Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После обсуждения вопроса в политбюро в первых числах марта 1940 года Берия направил Сталину подробное письмо с предложением дела военнопленных офицеров «рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».
Берия писал, что «все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю… Они пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти».
Сталин написал на письме Берии — «за». Вопрос был решен. Его оформили решением политбюро от 5 марта 1940-го:
«1. Предложить НКВД СССР:
1) дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,
2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.
2. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения — в следующем порядке:
а) на лиц находящихся в лагерях военнопленных — по справкам, представленным Управлением по делам военнопленных НКВД СССР;
б) на лиц арестованных — по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.
Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе Меркулова, Кобулова, Баштакова».
Меркулов и Кобулов были заместителями Берии.
Леонид Фокиевич Баштаков, бывший счетовод-конторщик, в день, когда политбюро приняло окончательное решение, был произведен в майоры госбезопасности и назначен начальником 1-го спецотдела НКВД (учет и статистика). Этой тройке предстояло подготовить расстрельные списки и их утвердить.
Через два дня в Москве в наркомате внутренних дел началась серия совещаний с руководством трех лагерей и начальством конвойных войск, которые усилили охрану пленных.
Дела на пленных поступали в Москву, обрабатывались в первом спецотделе НКВД, на их основе составлялись расстрельные списки, которые передавались на утверждение Берии и Меркулову. В основном этим занимался Меркулов.
Польские офицеры уже были приговорены к смерти, но не подозревали об этом. Начальники лагерей получали списки, которые оформлялись как наряды на вывоз пленных, и отправляли обреченных людей поездом в город. Начальникам Калининского, Харьковского и Смоленского областных управлений НКВД присылали приказ о приведении приговоров в исполнение.
В каждом подобном случае пленных привозили во внутреннюю тюрьму УНКВД. Расстреливали в камере, обитой кошмой, чтобы не было слышно. Расстрелом руководил начальник комендантского отдела НКВД. Делали это по ночам. Все было просто: пленного приводили в камеру, надевали на него наручники и стреляли ему в голову. Расстреливали из немецких «вальтеров» — их отправили из Москвы целый чемодан.
Трупы на грузовиках вывозили за город и закапывали в районе дач областного НКВД: сюда чужие люди не зайдут. Часть пленных из Козельского лагеря расстреляли прямо в Катынском лесу. Эти братские могилы и обнаружили потом немцы, заняв Смоленск.
Начиная с 1 апреля 1940 года, каждый день в лагеря поступали списки на несколько сотен человек. После каждого расстрела в Москву лично заместителю наркома Меркулову шла короткая шифротелеграмма такого, скажем, содержания: «Исполнено 292». Это означало, что за ночь расстреляли 292 человека.
К концу мая расстреляли 21 857 человек. Эту цифру в марте 1959 года назвал, ознакомившись с опасными документами, новый председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин в написанном от руки особо секретном письме Хрущеву.
Обнаружив массовые захоронения расстрелянных поляков, немцы были счастливы: какой прекрасный аргумент в борьбе за мировое общественное мнение! Эксгумацией трупов и идентификацией останков занимались не только немцы, но и польские патологоанатомы по просьбе польского Красного Креста.
В ответ в Советском Союзе была создана комиссия под председательством академика Николая Ниловича Бурденко, главного хирурга Красной армии и первого президента Академии медицинских наук. Она утверждала, что это немецкая провокация, на самом деле поляков расстреляли сами немцы. Единственным реальным аргументом комиссии Бурденко было то, что всех поляков убили из оружия немецкого производства.
Комиссии Бурденко на Западе не поверили, но Россия была союзником в борьбе с Гитлером, поэтому на преступление в Катынском лесу просто закрыли глаза. В Нюрнберге, где судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала.
Правда, польское правительство в эмиграции допытывалось у Молотова: а куда делись офицеры, взятые вами в плен? В тот момент поляки вновь стали союзниками. Одна часть поляков из бывших военнопленных воевала вместе с Красной армией, другой части разрешили уехать из Советского Союза, и они сражались вместе с англичанами. Что же касается тех, кого расстреляли, то Сталин велел Молотову ответить, что исчезнувшие польские офицеры убежали куда-то в сторону Китая. Он мог позволить себе такой хамский ответ, потому что твердо решил, что никакие эмигранты к власти в Варшаве больше не придут: новое польское правительство может быть только просоветским.
О Катыни заговорили после войны. В социалистической Польше это было запретной темой, но польская эмиграция хотела узнать судьбу двадцати двух тысяч соотечественников. Рассказы уцелевших поляков, дневники пленных, найденные при раскопках в Катынском лесу, документы захваченного немцами архива Смоленского обкома партии позволили установить, что с ними произошло. В Москве твердо решили ни в чем не признаваться и держались до последнего.
Вот характерный пример. 15 апреля 1971 года на заседании политбюро принимается решение «О представлении МИД Англии в связи с антисоветской кампанией вокруг так называемого „Катынского дела“».
Советскому послу в Лондоне дается указание:
«Посетите МИД Англии и заявите следующее: по имеющимся у посольства сведениям телевизионная компания Би-Би-Си намеревается показать подготовленный ею враждебный Советскому Союзу фильм о так называемом „Катынском деле“. К этому же времени приурочено опубликование в Англии клеветнической хниги о Катынской трагедии.
Английской стороне хорошо известно, что виновность гитлеровцев за это преступление неопровержимо доказана авторитетной специальной комиссией, которая провела на месте расследование этого преступления тотчас же после изгнания из районов Смоленска немецких оккупантов.
В 1945–1946 годах Международный военный трибунал в Нюрнберге признал главных немецких военных преступников виновными в проведении политики истребления польского народа и, в частности, в расстреле польских военнопленных в Катынском лесу.
В этой связи не может не вызывать удивления и возмущения стремление некоторых кругов в Англии вновь вытащить на свет инсинуации геббельсовской пропаганды с тем, чтобы очернить Советский Союз, народ которого своей пролитой кровью спас Европу от фашистского порабощения…»
Все документы о расстрелах хранились в КГБ. Это досье было опечатано с предостерегающей пометкой: «Вскрытию не подлежит».
3 марта 1959 года председатель КГБ Александр Шелепин обратился к Хрущеву с предложением уничтожить учетные дела расстрелянных польских офицеров, которые для советских органов «не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции со всеми нежелательными для нашего государства последствиями. Тем более, что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия.
Для исполнения могущих быть запросов по линии ЦК КПСС или советского правительства можно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР, которая осудила указанных лиц к расстрелу, и акты о приведении в исполнение решения троек. Эти документы незначительны и хранить их можно в особой папке».
Основные документы были уничтожены, а оставшиеся, включая записку Берии Сталину, решение политбюро о расстреле от 5 марта 1940 года и письмо самого Шелепина, хранились в запечатанном пакете в личном сейфе заведующего общим отделом ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко. Получив повышение, он передал пакет в VI сектор общего отдела, который ведал архивом политбюро. Эти документы показывали Андропову и Горбачеву, когда они становились генеральными секретарями.
- Август 1991. Где был КГБ - Олег Хлобустов - История
- История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг. - Николай Платошкин - История
- Лубянка, ВЧК-ОГПУ-КВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ 1917-1960, Справочник - А. Кокурин - История
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Комитет 300 - Джон Колеман - История
- Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов - История
- Реформа в Красной Армии Документы и материалы 1923-1928 гг. - Министерство обороны РФ - История
- Краткий курс истории ВКП(б) - Комиссия ЦК ВКП(б) - История
- Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова - Валентин Антонович Сидак - Военное / История
- История привлекательности. История телесной красоты от Ренессанса до наших дней - Жорж Вигарелло - Прочее домоводство / История / Публицистика