только твоя Молли его отпустит.
На мгновение я забеспокоился. Я вспомнил день, когда Молли дразнила меня, она говорила, что я лучшее, что вышло из конюшен со времен Баррича. Этот комплимент показался мне сомнительным, и она сказала, что Баррич пользуется уважением среди женщин, несмотря на всю свою отчужденность и молчаливость. Может быть, она сама когда-то присматривалась к нему? Нет. Это меня она любила в тот день, прижимаясь ко мне, хотя мы и не могли пожениться.
— Нет. Она любит меня. Только меня.
Я не хотел произносить это вслух. Какая-то нотка в моем голосе, видимо, что-то затронула в душе Старлинг, и менестрель перестала мучить меня.
— О, тогда хорошо. И все-таки, думаю, тебе лучше дать ей знать. Пусть у неё будет надежда.
«Я это сделаю, — обещал я себе. — Как только доберусь до Джампи». Кетриккен найдет какой-нибудь способ послать весточку Барричу. Это будет короткая туманная записка — на случай, если её перехватят. Я только попрошу его сказать Молли, что я жив и вернусь к ней. Но как передать эту записку Барричу?
Я лежал молча и смотрел в темноту. Я не знал, где живет Молли. Об этом, вероятно, знает Лейси, но я не могу связаться с ней втайне от Пейшенс. Нет. Никто из них ничего не должен знать. Надо найти кого-то, кому можно доверять. Не Чейда. В нем я не сомневался, но вряд ли кто-нибудь знает, как его найти, даже если он известен под собственным именем.
Где-то в амбаре лошадь ударила копытом в стенку стойла.
— Почему ты молчишь? — прошептала Старлинг.
— Я думаю.
— Я не хотела огорчить тебя.
— Ты этого и не сделала. Ты просто заставила меня задуматься.
— О! — Она вздохнула. — Я так замерзла.
— Я тоже. Но снаружи ещё холоднее.
— От этого мне ни чуточки не теплее. Обними меня.
Это была не просьба. Старлинг уткнулась мне в грудь. От неё хорошо пахло. Как это женщины умудряются всегда хорошо пахнуть? Я обнял её, испытывая благодарность за мягкое тепло, но чувствуя себя неловко.
— Так лучше. — Она прильнула ко мне и расслабилась. Минуту спустя Старлинг добавила: — Надеюсь, у нас будет возможность вымыться.
— Я тоже.
— Не то чтобы от тебя так уж плохо пахло…
— Спасибо, — кисло проговорил я. — Не возражаешь, если я немного вздремну?
— Валяй. — Она положила руку мне на бедро. — Если это все, что ты можешь придумать.
Я набрал в грудь воздуха. «Молли», — сказал я себе. Старлинг была такой теплой и близкой, от неё так прекрасно пахло. Обычаи менестреля делали пустяком то, что она предлагала. Для неё. Но чем на самом деле была для меня Молли?
— Я сказал тебе, что женат. — Это было трудно выговорить.
— Угу. И она любит тебя, а ты её. Но мы здесь одни, и нам холодно. Если она так сильно любит тебя, неужели она не пожелала бы тебе немного тепла в такую холодную ночь?
— Она бы не только не пожелала. Она бы оторвала мне голову.
— Ах. — Старлинг тихо засмеялась мне в грудь. — Понимаю. — Она мягко отстранилась. Мне хотелось протянуть руку и притянуть её назад к себе. — Тогда нам, наверное, лучше поспать. Спокойной ночи, Фитц.
И я заснул, но не сразу и не без сожалений.
Ночь принесла резкий ветер, и когда поутру двери амбара были отперты, нас приветствовал свежий снег. Я боялся, что, если он станет глубже, у нас будут серьезные проблемы с фургонами. Но Ник казался уверенным и спокойным, уводя нас. Он ласково попрощался со своей женщиной, и мы снова двинулись вперед. Он вел нас другим путем, мы пробирались по бездорожью, и в некоторых местах снега было столько, что фургоны едва не увязали в нем. Часть утра Старлинг ехала рядом с нами, но потом Ник послал за ней человека. Она поблагодарила его за приглашение и быстро присоединилась к контрабандистам.
Ранним вечером мы снова выехали на дорогу. Казалось, мы мало что выиграли, столько времени избегая проторенных путей, но, без сомнения, у Ника были на то свои причины. Возможно, он просто не хотел прокладывать хорошо заметную колею к своему убежищу. Этим вечером мы укрывались в каких-то полуразвалившихся хижинах на берегу реки. В покрытых камышом крышах были дыры, так что на полу лежал снег, а перед дверью намело целый сугроб. У лошадей и вовсе не было никакого укрытия, если не считать подветренной стороны хижин. Мы напоили их и покормили зерном, но сена не было.
Ночной Волк отправился вместе со мной собирать хворост. Топлива было приготовлено вполне достаточно, чтобы сварить еду, но не хватило бы, чтобы поддерживать тепло всю ночь. Пока мы брели вниз по реке, разыскивая плавник, я размышлял о том, как все изменилось между нами. Мы разговаривали меньше, чем прежде, но я чувствовал его теперь лучше, чем когда-либо раньше. Возможно, у нас было меньше необходимости разговаривать. Но мы оба переменились за время, проведенное врозь. Когда я смотрел на него теперь, иногда я видел в первую очередь волка, а потом уж своего спутника.
Я полагаю, что ты наконец начал уважать меня настолько, насколько я того заслуживаю.
В этой шутке была доля истины. Ночной Волк внезапно появился в полоске кустарника на берегу реки слева от меня, легко перескочил через заметенную снегом дорожку и каким-то образом умудрился исчезнуть среди сугробов и голых колючих кустов.
Ты больше не щенок, это верно.
Мы оба уже не щенки. И в этом путешествии оба поняли это. Ты больше не думаешь о себе как о мальчике.
Я молча пробирался сквозь снег и раздумывал об этом. Я не знал, когда решил, что стал наконец мужчиной, но Ночной Волк был прав. Странно, но на мгновение мне стало жаль, что парнишка с гладким лицом исчез навсегда.
Думаю, что мальчик из меня был лучше, чем мужчина, печально признался я волку.
Почему бы не подождать, пока ты побудешь им некоторое время, а потом уж решать? — предложил он.
Дорога, по которой мы шли, была шириной как раз с телегу и выглядела просто снежной полоской земли. Ветер усердно сметал снег в сугробы. Я шел ему навстречу, и мой лоб и нос вскоре загорелись от его грубых поцелуев. Местность не сильно отличалась от той, по которой мы ехали последние несколько дней, но казалась мне совершенно другим миром, потому что я двигался в обществе одного только волка, совершенно бесшумно. Потом мы вышли к реке.
Я встал на берегу и посмотрел на ту сторону. Местами
