остер топор, да сук зубатый.
— Сука ты, а не сук! — изо всех сил рявкнул окончательно потерявший самообладание Кроханов. — Я такое тебе устрою, что будешь… волочить бедное существование, вот что будешь!
У Николая сжались кулаки. Эх, садануть бы Кроханову между глаз, да так, чтоб искры из них посыпались! Помолчал, укрощая себя, но от грубости не удержался:
— Вас, Андриан Прокофьевич, давно били? Что в Макеевке в ресторане — это мне известно, а вот…
— Сука! — повторил Кроханов в расчете, что Балатьев выполнит свое намерение, и тогда… Тогда ему несдобровать. Фонарь под глазом не такая беда, как этот распроклятый бузотер. С ним надо разделаться навсегда. — Ну, что ж ты пасуешь? — явно провоцировал он. — Ишь, молодец против овец… Испужался?.. Может, аверьяновки нюхнешь для подхрабрения?
Какое-то время они разглядывали друг друга, как быки перед схваткой. Николай боялся, что гнев замутит сознание и, только свершив поступок, он поймет, что произошло. Во избежание этого пружинисто поднялся и выскочил в приемную.
На него во все глаза смотрела насмерть перепуганная Светлана.
Ничего не сказав — двумя-тремя словами ничего и не расскажешь, а задержаться он не мог, — Николай прошел мимо нее, погрозив пальцем, — жест, которого Светлана так и не поняла.
Выйти вслед за ним в коридор она не решилась — в любую минуту директор мог вызвать ее. И действительно, вскоре раздался звонок. Кроханов наказал ей дать команду на конный двор, чтобы подали выезд.
К саням он подошел с верным своим спутником в дороге — с пухлым портфелем, в котором всегда был лабораторный спирт. Водворив драгоценный груз на мягкую подстилку, неожиданно вернулся в приемную.
— Найди своего… идиота… немедленно и предупреди, что я поехал добывать котел. Так что пусть он со своими телеграммами вой попридержит. Как бы не на почту помчал. Ступай туда. — Не увидев у Светланы никакого желания выполнить наказ, сказал примирительно: — Одевайся быстренько, подброшу.
В валенки Светлана влезть не успела, голову покрыть тоже, только накинула шубенку и со всех ног помчалась за Крохановым.
Дежурная уже выписывала последнюю квитанцию, когда, подбежав к Николаю, Светлана тихо передала слова директора и добавила от себя:
— А мне кажется, пусть идут. Отношения у тебя сложились острые, это из текста телеграмм ясно. Пусть там узнают о новых подробностях деятельности Кроханова — пригодится. А находчивость и требовательность тебе в актив запишут.
Несмотря на свою житейскую неопытность, Светлана довольно трезво оценила обстановку, и Николай на секунду замешкался, не зная, как поступить. Но жаловаться было не в его натуре, да и необходимость в этом, как ему показалось, отпала. Приблизил губы к холодному Светланиному уху.
— Пойми, мне не запись в актив нужна, мне до зарезу котел нужен. Вот если он не сделает — запущу.
Дежурная заупрямилась, когда Николай попросил вернуть телеграммы. Номера поставлены, квитанции выписаны, надо было раньше думать.
— А я денег не заплачу, — сказал Николай.
— А я милицию вызову, — пригрозила дежурная.
Пришлось обратиться к заведующему почтой. Благообразный, вежливый, с наружностью сельского попика мужчина сначала принял сторону дежурной, но, ознакомившись с текстом посланий, передумал, вернул телеграммы.
— Что это он вдруг перестроился? — задал самому себе вопрос Николай, когда вышли из здания.
— Кто? Кроханов или этот?.. — отозвалась Светлана.
— Этот…
Сняв с себя кашне, Николай набросил его на голову Светланы, завязал под подбородком.
— Наивненький ты мой! Крыша почты чьим железом крыта? Заводским. Кто крыл? Заводские кровельщики. Понял, что, не приняв такие телеграммы, окажет директору немалую услугу. — Упрекнула: — А все же напрасно ты не послушал меня. С противником надо вести превентивную войну, а ты занял оборонительную позицию.
На следующий день жители поселка увидели необычное зрелище. По улицам медленно двигались расписные сани, в которых важно восседал директор, а за ними запряженные цугом лошади тащили водруженный на мощные полозья, наспех вытесанные из бревен, котел локомобиля, освобожденного от всех движущихся частей — колес, маховика и прочей механики.
Заинтересовался этой процессией и Баских, увидевший ее из окна своего кабинета. Надев полушубок и шапку-ушанку, он выскочил из райкома и, чтобы не задерживать расспросами движение, подсел в сани к Кроханову.
Лицо у Кроханова одрябло от выпитого, глаза все еще были мутные.
— Откуда, куда и зачем? — Баских решил сразу выяснить все его интересовавшее.
Кроханов судорожно сглотнул, подавляя изжогу.
— Везу вот недоумка твоего из петли вытаскивать. Мазут будем паром разогревать. — Он не упускал случая попрекнуть секретаря райкома в пристрастии к Балатьеву и по возможности накапать на него.
— Где взял?
— В колхозе. В аренду до молотьбы дали.
— Дорого обошлось?
— Не больно. Три литра спирта, ну и железа подброшу.
— А если учесть, что полтора ты сам наверняка выглотал, то и вовсе пустяк. — Баских метнул на Кроханова открыто неприязненный взгляд и соскочил на дорогу.
Буквально через день Николай горько пожалел о том, что не внял совету Светланы — не отправил телеграммы. В цехе на доске объявлений был наклеен — не кнопками прикреплен, как обычно, а именно наклеен — новый приказ директора. Что отважился составить его Кроханов самолично, можно было установить по красотам стиля, но смысл был достаточно ясен и даже убедителен.
«Пункт 1. За обморожение мазута, что вызвало его недоставаемость из баржи и недоставляемость к печам, что вызвало у них слабый ход и уменьшенную выплавку, объявить начальнику цеха т. Балатьеву Н. С. строгий выговор.
Пункт 2. За исправление положения, что выразилось в подании предложения подать пар через колхозный локомобиль, заместителю начальника цеха т. Дранникову Р. К. объявить благодарность с премированием месячным окладом и отрезом из шевиота.
Пункт 3. Бюро рационализации срочно подсчитать премию от этой рационализации и предъявить к выплате т. Дранникову Р. К.».
Потуги на лапидарность, несмотря на крайне неприятное содержание приказа, вызвали у Николая неудержимый приступ веселости. И хотя стоять у доски и захлебываться от смеха было неприлично, он ничего не мог поделать с собой. Его буквально переламывало пополам.
Кто-то приблизился к нему сзади, дружески взял за локоть. Это был Вячеслав Чечулин.
— Я, Николай Сергеевич, откровенно скажу, и подойти к вам боялся, думал, сшибет вас с ног этот приказ. А вы… Правильно делаете. Наплюйте и разотрите. А Кроханова к едрене фене. Мы-то знаем: котел требовали вы, это ваша мысль. А где достать его — директора забота, тем более что он по всей округе шарит. Про локомобиль вы знать не могли, и вам не в упрек.
— Я и плюю, — вытирая слезы смеха, беспечно отозвался Николай, подумав, однако, что действия Кроханова — очередная подсечка, и довольно крепкая. За строгим выговором
