который частенько сталкивался с Алёной в княжеском тереме и по её поведению не мог не заметить, что она пользуется особым расположением Игоря. Сочувствуя Ефросинье, Вышеслав пытался вразумлять Игоря, говоря ему, что не по-христиански это – при живой жене любовницу заводить.
Но Игорь был глух к увещеваниям друга.
Однако вскоре произошли события, невольно сблизившие Игоря и Ефросинью.
Миновал год с той поры, как Святослав Всеволодович собирал князей идти ратью на галицкого князя. И вот изгой, из-за которого едва не вспыхнула кровавая распря, неожиданно объявился в Новгороде-Северском.
Игорь встретил своего шурина, сидя на троне, в окружении бояр. Здесь же находились Игоревы ближние дружинники и воеводы. Только что отсюда уехали послы черниговского князя, которые предостерегли Игоря, чтоб не шёл он супротив старших братьев и не пускал к себе сына Ярослава Осмомысла, коему уже отказали в приюте волынский и суздальский князья.
Отъехали черниговцы в свою вотчину, а Владимир Ярославич тут как тут, едва в воротах городских не столкнулся с послами черниговского князя.
– Рад видеть тебя, брат, – обратился Игорь к незваному гостю. – По нужде ты здесь иль по доброй воле?
– Челом тебе бью, Игорь Святославич, – с поклоном произнёс Владимир. – Гоним я ныне отовсюду. Коль ещё и ты меня прогонишь, то хоть к половцам беги. К милосердию твоему взываю и заклинаю тебя любовью сестры моей, с коей ты в супружестве живёшь.
Владимир опять поклонился. То же самое сделала его немногочисленная свита.
– Откуда путь держишь, друг мой? – спросил Игорь.
– Из Киева, – ответил Владимир, – от тестя своего многобоязненного.
От Игоря не укрылась неприязнь в голосе Владимира.
– Что же не приютил тебя Святослав Всеволодович?
– Для жены моей и сына нашлось место во дворце у Святослава, а мне было велено убираться на все четыре стороны. Опасается Святослав гнева отца моего, который и ляхов, и князя волынского, и князя суздальского застращал, чтоб меня на порог не пускали. – Владимир горько усмехнулся. – Иной в изгойство попадает, поскольку братьев много имеет, а уделов на всех не хватает. Иной отца рано потеряет, а дядья его все города и земли меж собой поделят. У меня же братьев нет, лишь сестра. Отец жив-здоров, а я вот – в изгоях.
– Не печалься, брат, – промолвил Игорь. – Я тебя не прогоню. Живи у меня сколь душе угодно. Я родство наше помню, и Ефросинья тебе будет рада.
У несчастного Владимира после этих слов на глазах навернулись слёзы. Он, запинаясь от волнения, стал выражать своему свояку искреннюю благодарность.
Игорь покинул трон и, шагнув к Владимиру, прижал его к себе.
Благородный поступок Игоря одобрили далеко не все его приближённые. Среди бояр были такие, кто страшился гнева галицкого князя.
– Войско у Ярослава Осмомысла несметное, что делать станем, ежели он войной на нас пойдёт? – выговаривали они Игорю. – Не будил бы ты лихо, князь. Не пускал бы к себе Владимира. Пущай он едет в Смоленск иль в Полоцк либо куда подальше!
Высказал свои опасения Игорю и воевода Бренк:
– С огнём играешь, княже. Великим князьям вызов бросаешь! Сие не понравится Святославу Всеволодовичу. Из-за тебя Ярослав Осмомысл на всех Ольговичей ополчиться может. Тесть твой ныне в такой силе, что возжелает и не быть Святославу на столе киевском!
– Между двух жерновов руку суёшь, княже, – вторил Бренку гридничий[78] Вышата. – Не выстоять нам ни против Галича, ни против Киева!
Но Игорь не изменил своего решения: он был уверен, что отец на его месте поступил бы так же.
Только два человека восхищались поступком Игоря: Вышеслав и Ефросинья.
И месяца не прожил в Новгороде-Северском изгнанник Владимир, как из Киева прибыл боярин Кочкарь – гонец своего князя.
Для разговора с Кочкарём Игорь пригласил лишь Вышеслава и тех бояр, что не желали подчиняться Киеву. Таких было всего трое.
Кочкарь в сопровождении двух знатных мужей вступил в княжеский покой и недовольно повёл бровями, увидев при Игоре всего четверых советников. Без должного почтения встречают здесь послов киевского князя!
С этого и начал Кочкарь разговор, обращаясь к Игорю:
– Не по чину встречаешь ты, княже, послов великого князя киевского, который тебе вместо отца. Забываешь, что Киев – славнейший град на Руси, соперник Константинополя! А князь киевский среди всех князей русских старший, к слову его сам митрополит прислушивается. Мы же не последние люди при князе киевском…
– Полно тебе, боярин, – прервал Кочкаря Игорь, – как бы высоко ни задирал ты голову, ноги твои всё равно по грешной земле ступают. Говори, с чем пожаловал.
Кочкарь ещё больше нахмурился.
– Господин мой Святослав Всеволодович молвит тебе так, Игорь Святославич, – с угрозой в голосе произнёс он. – Укажи путь от себя Владимиру Ярославичу, а нет, так Святослав с братом Ярославом научат тебя покорности.
Кочкарь хотел было что-то добавить, но Игорь хлопнул ладонью по подлокотнику и резко вымолвил:
– Нам Киев не указ! В своих уделах правим, своим разумом живы.
Бояре Игоревы заёрзали на скамье, угрозы посла задели их за живое.
– Не стращай нас, боярин!
– Иль князь наш не волен поступать по справедливости?!
– Передай Святославу, посол, ловит волк, но ловят и волка! – прозвучали их недовольные голоса.
Понял Кочкарь, что угрожать бесполезно, поэтому сменил тон на более миролюбивый.
– Святослав Всеволодович о твоём же благе печётся, княже, – заговорил он, глядя Игорю прямо в глаза. – Иль не ведомо тебе, сколь бывает страшен в гневе Ярослав Осмомысл? Может ведь так случиться, что ныне ты князь, а завтра в грязь. Вот от чего желает уберечь тебя, княже, твой старший брат.
– С тестем своим я сумею договориться, – уверенно промолвил Игорь. – Пусть князь киевский не суёт нос в мои дела!
– Ой, гляди, княже, как бы твои дела не стали головной болью для всех Ольговичей, – предупредил Кочкарь.
Не скрывая своего недовольства, покидали Новгород-Северский посланцы Святослава Всеволодовича.
«На высокой горе засел Игорь, небось думает, что галицкий князь там до него не доберётся!» – зло усмехался в душе Кочкарь, оглянувшись на княжеский детинец, будто парящий над тесными городскими улочками, крепостными валами и стенами, над всей округой, пестреющей соломенными кровлями деревенек, затерянных среди полей и дубрав.
* * *
Ефросинья на правах сестры допытывалась у брата, за что озлобился на него отец.
– Почто батюшка гонит тебя отовсюду? – спрашивала она. – Правду сказывай, Владимир.
Присутствовал при этом разговоре и Игорь.
Собственно, это по его просьбе Ефросинья учинила брату такой допрос. Игорю хотелось понять, откуда возникла такая ненависть у отца к сыну.
– Ты же знаешь, Фрося, что у отца была наложница Настасья, –
