они произведут на нас плохое впечатление), и все селение ожидало его в школе целый день. Депутат так и не приехал.
– Он извинился только три месяца спустя, через одного из руководителей Крестьянского объединения, который ездил в Ла-Пас, – кончила свой рассказ жена коррехидора.
Солнце стало припекать. Я решил пройтись по селению. Собравшиеся ожидали стоя. Мужчины держали шляпы в руках и в волнении крутили их, перехватывая за поля; женщины прикрывались одеялами, хотя жара все усиливалась; некоторые прижимали к себе детей, словно стараясь защитить их.
– Командир сейчас придет, – сказал я.
Рядом со мной встал Херонимо.
– До того, как Командир будет беседовать с вами, мы хотели бы вас кое о чем спросить. Я задам вам несколько вопросов, – обратился Херонимо к толпе. – Прошу вас говорить правду и ничего не бояться. Когда здесь были солдаты?
Голос Херонимо прозвучал громко и ясно, но ни один человек не шевельнулся, ни один не подал вида, что слышал вопрос. Херонимо повторил его, на этот раз несколько энергичнее, и при этом картинно потряс винтовкой.
По толпе пробежал испуганный шепот.
– Несколько дней назад, – сказал наконец учитель, сияя дружеской улыбкой.
– Сколько именно? – спросил Херонимо, глядя мимо него на собравшихся.
– Шесть, – ответила какая-то женщина.
– Пять, – поправил ее мужчина и втянул голову в плечи, как будто хотел ее спрятать.
– Много их? – поинтересовался Херонимо.
– Гораздо больше, чем вас, – сказал учитель, явно довольный не то тем, что солдат больше, не то тем, что знает такие подробности.
– Мы здесь не все. Мы никогда все не показываемся на людях, – пояснил Херонимо, на этот раз пристально поглядев на учителя, но тот не отвел глаз.
Солнце тем временем успело подняться еще выше и жгло нам макушки. Некоторые женщины, слегка робея, стали скидывать с плеч одеяла, служившие им накидками.
– Они говорили, куда направляются? – спросил Херонимо.
Об этом никто ничего не знал.
– Они ушли в ту же сторону, откуда пришли, – сказала одна женщина.
– Куда же? – спросил Херонимо.
– Вон туда, – показала женщина.
– На юг, – уточнил учитель, снова очень довольный собой.
– Они вам что-нибудь говорили?
– Обещали вознаграждение, если что-нибудь расскажем. А мы никто ничего не знали. Только всякие слухи насчет вас. Еще они сказали, что, когда вас разобьют и в стране, наконец, воцарится спокойствие, они придут и построят нам школу попросторней, – сказал учитель.
Херонимо окинул нас быстрым взглядом. У него был несколько утомленный вид, несмотря на то что он обладал недюжинной физической силой.
– Они сказали, что вы нас оберете до нитки, – выпалил кто-то в толпе, кто – мы не разобрали.
– И что в бога не веруете и в пресвятую деву тоже, – добавила какая-то старушка, смерив нас презрительным взглядом.
Немногочисленные молодые парни глядели на нас с полным безразличием. Они стояли кучкой с краю площадки.
– Не хотите ли вы сообщить нам что-нибудь важное, что-нибудь такое, что может нам помочь? – обратился я к толпе.
Мне показалось, что никто меня не слушает.
Вдруг, совершенно непонятно, откуда и как, перед Херонимо возник мальчонка и с улыбкой воззрился на него. Херонимо нагнулся и взял ребенка на руки.
– В школу ходишь? – спросил он громко, будто специально, чтобы слышали все.
– Нет, я помогаю отцу в поле, – ответил мальчик.
Хоронимо взглянул на собравшихся.
– Мы не хотим вас обманывать. Мы не хотим говорить вам ни о боге, ни об ангелах. Мы сражаемся за этих вот детей, – сказал он, заметно волнуясь.
Я ушел с собрания и отправился в дом коррехидора. Командир все еще спал. Хозяйка приготовила ему горячий завтрак и ожидала во дворе, беседуя с кем-то из наших.
– Долго вы пробудете здесь, в нашем селении? – спросила она меня. Увидев встревоженный взгляд своего товарища, я понял, что тот же вопрос она уже задавала ему.
– Он сам решит, – сказал я, кивнув головой на комнату, где отдыхал Командир.
– Как бы мой муж не помер от страха там, в горах, – сказала она нежным голосом, которого никто не мог предположить в такой рослой и сильной женщине.
Вошел Дарио. В руках у него была пачка денег. Он показал ее хозяйке.
– Нам нужна провизия и одежда, – сказал он. – Мы за все заплатим.
– Постараемся найти, что можно, – пообещала женщина.
Я вошел в комнату, в которой спал Командир. Остановился возле кровати и не мог отвести от него глаз. Новые глубокие морщины прорезали его лицо. Меня снова охватило чувство восхищения им. Борода его, всегда чистая, почти не скрывала глубоких скорбных складок и выражения усталости. Спал он тяжелым сном, по временам нервно подергивая головой. Его руки, тонкие и белые, несмотря на жизнь в походных условиях, отдыхали по бокам, как нежные голубки. «Ради такого человека стоит принести себя в жертву», – сказал я себе.
Хотя я даже не шелохнулся, Командир внезапно, но совершенно спокойно открыл глаза. Сев на кровати, он со слегка виноватой улыбкой сказал мне:
– Видно, я порядком устал, раз заснул.
– Не торопитесь. Для вас готов завтрак, – сказал я.
– Никак у тебя не получается говорить мне «ты», – заметил Командир, поднимаясь.
Хозяйка внесла в комнату завтрак. Командир с улыбкой взялся за него. В глазах женщины я заметил искорки восхищения этим человеком, которого она на несколько часов пригрела в своем доме.
Когда Командир позавтракал, мы отправились на собрание. По дороге он расспрашивал меня, что произошло за это время.
– В общем, они тоже сбиты с толку, – сказал он, улыбаясь. – Это какая-то небывалая погоня. Преследователи прибывают раньше, чем преследуемые, затем возвращаются вновь, так и идет по кругу, – добавил он.
Собравшиеся тихо переговаривались. Казалось, что они больше не боятся плохо одетых улыбающихся бородачей. Херонимо показывал парнишке какую-то деталь винтовки. Все замолчали, как только мы подошли и поднялись на небольшое возвышение, с которого Командир должен был говорить.
– Добрый день, – сказал он, подняв руку для приветствия.
Никто не отозвался. Учитель стал пробиваться вперед: такой спектакль нельзя было пропустить.
– Благодарю вас за сведения, которые вы сообщили моим товарищам. Они нам пригодятся, – начал Командир. – Мы не хотим причинять вам ни малейших неудобств и покинем селение, как только отдохнем и запасемся самым необходимым. Никаких грабежей не бойтесь. Относительно этого можете быть совершенно спокойны. За все, что мы возьмем из продуктов или одежды, будет уплачено. Я не допускаю среди своих товарищей никаких злоупотреблений. Мы боремся за справедливость, поэтому никогда не начнем своего дела с несправедливости. Мы боремся за вас, хотя вам кажется это странным. Мы добиваемся человеческих, достойных условий жизни для вас и ваших детей, для всех боливийцев. Мы хотим,
