Бакунин пожал плечами:
– У меня с античной литературой в детстве было плоховато. Так или иначе, все это не имеет значения. Я основатель анархизма новейших времен. Даже Маркс это признавал. Возможно, тайные власти вернули меня потому, что я известен.
– Не хочу вас огорчать, – заметил Цицерон, – но вряд ли можно оспорить то, что я известен гораздо больше.
Бакунин вздохнул. Его воодушевление улетучилось.
– Наверное, вы правы. Но факт остается фактом: мы живем в русской усадьбе, а не на римской вилле. Как вы это объясните?
– Может быть, у них под рукой не оказалось других декораций, – сказал Цицерон.
В безмолвной русской усадьбе времени было не определить. Цицерон и Бакунин, словно призраки, проплывали по коридорам, через спальни, через кухню, где не было съестных припасов. Порой Бакунин принимался рассказывать Цицерону о своих надеждах на будущее человечества, о сомнениях в Марксе, о восхищении Фихте и, самое главное, о преклонении перед великим Гегелем. Он говорил о неизбежности наступления анархизма, о необходимости упразднения аристократии, буржуазии и, наконец, пролетариата.
Цицерон не пытался полемизировать. Бакунин как будто не воспринимал взвешенных доводов. Чувство логики у него отсутствовало напрочь. И все же Цицерон ощущал некий трагизм, цельность, детскость в этом измученном и отчаявшемся человеке. Но тем не менее тяготился его обществом. Большую часть времени он стал проводить в просторных комнатах второго этажа.
Бакунин нередко отправлялся в долгие прогулки по лесам. Вернувшись, он падал на кушетку и смотрел в окно на заснеженные березы.
На стене, обращенной к кушетке, висело длинное зеркало в вычурной позолоченной раме. Однажды, когда Бакунин, по своему обыкновению, лежал, зеркало затуманилось. Затем наполнилось светом, который постепенно угас и сменился черно-белым изображением мужского лица.
– Как у вас идут дела, Михаил? – спросил Мерчисон.
– Превосходно, превосходно, – сказал Бакунин. – Но не пора ли нам за работу?
– О чем вы?
– Я сделал выводы. Мне очевидно, что вы из будущего, которое наконец достигло зрелости и признало неоспоримость моей теории. Заверяю вас, что готов проводить консультации, но, во исполнение моих принципов, я отказываюсь возглавлять любое правительство и вообще принимать участие в его деятельности.
– Так вот, значит, что вы обо всем этом думаете.
У Бакунина засияли глаза.
– Я понял, что наконец получил признание! Моя грандиозная теория воплотилась в жизнь! Наконец-то она принята человечеством и восстановлена в правах!
– Боюсь, вы все не так поняли, – сказал Мерчисон. – В качестве работоспособной политической теории ваш анархизм примерно так же полезен, как снегогенератор на Северном полюсе. Анархизм – это что-то из курса наших студентов-политологов. Может быть, слишком жестоко так вам говорить, но лучше сразу уяснить положение вещей.
– Если моя теория не пользуется влиянием, почему вы вернули меня к жизни?
Мерчисон не мог назвать Бакунину реальную причину. Симулякрам не понять причудливой смеси государственных и деловых соображений, которые определяют выбор конкретного персонажа.
– Вы представляете исторический интерес для ряда наших ученых, – сказал Мерчисон.
– Понятно. И что я должен делать?
– Ничего особенного. Просто побеседовать с некоторыми людьми.
Бакунин рассмеялся:
– Всем вам только этого и надо. Просто небольшая беседа. Расскажите нам кое-что. Но вопросы продолжаются и продолжаются, и они не кончатся, пока ты не предашь самого себя, не обвинишь друзей и не поступишься всеми своими принципами.
– Все не так, – сказал Мерчисон. – Я говорю о нескольких непринужденных разговорах в приятном обществе образованных мужчин и женщин.
– Конечно, они всегда используют именно этот типаж. Думаете, я не понимаю, о чем идет речь?
– Кто эти «они», которых вы постоянно упоминаете?
– Разумеется, ЧК, тайную царскую полицию.
Мерчисон застонал:
– Послушайте, Михаил, вы все понимаете неправильно. И вообще, все эти дела уже давно в прошлом.
– Это вы так говорите!
– Черт возьми, Михаил, вы знаете, что мы вернули вас к жизни. Любые интересующие нас секреты мы могли бы взять прямо из вашей головы. Вы это понимаете?
Бакунин поразмыслил:
– Да, похоже на правду.
– Тогда давайте сотрудничать?
– Нет, – сказал Бакунин.
– Почему?
– Потому что я Бакунин. Я указываю путь, я готов погибнуть, но я не вступаю в сговор.
– Отлично, – пробормотал Мерчисон. – Просто замечательно. Михаил, послушайте, это для меня очень важно. Если бы вы мне помогли, я бы сумел многое для вас сделать.
– Я понимаю, что вы сильны. Очевидно, в каком-то смысле способны возвращать к жизни мертвых.
– Да.
– Я буду с вами сотрудничать, – сказал Бакунин.
– Спасибо, я знал, что вы…
– Если вернете мою Антонию.
– Прошу прощения?
– Мою жену, Антонию. Вряд ли вы слышали об этой простой женщине родом из маленькой сибирской деревни[1]. Она примирила меня с жизнью.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Мартин. – Тем временем подготовьтесь к вашему первому интервью.
– Только когда здесь появится Антония.
Мерчисон потерял терпение:
– Михаил, я могу вас выключить так же легко, как включил. Для вас это будет равносильно смерти.
– Вы называете это жизнью? – вдруг язвительно расхохотался русский. – Нет уж, отправляйтесь обратно к царю, или на кого вы работаете. Скажите ему, что Михаил Бакунин, призрак, валяющийся на кушетке, в пространстве, которого не существует, в своей новой жизни не признает его власти так же, как не признавал в прежней.
В свое время президент Соединенных Штатов назначил Мерчисона директором по маркетингу программы симулякров. Мерчисон умел осваивать новые рынки и разрабатывать способы применения излишков сельскохозяйственной продукции, которую Америка, несмотря на положение страны третьего мира в современной глобальной экономике, продолжала производить. Это был человек дела.
Но работа с электронными призраками – чем, по сути, и были симулякры – часто ставила его в тупик. Например, когда один призрак захотел, чтобы Мерчисон доставил ему другого призрака по имени Антония.
– Что еще за Антония, какая у нее фамилия? – спросил Симмс.
– Да понятия не имею, – ответил Мерчисон. – Надо в книжках поискать. Или в базах данных.
– Я поищу, – сказал Симмс, – но не питайте больших надежд.
Два часа спустя ответ был готов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
