Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все институтки справляли обыкновенно свои именины. Именинниц всегда освобождали от уроков, и они проводили весь день в дортуаре, приготовляя для всех воспитанниц своего дортуара угощенье, происходившее обыкновенно в 5 часов, по окончании классов. Главную роль играл здесь шоколад и различные лакомства. Воспитанницы в свою очередь готовили для именинницы различные подарки: духи, карандаши, тетради, перья, перчатки и проч. Обыкновенно все это раскладывалось накануне именин воспитанницы и тайком от нее на ее табуретке в дортуаре.
В именины, если только воспитанница праздновала их, она угощала весь дортуар, без исключения. Тут уже не принимались в расчет никакие личности, распри и ссоры; отступить от этого правила значило бы нарушить установившийся взгляд на товарищеские отношения. Но в остальное время дележ всякой провизии и лакомств происходил только между теми воспитанницами, которые были между собой дружны, и между ними все делилось поровну. Иногда дружеский кружок состоял из пяти-шести лиц, иногда только из двух. Остальным, да и то не всем, уделяла каждая немного и не всегда.
Каждый праздник отличался специальными удовольствиями. На Масленице возили институток кататься по городу в каретах, из которых часть была от казны, а часть присылалась родственниками, которые жили в том же городе и имели экипаж; в последнем случае воспитанница, которой была прислана карета, сама выбирала подруг, которых желала посадить с собой. В каретах сидело зачастую по шести воспитанниц. Катанье это составляло событие в жизни институток и долго служило темой разговоров.
Кроме этого, первых десять — пятнадцать учениц 1-го отделения возили иногда в другие институты на экзамены, за которыми следовал всегда великолепный обед с punch glacé121, мороженым и проч. Начальство института, куда приезжали гости, поставляло себе в обязанность угостить на славу приезжих. Помню, на одном из таких обедов наши институтки пили столько меду, что лица у них раскраснелись, головы закружились и язычки развязались не в меру. Попался в эту несчастную минуту на глаза наш Зевс, преподававший также в том институте, куда наши приехали в гости. Ну, и наговорили ему столько колкостей, что Зевс пыхтел, свистел, шипел и страшно разобиделся; однако жаловаться на этот раз не пошел. Да и трудно было придраться: грубостей не говорили, а только подпускали тонкие шпильки.
На Святой катали яйца122 в дортуарах и в этом удовольствии зачастую принимали участие пепиньерки и классные дамы. Кроме того, на Святой у нас был обычай приготовлять гоголь-моголь123. Кто ввел его в моду и почему именно на Святой занимались им институтки — Бог весть! Но только, войдя на Святой в любой дортуар, вы увидали бы, что большинство занято приготовлением гоголь-моголя. Обыкновенно с первой недели Великого поста институтки начинали с этою целью собирать сахар, который давали к чаю по утрам. Образовались с этой целью отдельные кружки, которые сообща собирали куски сахару. К Святой вырастали целые горы сахару, который делился поровну между участницами, покупались свежие яйцы, заказывались родным и выступал на сцену гоголь-моголь, чтобы с окончанием Святой опять исчезнуть до будущего года. В остальное время никогда и никому в голову не приходило сделать гоголь-моголь.
Великий пост, несмотря на то что постная пища была еще непитательнее обыкновенной и иные воспитанницы, бывало, плачут от голода, считался веселым временем, потому что в это время жизнь шла несколько иначе обыкновенного, а все, что нарушало монотонный ход институтской жизни, принималось с восторгом. Все отделения поочередно говели в течение семи недель этого поста. Во время говенья классы прекращались; институтки ходили три раза в день в церковь, а в остальное время читали, если хотели, великопостные книги, которые им раздавались на это время. Исповедовались больше обществом четырех, шести лиц, по обоюдному уговору, потому что находили, что сообща не так страшно. Перед исповедью совещались о грехах и записывали их для памяти. Великопостную службу любили за ее торжественность и красивое пение; к этому времени наши певчие всегда разучивали концерты Бортнянского124 и других. Свечи восковые, с которыми стоять за службой на Страстной неделе и в Воскресную заутреню, раздавались казенные, тоненькие, но воспитанницы, у которых водились деньги, заказывали обыкновенно Мишелю припасти толстых восковых свечей и навязывали на них ленточки бантом с завитыми концами. Цвет ленточек определялся обычаем, в четверг ленты были голубые, в пятницу темно-лиловые, в субботу черные, а в воскресную заутреню розовые. Воскресная заутреня ждалась всегда с нетерпением и составляла радостное событие: во-первых, желающим позволялось не ложиться с вечера спать и дожидаться заутрени; во-вторых, происходил крестный ход вокруг всего института; в-третьих, служба была торжественная, церковь сияла огнями, духовенство было облачено в великолепные ризы; певчие старались изо всех сил; классные дамы были нарядные, веселые и ласковые; лица были радостные, а впереди ждал целый ряд наслаждений: куличи, пасхи, яйца, гоголь-моголь и проч.
В четыре часа по окончании службы разговлялись казенными куличами, пасхами и яйцами и шли в дортуар, где ложились спать до обеда. По пробуждении начиналось пиршество и ликованье, продолжавшееся целую неделю.
Все вышепоименованные удовольствия, которые сочиняли для себя сами институтки, происходили гласно, с ведома и разрешения начальства. Но были и другие, которые строго запрещались и принадлежали к числу шалостей; так, например, жечь сахар и читать книги по ночам, сушить в дортуарной печке сухари из черного хлеба, которым во время обеда и ужина набивали карманы. Уносить в кармане какую-нибудь еду из-за стола составляло уже само по себе проступок; карманы подвергались иногда осмотрам, но институтки привязывали фальшивые карманы по другую сторону платья, где была прорешка, и битком набивали его хлебом и печеным картофелем, когда таковой подавался за столом.
Сахар жгли постоянно и для этого выпрашивали у дортуарной горничной огарки свечей, а если она упрямилась, то таскали их.
Вообще же нужно сказать, что институтки как-то не умели шалить. По крайней мере, в мое время крупных шалостей почти не случалось. Помню только две из них, выходивших из ряду обыкновенных проступков против институтской дисциплины.
Одна случилась летом: несколько воспитанниц забралось в то отделение сада, которое принадлежало директрисе и было отгорожено забором. Там был огород директрисы и фруктовые деревья. Итак, забрались туда воспитанницы и нарвали тьму-тьмущую незрелых, зеленых яблоков… и попались на месте преступления. Их жестоко пристыдили. Позор усиливался еще тем, что то были большие, да еще вдобавок ученицы 1-го отделения. Директриса объявила им, что никакого наказания им не назначает,
- «Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 2 - Василий Васильевич Водовозов - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Ближние подступы - Елена Ржевская - Биографии и Мемуары
- Живу до тошноты - Марина Цветаева - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Коко Шанель. Я и мои мужчины - Софья Бенуа - Биографии и Мемуары
- Статьи разных лет - Вадим Вацуро - Биографии и Мемуары
- Записки - Екатерина Сушкова - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Обед для Льва. Кулинарная книга Софьи Андреевны Толстой - Софья Толстая - Биографии и Мемуары
- Жизнь – сапожок непарный. Книга первая - Петкевич Тамара Владимировна - Биографии и Мемуары