- Вы бы лучше спросили ваших людей, генерал. Они же видели, в кого стреляют, - поддакнул Журавлев, не понимая, зачем это мы “включаем дурака”. Я и сам не мог бы точно объяснить, зачем. Просто чувствовал, что так будет правильнее.
Пока генерал Крейзибулл с помощью криков и жестов допрашивал своих малолетних солдат, я еще раз внимательно осмотрел место короткого боя. И понял, что нас здесь действительно ждали. Перед капотом машины, перегородив дорогу густой кроной, лежало сломанное дерево. Баррикаду пытались замаскировать под следы бурелома, но сделали это неуклюже и лениво. На дороге, точно обозначив траекторию, по которой тащили ствол из леса, лежали листья и мелкие ветки. Это и впрямь была засада. Мы нужны были рэбелам. Вернее, не им, а тем, кто ими командовал. Странно только, что Суа Джонсон, такой крутой вояка, попался в эту примитивную западню.
Когда нас уводили в лес, я заметил сквозь деревья пламя огня. Наш “фольксваген” облили бензином и подожгли. Огонь охватил машину почти моментально, за несколько секунд. Тела убитых охранников боевики оставили внутри машины. Весело жестикулируя, малолетние убийцы вприпрыжку бежали впереди нас по узкой лесной тропе.
ГЛАВА 33 - ЛИБЕРИЯ, ПОГРАНИЧНАЯ ДЕРЕВНЯ, ИЮНЬ 2003. СИМБА
- Ну, здравствуйте! - улыбнувшись, молодой упитанный человек в камуфляже широким жестом предложил сесть нам в два плетеных кресла возле нехитрого деревянного стола. На столе были расставлены пустые тарелки и чашки. Посередине стоял большой зеленый чайник, а рядом сахарница с темным тростниковым сахаром. Кроме сахара, ничего, что можно было бы положить в тарелку, я не заметил. Да и сахар, пожалуй, скорее предназначен для чашек, а не для тарелок.
- Нравится у нас? - крепыш сделал полоборота головой, как бы приглашая взглянуть на пейзаж у него за спиной. Ничего особенного я там не увидел. Пыльная африканская деревушка. Дети в разноцветных лохмотьях, грызя ногти, с любопытством глядят на нас. Женщины с пластиковыми канистрами набирают воду из колонки. Старик в коричневой майке, подол которой свесился до колен, тянет какой-то напиток из калабаса. По его мутным глазам я отчетливо вижу, что содержимое калабаса явно крепче чая. Все это я видел много раз. Ничего нового открытие этого партизанского края для меня не сулит.
- Я не представился. - сказал хозяин аскетичного застолья. - Меня зовут Симба. Может быть, слышали? Командир пятой бригады Движения за демократию. Ее еще называют Исламской. Не демократию, конечно, а бригаду. Здесь у нас живут сторонники чистого ислама.
Я с сомнением поглядел на старика с калабасом. К чистоте ислама у него явно было особое отношение.
- Вас мне не нужно представлять. Я знаю, кто вы. Мы специально охотились на вас. - пояснил Симба. И уточнил. - На Вас, мистер Эндрю Шут.
- Чтобы предать суду шариата? - грустно пошутил я.
- Не смейтесь. Сначала мы вас и в самом деле приговорили. Вы поставщик оружия Тайлеру, а, значит, его прямой сообщник и должны отвечать за совершенные Вами преступления. Но потом ситуация изменилась. У нас появился шанс проявить милосердие и простить Вас. При одном условии. Если Вы согласитесь нам помочь.
- Скажите, Симба, напрямую “Мистер Шут, нам нужно оружие”!
- Мистер Шут, нам нужно оружие. Но оружие особого свойства.
Через минуту я держал в руках увесистую трубку спутникового телефона и набрал номер, который начинался с кода 971. Я очень надеялся на то, что моя надежда и опора, Григорий Петрович Кожух, все еще в Арабских Эмиратах.
ГЛАВА 34 - ЭМИРАТЫ, ДУБАЙ, ИЮНЬ 2003. “В ГАНТУ, ПЕТРОВИЧ!”
Григорий Петрович никогда не задавал лишних вопросов. Он добросовестно выполнял все поручения, которые я ему давал. Поначалу я тщательно контролировал его работу, но потом понял, что в этом нет никакой необходимости. Для Кожуха я был единственным счастливым билетом в мир свободы и потребления. Никому другому этот старикашка за пределами Родины не был нужен. В компаниях других Плохишей все вакансии были заняты. Им нужны были, в лучшем случае, пилоты. А менеджеров средней руки и без Петровича было завались. Именно поэтому в том, что Казбек Плиев не бросит меня в сложившейся ситуации, я был уверен на девяносто девять процентов. Петровичу я доверял на сто.
Уже несколько дней Петрович пребывал в состоянии паники. Его каждый день вызывали в полицию в связи с арестом владельца фирмы, которого власти Либерии обвинили в контрабанде алмазов. На всякий случай полицейские опечатали офис на Умм Хурейр, а, заодно, и блокировали почти все счета компании. Но тот, единственный, который был оформлен на Кожуха, остался нетронутым.
Петрович продолжал работать дома, отправляя и встречая грузы, вступая в перебранки с пилотами и оплачивая все расходы по содержанию ненадежного коллектива компании. Он порой так кричал на подчиненных, что, казалось, его сердце лопнет от негодования. “Петрович, не рви сердце,” - сказал ему Казбек Плиев, единственный человек, с которым Кожух никогда не ругался. На что Петрович, моментально восстановив неровное дыхание, спокойно ответил: “А я, когда кричу, сердце не включаю.” Но, впрочем, и для стальных нервов Кожуха нужна была разрядка. И темпераментный осетин предложил ему проверенный способ.
“Петрович, а заведи любовницу!”
“Да ты что!” - ужаснулся старик. - “У меня же семья.”
“У всех семья,” - спокойно возразил Плиев. - “Если в семьдесят лет человек отказывается заводить любовницу из-за наличия семьи, а не из-за отсутствия потенции, то не все еще потеряно.”
После первого разговора Петрович ушел в отказ. После второго согласился рассмотреть возможность адюльтера. Но только теоретическую. Во время третьей беседы старик решился перейти от теории к практике.
“А кого, по-твоему, тут можно, так сказать, ...привлечь...,” - заговорил Петрович эвфемизмами. Он бы очень удивился, узнав, что простые обороты его речи называются столь мудреными терминами. - “Местные же не пойдут. Может, наших, русскоязычных?”
“Русскоязычные не годятся,” - рассуждал Плиев. - “Те, кто согласятся, или бляди. Или домработницы. А тебе же нужно и то, и другое в одном лице.”
“Вот филиппинки еще... Они неплохо убирают. И они, знаешь, такие...”
“Какие?” - переспросил Плиев.
“Ну, такие... Маленькие, в общем. Миниатюрные,” - робко объяснял старик.
“Так тебе что, маленькие нравятся?!” - грозно удивился кавказец.
“Да нет, не то, чтобы...” - смутился Григорий Петрович. - “Они, понимаешь, чем моложе, тем безропотнее. И вопросов не задают.”
“Совсем ты, Петрович, здесь пропадешь один. Когда у тебя в крайний раз была женщина?”
Летчики, однако, очень суеверный народ. Никогда не произносят слово “последний” и заменяют его синонимом “крайний”, демонстративно разрушая стандарты русского языка. Это, конечно, раздражает филологов, а летчикам помогает очень быстро сообразить, кто твой собеседник - свой, или чужой.
“Женщина? Полгода назад.”
Семья Кожуха была разбросана по всему бывшему советскому пространству от Владивостока до Таллина. Всем своим детям и внукам Петрович исправно посылал заработанные деньги. Жена в Дубай приезжать не любила, поэтому примерно раз в год старик брал отпуск и отправлялся на месяц на родину, в Мелитополь. Секс в жизни менеджера давно уже не был связан с семейной жизнью.
“Была у меня раньше филиппинка. Очень хорошая девочка. Каждое утро перед работой делала мне минет. Каждый вечер, когда я приходил, согревала ванну ровно до температуры человеческого тела, бросала туда лепестки роз и терла меня губкой.”
“Ты за полгода, наверное, истосковался за минетом?” - заметил Плиев с недобрым сарказмом. Но Петрович не заметил грубости.
“За минетом? Нет, только за ванной. В моем возрасте, Казбек, ванна приятнее,” - мечтательно и тихо сказал старик. - “И эффективнее.”
“Ладно, будет тебе маленькая и без лишних вопросов,” - буркнул Казбек, смутившись.
Обещание свое он выполнил. Девушка идеально соответствовала тому образу, который придумал Петрович. Ей было семнадцать лет. Из-за своей худобы она могла сойти и за четырнадцатилетнюю. Она проявляла покорность в сексе, демонстрировала великолепное качество уборки жилых помещений. И при этом не задавала лишних вопросов. Она вообще не спрашивала ни о чем. Потому что была немой. Она потеряла речь из-за контузии, когда у себя на родине, в Южном Судане, попала под артиллерийский обстрел тамошних повстанцев. Что-то замкнуло в ее нервных окончаниях, и она лишилась дара речи. А, может быть, потеряла желание говорить с внешним миром. И поэтому замолчала. Но внешний мир все же вынуждал ее выходить на контакт, чтобы зарабатывать на хлеб насущный. Был ли сложен тот путь, по которому она попала в Эмираты, Григорий Петрович не знал. Да и не хотел знать. В конечном итоге, он был потребителем ее услуг, не больше. И прошлое девушки его не интересовало.
