орехов — половина. Когда покупатели рассосались, перед тем, как уходить в поле, сестра похвасталась:
— Вот это жара, я понимаю! Это не ставрида по сто рублей!
Она зашагала по дорожке, зазывая покупателей из перехода, а я заметил движущегося за ней парня в кепке и спортивках. Она остановится — он тоже. И вдруг гопник обернулся, скользнул взглядом по мне. Пока он ничего делать не собирался, просто пас нас. Наверняка ведь работает не один, и скоро придут его подельники. Пора валить. Не дай бог ограбят, у меня ж, помимо наторгованного, деньги зашиты в потайных кармашках!
Или подельники уже здесь? Я повернулся, выискивая подозрительных парней, и тут над самым ухом раздалось:
— Торгуем в неположенном месте?
Я вздрогнул. Передо мной стояли два молодых мента, один веснушчатый, аж золотой, второй — азиатской наружности.
— Я внук Шевкета Джемалдинова, — отчеканил я.
Борис икнул, выпрямился и шагнул ко мне в поисках защиты.
— Девушка с вами? — рыжий кивнул на Наташку.
Мы с Борисом переглянулись и ответили одновременно:
— Нет!
Если Наташку отмажем, хоть что-то сохранится. Менты — хуже гопоты, обшмонают так, что копейки не утаишь. Черт, черт, и еще раз черт! Вот тебе и свои менты! Выходит, вертели они деда, как танцор — партнершу! А я набит деньгами, как Буратино, ведь мы не заходили домой, и все с собой! Сэкономили, блин, время! Надо было самому к деду рвануть, это ведь рядом совсем, вот я осел! Вот олух жадный!
Наташка увидела, что на нас наехали менты, поставила корзинку на землю. Молодец, правильно: если что, скажет, что это не ее. Гопарь, который нас пас, поплелся прочь, воровато оглядываясь и сплевывая. Свернул за пятиэтажку.
— Пройдемте, молодой человек, — сказал азиат.
— Права не имеете. Мы несовершеннолетние, — сказал я, пятясь. А ведь они, по идее, не должны меня преследовать, хватит им товара моего, там тысяч на десять осталось.
Рыжий взял ящики с орехами и абрикосами, азиат пособирал пустые и коробки. Картон-то им зачем? Во пылесосы. Переглянувшись, менты расхохотались.
— Дед просил за вами приглядеть. Вас уже пасти начали, — объяснил рыжий.
— А так подумают, что мы вас упаковали, — добавил азиат. — И отстанут.
Я не сдержался и вполне по-взрослому выругался, матерно выражая недовольство, что незачем было так пугать. Менты второй раз грянули смехом. Скрипнув зубами, я жестом поманил Наташку. Она уперла руки в боки, топнула и покрутила пальцем у виска.
Ничего страшного, не потеряется, и ей ничего не угрожает: гопника-то спугнули.
Борис все еще держался за мою рубашку. Даже когда менты сгрузили ящики возле деда, не отпустил. Дед-то пока еще чужой человек, которого он несколько часов как знает.
— Спасибо, парни, — кивнул дед, отсыпал обоим абрикос.
Менты для приличия отказались, но потом забрали.
Спустя минуту прибежала раскрасневшаяся Наташка, мы все ей объяснили, и она успокоилась. Осторожно пересчитала деньги и осталась довольной. То, что заработала на рыбе и кофе, сестра тоже взяла с собой: на оптовых рынках, на том же Черкизоне, вещи дешевле, чем у нас. Дома она только ботинки купит, а тут и на джинсы может хватить.
Еще два часа — и все распродано. Половина четвертого, и мы свободны! До квартиры идти всего ничего.
— Ну что, молодежь, — потер руки дед, — мыться, отдыхать, а вечером — в центр?
Борис подпрыгнул на месте.
— Да! А правда, что где-то там над дорогой огромный экран с рекламой? Как в фильме?
— Правда, — кивнул дед.
— И в 'Макдональдс сходим? — спросила Наташка. — Он же где-то в центре? У меня деньги есть, чтобы вы не думали…
Какие они все-таки дикие! Это мне после той Москвы, где все сенсорно-электронное, ничего не страшно, а у них, наверное, истерика случилась бы, окажись они там. А всего-то времени прошло!
Осталось килограммов пять орехов, немного порченых абрикосов и давленая шелковица. Ради тысячи мы решили не стоять, собрали это все богатство и отправились домой, да не донесли: я заметил двух мальчишек, копающихся на мусорке, и отдал абрикосы им. О, сколько радости было!
Наблюдающая за мной Наташка качнула головой:
— Дались они тебе? Всех не накормишь.
— Всех — нет, а этих — вполне.
Всю дорогу дед расспрашивал что кому нравится, на кого кто хочет поступать, и я поймал себя на мысли, что не знаю. И в четырнадцать лет не знал. Вот Наташка и Боря счастливые, у них есть увлечения, а я — кто?
Как ни крути, вышка нужна, причем желательно — связанная с иностранными языками. Или на экономический идти? Что там есть интересного, международного? Бесплатно туда в девяностые не пробиться, каким башковитым бы я ни был, но к тому времени я накоплю достаточно.
Мы свернули к хрущовкам, где жил дед. Наташка повертела головой по сторонам и сказала:
— О, а тут, как у нас в городе! А возле метро — и дорога огромная, и много больших домов…
— Ты еще МКАД не видела, — улыбнулся я и объяснил: — это дорога такая вокруг Москвы. Ее просто так не перейдешь. Как говорится, редкая бабка добежит до середины МКАДа.
Дед захохотал — по-мальчишечьи азартно, запрокинув голову.
— Почему? — не сообразил Борис.
— Собьют, — объяснил я. — Там машины быстро едут и сплошным потоком.
— Вот и наш дом, — сказал дед, останавливаясь возле подъезда. — Добро пожаловать!
Мы вошли внутрь, поднялись.
Дед отпер дверь, и я первым переступил порог. Ощущение было, словно в последний раз я гостил тут пару месяцев назад. Все было на местах, только комната была заставлена раскладушками, уже застеленными бельем.
— Давайте в душ, потом пообедаем, вы часок вздремнете — и в центр, — предложил дед. — Он никуда от нас не денется, а темнеет после двенадцати, времени погулять предостаточно.
— Чур я первая в душ! — Наташка сняла кроссовки, подаренные бабушкой, и преградила путь Борису.
— Давай сразу в центр! — попросил он. — Ну, поедим, и — туда!
— Да! — поддержала его Наташка, запираясь в ванной.
И тут дед проявил характер, припечатав:
— Если не поспите два часа, никаких гулянок!
А сам отправился на кухню разогревать картошку с мясом. Пока брат и сестра плескались я, помыв руки, нарезал огурцов и помидор и попросил:
— Расскажи, за что ты того козла грохнул. Ну,
