Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неисправимый Пальмерстон послал новую депешу своему послу в Испании, поручив ему передать королеве Изабелле совет сменить правительство, если она хочет избежать народных волнений. Ответ не заставил себя ждать. 22 мая английского посла выслали из Испании.
Не придав этому никакого значения, Пальмерстон сохранил тот же командный тон и в отношениях с Португалией. «Доведите до сведения королевы и португальского правительства, что если из-за своей политики они окажутся в трудном положении, то пусть не рассчитывают ни на какую поддержку Англии, ни на какую!» — писал он своему послу. Виктория резко осудила его действия, которые сочла «оскорбительными для лорда Джона Рассела, правительства, государства и для нее лично». На сей раз премьер-министр принял сторону королевской четы и заявил, что послы Англии за рубежом должны избегать каких-либо контактов с политическими партиями, выступающими против власти своих монархов: «Подобное поведение должно рассматриваться как недружественное и несправедливое по отношению к иностранному государю, а также как недальновидное и наносящее ущерб нашим интересам». Пальмерстон согласился переписать депешу, но задержал ее отправку на целых две недели. В очередной раз Альберт был вне себя от негодования.
А в Лондоне вновь подняли голову чартисты. Они требовали мест в палате общин для представителей рабочего класса. Фридрих Энгельс уезжал из Манчестера в полной уверенности, что там вот-вот вспыхнет революция, которая из Англии перекинется на Европу, сметет буржуазию, установит бесклассовое общество и уничтожит частную собственность. «Союз коммунистов» пока еще не вышел из подполья. Энгельс и Маркс только что закончили работу над его «Манифестом». Между тем этот текст уже начал ходить по рукам. В марте Карл Маркс переехал в Париж, где вместе с женой Дженни, тремя детьми и их нянькой поселился в маленькой гостинице на улице Грамон. Там же в ту пору проживал и Герцен, приехавший из России. С надеждой следили они за революционными выступлениями в Германии и все учащавшимися демонстрациями чартистов в Лондоне.
6 марта многочисленная толпа собралась на Трафальгарской площади. На следующий день в Глазго вышли на улицы безработные, скандировавшие: «Хлеб или революция!» Войска открыли по ним огонь. Были убитые. Тогда чартисты объявили о массовой демонстрации 10 апреля, назначив сбор в южной части Лондона. Оттуда колонна демонстрантов двинется к парламенту, чтобы передать депутатам свою петицию.
И в правительстве, и в Букингемском дворце нарастало беспокойство. Альберт объявил Виктории, едва пришедшей в себя после рождения дочери, что министры советуют королевской семье в целях безопасности уехать из Лондона и укрыться в Осборне. Если толпа ворвется во дворец, они будут вынуждены спасаться бегством. Они не должны позволить бунтовщикам захватить себя, как это случилось с другими монархами. Виктория плакала, опасалась за новорожденную, но согласилась на все при условии, что Альберт постоянно будет находиться рядом с ней. Она боялась, что ее сыновей может постичь судьба ее двоюродных брата и сестры Саксен-Кобургских, состоящих в браке с детьми Луи Филиппа.
6 апреля демонстрация чартистов была объявлена незаконной и преступной, по городу расклеили плакаты, в категорической форме рекомендовавшие жителям не только не принимать в ней участия, но даже не появляться в месте ее проведения. 7 апреля правительство передало в парламент Закон об обеспечении общественной безопасности. Престарелому герцогу Веллингтону было поручено организовать защиту правопорядка в столице. На помощь полиции мобилизовали сто семьдесят тысяч добровольцев. Среди них был и Луи Наполеон Бонапарт, будущий Наполеон III. 8 апреля, под дождем, королевская семья покинула Лондон. Все еще неважно чувствовавшая себя королева путешествовала лежа. Войска сосредоточились у мостов, ведущих в Вестминстер.
Сколько же демонстрантов, развернувших транспаранты и знамена, собралось 10 апреля в районе Кеннингтон Коммон? Пятнадцать тысяч, утверждал лорд Рассел. Пятьсот тысяч, утверждал их лидер О’Коннор, который, не боясь преувеличений, заявлял также, что под его петицией было собрано пять миллионов семьсот шесть тысяч подписей. На самом же деле манифестантов оказалось двадцать три тысячи, и к двум часам дня их колонна была рассеяна без особого сопротивления с их стороны.
Обошлось без порубленных деревьев, вывороченных фонарных столбов, баррикад, выстрелов и ожесточенных схваток, как в Париже. Под проливным дождем силам полиции удалось раздробить колонну чартистов, пропуская их через мосты группами по десять — пятнадцать человек. О’Коннора арестовали и препроводили в министерство внутренних дел, где довели до его сведения, что организованная им демонстрация объявлена незаконной. Бледный и дрожащий, он заверил власти, что он и его сподвижники не собираются нарушать законность, и согласился на то, чтобы полиция вызвала три фиакра для него и его ближайших помощников. Туда же погрузили их петицию. Этот маленький кортеж, окруженный плотным кольцом полицейских, проследовал к зданию парламента, где О’Коннор робко предъявил свои требования. «Вот то, чем я могу объяснить себе английскую свободу. У этих людей кровь сильно разбавлена водой. Вот почему им можно позволять устраивать сборища, выкрикивать и печатать все, что им хочется. Это не теплокровные, а холоднокровные приматы, кровь у которых циркулирует крайне медленно», — писал Тэн, которому вторил Мериме: «Я еще допускаю, что можно стать социалистом, вкушая роскошные обеды на серебряной посуде и наблюдая, как рядом кто-то выигрывает по четырнадцать тысяч фунтов стерлингов на скачках в Эпсоме. Но чтобы здесь вспыхнула революция, это маловероятно. Раболепие здешних бедняков несовместимо с нашими демократическими идеями. И каждый день мы видим тому новые примеры. Интересно вот что: а не счастливее ли они других?»
13 апреля на заседании парламента было объявлено, что под петицией чартистов собрано всего 1 975 496 подписей, причем многие из них сфальсифицированы. 1 мая — новое потрясение. О’Коннор заявил о своем уходе с поста лидера движения. В тот же день «Национальная чартистская лига» распалась, став жертвой собственной нерешительности. Великая паника закончилась фиаско. «Наша революция должна была бы стать образцом для других цивилизованных государств», — писала с облегчением Виктория.
20 апреля принц пригласил в Осборн лорда Эшли, известного своими прогрессивными взглядами, и тот убедил его посетить трущобы Стрэнда перед тем, как взять слово на предстоящем расширенном заседании Общества борьбы за улучшение условий жизни трудящихся. Лорд Рассел предЬ-стерегал его от этого шага. Но принц сделал так, как собирался. Его речь, которую ему помогала составлять королева, была очень тепло встречена слушателями, в ней он заявил: «Если социализм означает заботу о самых обездоленных, то я — за социализм!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- 100 знаменитых американцев - Дмитрий Таболкин - Биографии и Мемуары
- Черчилль и Гитлер - Эндрю Робертс - Биографии и Мемуары
- Конан Дойл - Максим Чертанов - Биографии и Мемуары
- Генрих V - Кристофер Оллманд - Биографии и Мемуары / История
- Филипп II, король испанский - Кондратий Биркин - Биографии и Мемуары
- Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Московский проспект. Очерки истории - Аркадий Векслер - Биографии и Мемуары