Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аббат, прихрамывая, вышел из исповедальни, укутавшись в церковную парчу. Сын Марии Рыжей подбежал к нему, чтобы взять его под руку, и тот пожаловался, что у него разошелся ревматизм в коленях и в пояснице. Его духовная дочь подошла к главному алтарю, опустилась на колени позади бразильца и начала читать псалмы и молитвы из Последования к святому причащению.
Аббат начал было облачаться, но тут командор встал и пошел по направлению к ризнице, бросая взгляды на Марию; ему удалось разглядеть лицо, освещенное целым снопом изломанных солнечных лучей, которые, проникая через жалюзи, трепетали и сверкали на металлической поверхности позолоченных паникадил. Он не узнал бы ее при встрече. Это лицо когда-то было гладким и розовым, словно лепестки роз, еще влажные от росы прекрасного утра. Щеки были округлые и тугие — в этом чувствовались здоровье, сила, свежий воздух и солнце, которое осмугляет кожу и греет кровь.
Теперь она была худощавой, угловатой и мертвенно-бледной — такими бывают статуи святых, созданных художником, вдохновленным их мученическими подвигами; но здесь умерщвляемая плоть освещалась божественной красотою души, и эта женщина становилась святой в глазах этого мужчины.
Он вошел в ризницу и дрожащим голосом спросил священника:
— Сеньор аббат! Я прошу вас перед тем, как вы пойдете в алтарь, позвать сюда вашу духовную дочь.
— Сюда?! — с изумлением воскликнул аббат. — Но ведь она так застенчива...
Он думал, что командору хочется просто-напросто поближе увидеть женщину, чья печальная история так растрогала его.
— Ничего, — возразил бразилец, — она непременно должна прийти сюда прежде, чем вы причастите нас, сеньор аббат.
— Ах, вот как! — взглянул на него аббат. — Ну что ж, извольте...
И, подойдя к порогу ризницы, окликнул дочь Силвестре.
Она вошла удивленно и робко. Ее сын, все еще державший ризу, в которую должен был облачиться священник, выронил ее, руки его повисли как плети, он словно окаменел, а на лице его застыло выражение глубокого интереса к происходящему.
Тут командор вручил аббату сложенный вдвое и запечатанный лист бумаги и попросил его прочитать то, что там написано. Священник попросил Белшиора принести очки, надел их дрожащими руками, подошел к окну и, взглянув на подпись, сказал:
— Но ведь это подпись его высокопреосвященства архиепископа Брагаского!.. Я ее знаю...
Он поднял глаза и начал читать:
— «Предлагаем аббату церкви во имя Пресвятой Богородицы, находящейся в нашей епархии (округ Вила-Нова-де-Фамаликан), без предварительного оглашения совершить таинство брака между женихом и невестой совершенных лет...»
Тут аббат внезапно смолк, широко раскрыл глаза, поднял очки на лоб, потер пальцем веки, снова надел очки и, обращаясь к сыну Марии, сказал:
— Мальчик мой, что за имена проставлены на этой бумаге?
Юный плотник прочитал:
— «...между женихом и невестой совершенных лет — Белшиором Бернабе, сыном неизвестных родителей, и Марией Лопес, законной дочерью Силвестре Лопеса и...»
— Что это значит? — воскликнул аббат. — Господи! Что все это значит?
— Белшиор Бернабе — это я, — сказал юноша с самым искренним изумлением.
— Белшиор Бернабе — это твой отец, сын мой! — воскликнул командор, обнимая его; одновременно он взял руку Марии и прижал ее к груди, а затем поднес к своим пылающим губам и со слезами прошептал: — Это я, несчастная моя Мария! Это я, бедный подкидыш!..
Она испустила пронзительный, радостный крик — так кричат заключенные, так кричат навеки лишенные чести, неожиданно увидевшие прорезавший мрак небесный свет и восстановление своей чести. Она хотела убедиться, что это он, она ощупывала его лицо, но свет в ее глазах и ясность ее сознания помутились. Она просила света, просила Бога, чтобы он не дал ей умереть, и без чувств упала на грудь к Белшиору.
Мария заслужила свое счастье — она была святая: двадцать лет она безропотно терпела обиды и не восставала ни против неумолимой жестокости отца, ни против безмолвия небесных сил. Она уповала на Бога, уповала всегда. Она призналась, что мечтала именно об этом — о появлении Белшиора и о восстановлении своего доброго имени.
Она рассказала обо всем этом аббату, супругу и сыну у дверей храма, и старик с мокрым от слез лицом сказал:
— Дети мои! Я вас крестил, я вас и обвенчаю. А вы похороните меня: ведь у меня нет никого на свете.
Белшиор Бернабе в качестве приданого своей жены потребовал загон для быков, построенный на месте того дома, куда его принесла и где согрела его на своей груди ткачиха. Здесь, где когда-то был приют чистой молитвы, теперь стоит особняк, где живут такие же божественные чувства, только они стали еще более глубокими благодаря счастью, обретенному в любви. Особняк командора Бернабе виден издалека; ну а на близком расстоянии и внутри особняка пышность архитектуры и обстановки исчезают в свете бессмертного творения человека — добродетели. Здесь живет и ушедший на покой аббат церкви во имя Пресвятой Богородицы; его разбил паралич, но каждое утро Белшиор-младший переносит его с постели на кресло, которое сам же ему и сделал; юноша не стал отказываться от своего призвания к плотничьему ремеслу и сейчас мастерит для своего старичка новое кресло на колесиках и пружинах.
ЛАНДИМСКИЙ СЛЕПЕЦ
Перевод А. Богдановского
ВИКОНТУ ДЕ ОУГЕЛА[97]
Будемте друзьями, какими были наши отцы,
и пример, который они нам подали,
подадим нашим детям
I
Тринадцать лет тому назад, душным августовским вечером, в этом самом кабинете, на этом диване сидел Ландимский слепец. Черты его никогда не изгладятся из моей памяти. Ему было тогда пятьдесят пять лет, но далеко не всякий мужчина сохранил бы и к сорока годам столь нелегко прожитой жизни такую стройную и крепкую фигуру. Выражение его лица говорило о том, что в душе у него царит мир и что он в ладу со своею совестью. Он был широк в плечах; его ровное и глубокое дыхание свидетельствовало о том, что у него здоровое сердце и легкие. Затененные стекла очков в тяжелой
- Письма молодому романисту - Варгас Льоса Марио - Разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Обломов - Иван Александрович Гончаров - Разное / Русская классическая проза
- Фиеста - Эрнест Миллер Хемингуэй - Зарубежная классика
- Победивший дракона - Райнер Мария Рильке - Зарубежная классика / Классическая проза / Разное
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Пират - Аргирис Эфтальотис - Разное
- Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника - Иван Сергеевич Тургенев - Разное / Русская классическая проза
- Последний сон - Майя Анатольевна Зинченко - Периодические издания / Русская классическая проза / Разное