снег. Тучи низко нависали над городом, и полдень напоминал поздние сумерки, когда уже следовало зажигать огни.
К счастью, комендатура была недалеко. Отряхнувшись от снега, Калачников осторожно постучал в кабинет. Ответил мягкий женский голос по-немецки:
— Войдите!
Если бы Петр Петрович не относился предвзято к потомству покойного Коха, девушка могла произвести приятное впечатление: у нее были темные волосы, которые красиво ниспадали на черное платье; нос тонкий, аккуратный, словно выточенный; щеки смуглые, тонкой кожи. А брови — черная ниточка, не шире. Не уловил лишь Петр Петрович выражения маленьких прищуренных глаз: хитрые, жестокие или ласковые, добрые?
— Кто это, Ганс? — спросила Шарлотта, слегка подергивая аккуратными плечиками.
— Профессор селекции, — ответил с ласковой улыбкой Хельман.
— Ах, этот самый! — произнесла она лениво.
Конечно, она не поздоровалась и не улыбнулась. Этого и не ожидал Калачников: разве допустима такая слабость по отношению к народу, который вот-вот как уверял фюрер, будет побежден! Шарлотта долго смотрела ему в глаза, потом плотно сжала губы и отвернулась. Спустя минуту она уже сидела в кресле Хельмана, подперев маленьким кулачком подбородок.
— Скажи ему, Ганс, — начала она певучим голосом, — что я в этом Шелонске пробуду месяца два. В самое ближайшее время я хочу иметь свежие овощи и самые красивые здешние цветы!
— Профессор отлично говорит по-немецки, — осторожно прервал ее Хельман. — Выполнимо это, господин профессор?
Петр Петрович подумал о том, что сейчас самое время напомнить о парниках и оранжерее, ведь строить их будут военнопленные, в недалеком будущем бойцы партизанского отряда. Все надо обещать!
— Будет сделано, мадам, — изысканно вежливым тоном произнес он.
— Еще не мадам, — сухо обрезала Шарлотта.
— Прошу прощения, — тихо сказал Калачников.
— Итак, в конце февраля — овощи и цветы! — решительно заявил Хельман.
— Будут… — Петр Петрович посмотрел на Хельмана: — Позвольте просить вас отрядить военнопленных. Нужно немедленно приступать к строительству парников. Время не ждет.
Хельману в присутствии невесты хотелось показать и свой авторитет, и полноту власти, и желание сделать для Шарлотты все, вплоть до невозможного, И он произнес равнодушно:
— Да, я отдам распоряжение. Послезавтра вы получите рабочую силу.
