Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Манифик!» — иностранец о чем-то залепетал, и Олечка, уже склонившись над кассовой ведомостью, разобрала только одно знакомое слово «презент». Презент, презент! Будет она еще связываться со всякой дешевкой. В ответ она серьезно заметила: «Никаких презентов, а четыре тридцать в кассу».
Иностранец протягивал ей десятидолларовую бумажку и махал головой: дескать, сдачи не надо. Тогда Олечка уже довольно грозно повторила: «Нон презенто. Четыре тридцать в советико рублес». — «Нет рублес? — пришла на помощь Олечке Нонна Владимировна. — Надо делать чейндж, менять на советские. В холле у портье, там делают чейндж. Шагом марш в холл, шагом марш обратно. Ясно?»
Через несколько минут прыткий иностранец явился в сопровождении веселой девушки из бюро обслуживания. Девицу эту Олечка знала, звали ее Сусанной, армяночка бойкая такая, глазки как ртуть, но ростиком подкачала — кнопочка. Вела она себя несколько официально, но до того как начать переводить быстрое, как у лодочного мотора, тарахтенье Джельсомино, успела Олечке шепнуть: «Ну, Ольга, ты даешь…,» — «Что случилось?» — «Произвела впечатление на иностранного «пиджака». Удар молнии! Сейчас узнаешь. Тише, девочки! — Сусанна-кнопочка перешла на официальный тон: — В общем, так: господин Джельсомино приветствует вас всех как своих коллег. Он тоже парикмахер-художник, в Риме ему принадлежит салон на центральной улице. Он удивлен, даже восхищен качеством работы, которую он увидел в вашей парикмахерской. Он понял, что в вашем коллективе, — Сусанна-кнопочка на мгновение опять перешла на интонацию попроще, — он сказал: «В вашей компании» работают мастера европейского класса. Он сам мастер мужских причесок и понимает, как трудно добиться выдающегося эффекта, понимает, что такое талант. Синьор Джельсомино считает, что Ольга — это большой, настоящий талант. А талант, мастерство вызревают в профессиональном общении со своими товарищами по: работе. И синьор Джельсомино хотел бы отпраздновать появление в его поле зрения еще одного выдающегося мастера. Поэтому он приглашает всех вас, дорогие дамы, и в первую очередь госпожу Ольгу, сегодня в ресторан на товарищеский ужин. Это будет веселая встреча коллег, Ольга, — Сусанна-кнопочка опять затрещала скороговорочкой, — не вздумай отказываться. Без тебя товарищеская встреча не состоится, ты ему приглянулась, а мне тоже хочется гульнуть». — «Ой, девочки, я не могу, — выпалила Олечка. — У нас с Володей собрание в клубе туристов». — «Ольга, — нажимала Сусанна, — не дури, коллектив хочет гулять». — «Мы с Володей решили проехать от Закарпатья до Прибалтики. Едут еще пять машин. Сегодня собрание». — «На бензин уйма денег уйдет», — критически от неслась к идее Клава-маникюрщица. Нонна Владимировна выставила свою аргументацию — «У нас в санаторий под Ленинградом горят две профсоюзные путевки. Всего сорок рублей. Звони Володе, что вы едете в санаторий». — «Я позвоню, чтобы он в клуб шел один», — сказала Олечка. «Вот и умница, будем перенимать опыт у зарубежного коллеги. Бригадой».
В тот вечер зарубежный коллега не поскупился. Девушки успели создать немыслимые прически и явились к восьми часам в отдельный кабинет гостиничного ресторана. Все были оживленные, будто и не отстояли на ногах семичасовой рабочий день. Веселье закружилось — дым, коромыслом. Здесь сам бог велел хорошо есть и пить — поддерживать международные связи и торговлю. Девушки раскраснелись, лица у них пошли яркими пятнами, они даже спели зарубежному гостю советские эстрадные песни, а Клава-маникюрщица — украинскую: из-за близости к итальянской напевности. Гость тоже оказался парнем веселым, исполнил, совершенно не чинясь, «Вернись в Сорренто», много рассказал о своей заграничной жизни. А под конец вечеринки, уже около одиннадцати, показал свое искусство, достал из кармана ножницы и расческу в футляре и подстриг Клаве челку, сделав ее сердечком, как у Мирей Матье.
После этого вечера синьор Джельсомино несколько дней подряд заглядывал в парикмахерскую, когда работала полюбившаяся ему смена. То цветочков принесет, то торт «Сюрприз» — полакомиться. А потом как-то, когда немножко сдружился с девчатами, эдак невинно предложил Ольге — он и раньше предпочитал разговор с ней, да и Джельсомино выучил, кроме «хорошо», «завтра», «товарищ», еще десятка два слов, в общем, образовалась база для общения, — предложил пойти с ним в картинную галерею посмотреть на портретах старинные прически: надвигалась эпоха ретро.
Очень по-дружески они тогда погуляли по той картинной галерее, где Олечка в свое время встретила Володю и где с тех пор больше не была. Джельсомино сделал несколько комплиментов по поводу ее северной красоты и немыслимых талантов. Ввернул между прочим про две свои машины, квартиру из пяти комнат и ночные римские развлечения. И расстались. Через год Джельсомино приехал снова, подарил — от профессионального подарка отказаться грех! — западногерманский фен, набор щеток и ножницы из золлингеновской стали. Опять немножко побродили по городу, покутили в ресторане, но, как и в первый раз, коллективно. И тут признался Джельсомино в любви к русской красавице. Олечка поцеловать себя, конечно, не дала, а на галантное предложение руки и сердца ответила, что хотя своего мужа и любит, но все-таки подумает. Еще раз приезжал Джельсомино порисовать прически в картинной галерее, снова подтвердил свое предложение. И вот теперь — телефонный звонок.
Первым делом после знакомства с Джельсомино Ольга поломала поездку по Прибалтике. На бензин, на ветер такие деньжищи! Ради того, чтобы что-то помелькало у тебя в глазах?! Поступила Олечка резко, но обдуманно. На скандальную речь Володи отвечала умело: «Сколько ты лет себя гробил, выжимался, переносил такие перегрузки. Отдохни, как все культурные люди. Подлечись, восстанови здоровье, мне ведь муж не только сегодня нужен, но и через двадцать лет». Что на это ответишь? Не склочный по характеру муж подулся, подулся, а потом, наверное, и подумал: «А может, жена и права. Будем каждый день ходить в кино, купаться в Финском заливе». Сэкономленные таким образом деньги привели в дом японский фарфоровый сервиз.
Может быть, с этого сервиза и образовалась трещина в отношениях с Володей. Но разве она тащит в дом для себя? Для семьи. Чтобы ни в чем не имела недостатка, не хуже других. Но почему же ей самой в этом достатке так плохо? Скучно стало жить. Дом, работа, телевизор. Может быть, родить еще одного ребенка? Когда они поженились, каждый день был как открытие. Володя ее к турпоходам приохотил. А сейчас времени нет. То ремонт квартиры, то уборка, то телевизор или холодильник барахлит, то за книжками к перекупщику ехать, то на мебель отмечаться. Куда делось время? Куда исчезли длинные счастливые дни? И они больше никогда не повторятся?
В подсобке парикмахерской длинно и призывно — признак междугородки — звонил телефон.
Вот он, Джельсомино, долгожданный, добрый, хороший, почти любимый…
В трубке страшный шум. Европа фонит в телефонном проводочке. Они почти не понимают друг друга. Олечка кричит, как ждала его звонка все десять дней, а Джельсомино о том, как он любит Олечку и какую купит ей машину:
— Есть ли у тебя международные права? Ты подала на развод?
Олечка молчит. В Европе разрядились все помехи, чтобы это молчание было слышно на другом конце провода.
— Ты согласна, Ольга? — кричит Джельсомино, и Олечка, еще минуту назад фантазировавшая картины роскошной римской жизни, вдруг неожиданно для себя кричит:
— Нет, нет, никогда! Не звони мне больше никогда, слышишь? — и швыряет трубку на рычаг… Шанс упущен.
Пока она говорила по телефону, все ее товарки по смене побросали свои дела и клиентов и собрались в подсобке. Первой молчание нарушает бригадирша.
— Ну и правильно, — говорит Нонна Владимировна, — жить-то тебе не с машиной, а с мужиком.
— А Джельсомино какой мужик, одна видимость, — вторит ей Клава-маникюрша. — Правильно поступила, подруга. Молодец! У нас своя гордость. Он чего тебе говорил-то?
— Говорил, говорил, что… — начала объяснять Олечка и вдруг разрыдалась.
3«Ну что ж, — подумал Володя, — еще раз окидывая взглядом свое набитое всякой всячиной жилище, — сегодня мы тряханем этих чувствительных, этих богатеньких. Они, наверное, еще не знают, что значит свободное время, что значит «жизненное пространство». Они, не считаясь с возрастом, подгребают и подгребают к себе все, что свободно лежит, что блестит, сверкает мишурным блеском. Они торопятся, как и Олечка, не опоздать. Куда? Чтобы захватить что-нибудь для себя? Но что ценнее человеческой жизни? А ведь на нее так мало отпущено времени. Кто тебе дал право на любимую жену злиться, обижаться, винить ее в чем-либо? Сам виноват. И какой она теперь ни стала, без нее жизни тебе нет. С того первого раза, как она появилась на твоем рубеже, ты не можешь без нее жить и дышать».
- Марбург - Сергей Есин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Запуск разрешаю! (Сборник) - Станислав Новицкий - Современная проза
- Марьинские клещи (сборник) - Геннадий Сазонов - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Тигр, светло горящий - Трейси Шевалье - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Всё на свете (ЛП) - Никола Юн - Современная проза
- В двух километрах от Счастья - Илья Зверев - Современная проза