Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При всем его богатстве — хам. Под внешней вылощенной манерностью, под внешним благородством живет хам. […] Если бы он ушел просто, без этого хамства, то не была бы разбита во мне вера в него А теперь — чем он для меня отличается от Приблудного? — такое же ничтожество, так же атрофировано элементарное чувство порядочности: вообще он это искусно скрывает, но тут в гневе у него прорвалось. И что бы мне Катя ни говорила, что он болен, что это нарочно — все это ерунда. Я даже нарочно такой не смогу быть. Обозлился на то, что я изменяла? Но разве не он всегда говорил, что это его не касается? Ах, это было все испытание?! Занятно! Выбросить с шестого этажа и испытывать, разобьюсь ли?! Перемудрил! Конечно, разбилась! […] Меня подчинить нельзя. Не таковская! Или равной буду, или голову себе сломаю, но не подчинюсь. Сергей понимал себя и только. Не посмотрел, а как же я должна реагировать — истории с Ритой,[140] когда он приводил ее сюда и при мне все это происходило, потом, когда я чинила после них кровать. […] И после всего этого я должна быть верной ему? Зачем? Чего ради беречь себя? Так, чтобы это льстило ему. Я очень рада встрече с А.[141] […] Пускай бы Сергей обозлился, за это я согласна платить. Мог уйти. Но уйти так, считая столы и стулья — «это тоже мое, но пусть пока остается» — нельзя такие вещи делать. […] А А. не имел никаких причин верить мне, было все, за что он мог только плохо ко мне относиться (Галина Бениславская не скрывала, что любит Есенина. — Л. П.), и он все же ничем не оскорбил меня. […] «Спасибо, спасибо», — хотелось сказать ему тогда, в последнюю встречу».
С. Виноградская вспоминала: «Когда между ним и Бениславской произошел разрыв, Есенин понял, что потерял ценнейшую опору в жизни — он вышел из ее комнаты и в коридоре сказал себе вслух: «Ну, теперь меня никто не любит, раз Галя не любит»».
Есенин предпринимает еще одну попытку получить квартиру для себя и сестер — снова отказ. И он (вместе с сестрами) переезжает к С. А. Толстой.
Мысль жениться на Софье Андреевне появилась у Есенина почти сразу после знакомства с ней. Однако он долго колебался. С одной стороны, такой «династический» брак: великий русский поэт Сергей Есенин женится на внучке великого русского писателя Льва Толстого — льстил его самолюбию. Но… было только одно маленькое «но»: как женщина она его совершенно не привлекала. Скорее даже наоборот. «Я поднял ей подол, а у нее ноги волосатые», — жаловался он А. Берзинь… И тут же стал говорить о том, как он будет справлять свадьбу, кого позовет и т. д. Если с Дункан была гремучая смесь тщеславия и подлинного чувства, то тут — только тщеславие и… решение жилищной проблемы.
Запись в дневнике Галины Бениславской: «Он [Есенин] такая же б…, как француженки, отдающиеся молочнику, дворникам и пр. Спать с женщиной противной ему физически, из-за фамилии и квартиры — это не фунт изюму. Я на это никогда не смогла бы пойти. Я не знаю, быть может, это вино вытравило в нем всякий намек на чувство порядочности. Хотя, судя по Кате [Есениной] эта расчетливость в нем органична».
Жених то и дело распевал свою недавно написанную «Песню»:
Есть одна хорошая песня у соловушки —Песня панихидная по моей головушке.
Цвела — забубенная, росла — ножевая,А теперь вдруг свесилась, словно неживая:
Думы мои думы! Боль в висках и темени.Промотал я молодость без поры, без времени.
Лейся песня звонкая, вылей трель унылую.В темноте мне кажется — обнимаю милую.
За окном гармоника и сиянье месяца,Только знаю — милая никогда не встретится.
Я оцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?В молодости нравился, а теперь оставили.
Потому хорошая песня у соловушкиПесня панихидная по моей головушке.
А Софья Андреевна была полна самых радужных надежд. Однажды на вечеринке у Гали Бениславской (когда Есенин приходил, у нее не хватало духа выгнать его, пьяного, — даже после ссоры) на вопрос Анны Абрамовны Берзинь: «Вы действительно собираетесь за него замуж?» — ответила: «Да, у нас вопрос решен». Анна Абрамовна заметила, что Есенин очень болен и ему нужно лечиться, а не жениться. На что Толстая уверенно заявила, что непременно вылечит его от пьянства. (Святая простота! Она надеялась излечить алкоголизм любовью!) Словно в подтверждение своих слов, Софья Андреевна подошла к жениху и нежно провела рукой по его лбу. Он отстранил ее руку, зло посмотрел, неожиданно выпалил: «Б…» и добавил нечто уж совсем «трехэтажное». (Есенин очень гордился, что посоревноваться с ним в матерщине может только один человек — Алексей Толстой.) Невеста отнеслась к этому совершенно спокойно: «Он очень пьян и не знает, что делает». На что Берзинь резонно заметила, что Есенин последнее время почти не бывает трезвым. Но Толстая стояла на своем: «Он перестанет пить».
Вскоре, однако, она в тревоге позвонила Берзинь: Сергей пьет, скандалит, ушел из дома. Разыскала его Анна Абрамовна (Толстая не знала злачных мест). В ресторане «Ампир». Он лежал на полу, среди битой посуды, весь в блевотине и, казалось, без сознания. Но Анна Абрамовна знала его не первый день. Она подошла и строго сказала: «Сережа! Если ты сейчас же не встанешь, я уйду, а тебя заберет милиция». Он приподнялся, открыл глаза и позволил себя увести.
Она отвезла его к жене. Хорошо, если в это время дома была только Софья Андреевна, а что если к ней зашла мать — известная «толстовка» Ольга Константиновна Толстая, пребывавшая в неописуемом шоке от такого зятя? Уже после смерти Есенина М. Волошин попытается объяснить ей: «Лирика ведь это непосредственность и искренность. И ум, и строгая моральная требовательность к себе, необходимые человеку, часто вредят лирической непосредственности. В меньшей степени — все это было в жизни Блока. Я помню его в периоды его пьянства и уличных шатаний. У Блока это было меньше. А у Бальмонта едва ли не больше, едва ли не безобразнее».
Через какое-то время снова звонок: «Есенин громит квартиру». Пришлось приехать. Она увидела, что в квартире все перебито, вплоть до люстр. Все стекла на фотографиях Льва Николаевича превращены в осколки. Оказывается, Есенин норовил чем-нибудь тяжелым угодить в портрет и кричал при этом: «Надоела мне борода, уберите бороду!» Софья Андреевна хотела подойти к Есенину и, хотя Берзинь уговаривала ее этого не делать, настояла на своем. Вдруг раздался крик. Анна Абрамовна побежала туда, откуда он доносился, и застала такую картину: Есенин лежит на кушетке, а Софья Андреевна стоит, закрыв лицо руками, из-под которых течет кровь. Он перешиб ей переносицу. Пришлось вызывать врача.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Крестный путь Сергея Есенина - Геннадий Александрович Смолин - Биографии и Мемуары / Литературоведение / Публицистика
- Лики Есенина. От херувима до хулигана - Алексей Елисеевич Крученых - Биографии и Мемуары
- Воспоминания комиссара Временного правительства. 1914—1919 - Владимир Бенедиктович Станкевич - Биографии и Мемуары / История
- Впечатления моей жизни - Мария Тенишева - Биографии и Мемуары
- Опыт революционной борьбы - Эрнесто Гевара - Биографии и Мемуары
- Москва в судьбе Сергея Есенина. Книга 2 - Наталья Г. Леонова - Биографии и Мемуары / История
- Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г - Борис Маркус - Биографии и Мемуары
- Крушение империи - Михаил Родзянко - Биографии и Мемуары
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Максим Северин - Биографии и Мемуары