Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, ну просто все, обосрались.
Под словом «все» я понимаю: командира, комдива, старпома, штурмана и даже хмурого минера, не спущенного вчера. Граната взорвалась, не долетев до воды.
К этому моменту мичман и старшина уже вовсю под водой удирали подальше от борта.
Матроса наказали.
– За что? – спрашивал нас Кузанов и тут же сам отвечал:
– За проявленную инициативу. Видишь, начальник прыгнул за борт – прыгай за ним и нечего гранату пинать!
ИНДОНЕЗИЯ
Случилось это в те времена, когда мы дружили с Индонезией. Мы продавали Индонезии наши устаревшие корабли.
Отряд из трех сторожевиков стоял в порту.
Индонезийцы эти корабли принимали, а наши сдавали.
После сдачи советские экипажи должны были отправиться на горячо любимую родину пассажирскими судами. Корабли были под завязку загружены запасными частями и оборудованием. Шла разгрузка.
Индонезийцы народ мелкий, с ограниченной грузоподъемностью. Тащат четверо индонезийцев, мешая друг другу, один кислородный баллон в три погибели, пыхтят, путаются ногами, наши смотрят, смеются, потом не выдерживают:
– Кузнецов! Покажи им, как надо!
Выходит здоровенный кочегар и показывает: на каждое плечо по баллону и упругим шагом метров за двести до места складирования.
Посмотреть это зрелище сбегаются едва ли не все работники порта.
Потом они окружают смущенного матроса, похлопывают его по плечам, подпрыгивают, чтоб до него достать, потому как достигают ему только до пояса, радуются, как дети, смеются, и восторженно показывают большой палец: «Рус, карашё!» – и нашим похвала приятна, все довольны.
А женщины у них очень миловидны.
Вот этот Кузнецов во время очередного показательного выступления и познакомился с одной молоденькой и очень симпатичной индонезийкой.
Как уж они договаривались – никому неведомо. Кузнецов никаких языков, кроме русского, не знал, а она по-русски знала только «рус, карашё!», но это им не мешало.
Только заканчивается рабочий день в управлении порта, и она уже сидит на кнехте возле наших кораблей, Кузнецов к ней спускается, и они часами о чем-то беседуют, и он ее ладошку из своей лапищи не отпускает.
То есть время идет, роман углубляется, и все ему сочувствуют.
За неделю до отплытия на родину Кузнецов пришел к командиру.
– Товарищ командир! – с трудом подбирал матрос слова, обливаясь потом, – Давайте возьмем ее с собой!!!
Было очевидно, что переноска тяжестей давалась ему гораздо легче, чем эти несколько слов.
– Как ты себе это представляешь? – говорит командир, – Вывезти нелегально иностранку? Давай сделаем так: придем в Союз, уволишься и пробивай через посольство ее приезд. Я со своей стороны помогу. Здесь с послом поговорю.
Говорит все это командир и чувствует, что подчиненный его не слышит.
Говорили они еще долго, и разговор их проходил в узком пространстве фраз: «Давайте возьмем, товарищ командир!» и «Ты сам пойми: это невозможно!»
Через день к командиру уже явилась делегация от экипажа и комсомольской организации. Только теперь, для разнообразия, предлагали оставить в Индонезии Кузнецова, мол, забыли человека, вот!
Еще через день пришла сама девушка вместе с переводчиком, выслушала доводы командира и ушла.
Командир выпил стакан спирта, занюхал рукавом и подумал: «Вот так и сопьешься! До чего подлая жизнь! Двое хотят быть вместе. Что в этом плохого?»
Как только погрузились на корабль, командир лично запер Кузнецова в своей каюте и выставил перед дверьми вахту из четырех крепких матросов.
Девушка стояла на причале.
Чтобы выйти в море, пароход должен пройти по каналу около трех километров.
Пароход тронулся, девушка побежала.
Она бежала до самого моря, и пока берег не скрылся из виду, командир видел на нем девичий силуэт, или ему, может, только казалось, что он его видел.
Командир выполнил свое обещание.
Экипаж скинулся на билет Кузнецову, и вскоре матросы запросились в увольнение встречать индонезийскую гостью.
Эту историю Кузанов нам рассказал на практике, во время перехода на учебном корабле «Гангут» по маршруту: Севастополь-Куба-Кронштадт.
Из Кронштадта в Ленинград нас переправляли буксирами.
В Ленинграде на пирсе нас встречали двое. Он – высокий, с густой проседью, и она – миниатюрная, миловидная женщина с раскосыми глазами и нездешними чертами лица.
У них в руках был букет роз. Они сразу же подошли к Кузанову.
ФЕДЯ
При приеме-передаче корабля сдающий командир дает краткую характеристику своим подчиненным, чтобы вновь назначенный командир знал чего ему, значит, от них ожидать.
Я принимаю первый в своей жизни корабль. Принимаю сразу же после училища. Это такой эксперимент на выживаемость. Начальство интересуется, сколько я продержусь, не рехнувшись.
Вы представить себе не можете (я еще двадцать раз говорю – «не можете») состояние человека в одночасье из курсанта превратившегося в командира корабля. С одной стороны – это сгусток энергии, с другой – это даже не сгусток.
Двадцатитрехлетний мальчишка без опыта корабельной службы, лишенный иммунитета на начальственную дурь. Как меня угораздило? До сих пор не понимаю.
Сдающий командир рассказывает мне, что матрос Федоренко, по кличке «Федя», ни при каких условиях не способен выучить книжку «Боевой Номер», где изложено его бесконечное заведование, а так же обязанности по всем тревогам.
Знание этой книжки наизусть обязательно для всех.
– Только не для Феди! Не трать своих сил и нервов, – говорит мой предшественник.
– А как же вы задачи сдавали? – интересуюсь я.
– Федю все знают. Никакой теории у него не спрашивают. Но если понадобится, Федя жопой любую пробоину заткнет. Не сомневайся.
«Да, чтоб я не научил матроса книжке „Боевой Номер“, не бывать этому! – подумал я, – И медведя в цирке учат».
И начали мы с Федей учиться.
Должен вам доложить, что насчет медведя – это я погорячился.
Учимся мы по ночам, днем у меня просто времени нет, а вот ночью я сам готовлюсь к сдаче на допуск к самостоятельному управлению кораблем, а Федя рядом со мной бдит, осваивает эту проклятую книжку.
На сон – по два часа на брата.
Через неделю Федя взвыл, через две он уже плакал, и сквозь слезы говорил, что я над ним издеваюсь, через три пообещал повеситься, если я от него не отстану.
При этом знания его оставались такими же глубокими, как и в самом начале.
Я решил оставить его в покое и с этим своим решением отправился к замполиту капитан-лейтенанту Зуеву.
Он меня выслушал и сказал:
– Просто, вы, лейтенант, не умеете работать с личным составом. Давайте сюда вашего Федю и я вам покажу, как надо. А вы смотрите и учитесь.
И пришел Федя.
– Федоренко, вы комсомолец? – спросил его замполит. Ответ его ошеломил:
– Да идите вы все на хер! Да заберите от меня этот комсомольский билет! Не хочу! Только перестаньте издеваться!
– Ты что? Я совсем не то имел в виду! – сказал зам, когда пришел в себя от потрясения, – Я имел в виду… я хотел только спросить… как… как… расшифровывается ВЛКСМ?
Зам смотрит на Федю с надеждой, губами уже начинает произносить: «Всесоюзный, ленинский…» – и тут успокоенный Федя, почесав затылок, ему и говорит, размышляя:
– Я НЕ ПОМНЮ, КАК ТОЧНО РАСШИФРОВЫВАЕТСЯ ВЛКСМ, ТОЧНО ПОМНЮ, ЧТО ЭТО НАСОС ПО ПРАВОМУ БОРТУ!…
РУСТИК
– Хитер, коварен, блудлив, способен на любую подлость!… – это начальные строчки выпускной аттестации скромно стоящего перед нами лейтенанта. Аттестацию зачитывает комдив. Видимо, он решил поделиться с нами своим восторгом.
Необычно во всем этом то, что лейтенанта представляют на совещании командиров кораблей и офицеров штаба.
Сам текст аттестации тоже необычен. Как правило, аттестации на выпускников пишутся безликие, почти под копирку: «Дисциплинирован, исполнителен, учится ниже своих возможностей…» – а здесь все сразу, без подготовки.
– Да-а! Чем вы, лейтенант, так достали своего ротного? – вопрошает комдив.
Молчание, топтание, невинный взгляд исподлобья.
– Поздравляю, товарищи офицеры, со вступлением в наши ряды личности неординарной во всех отношениях. – говорит комдив, – Думаю, нас ждут приключения, и лейтенант уже в ближайшее время скрасит наши серые будни, – и добавляет, – Командир тридцать шестого, распишитесь в получении лейтенанта Сухова, ныне командира БЧ-5 среднего десантного корабля СДК-36! Не благодарите!
Через неделю Сухов бесследно исчез. В его каюте была найдена телеграмма: «Рустик тчк скучаю тчк целую тчк твоя Надюха» – след вел в Севастополь.
Пока начальство уродовало свои извилины и строило планы (кстати, совершенно людоедские) отлова и посадки, лейтенанта, как минимум на губу, прошло трое суток.
Через трое суток по уставу идет дезертирство.
- Не потонем! - Николай Курьянчик - Юмористическая проза
- «...Расстрелять» - Александр Покровский - Юмористическая проза
- Надпись на сердце - Борис Привалов - Юмористическая проза
- Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Александр Федотов - Юмористическая проза
- Комар в смоле - Влад Галущенко - Юмористическая проза
- Наизнанку - Александр .. Райн - Периодические издания / Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Большая коллекция рассказов - Джером Джером - Юмористическая проза
- Недремлющий глаз бога Ра - Константин Шаповалов - Юмористическая проза
- Растаманские сказки - Дмитрий Гайдук - Юмористическая проза
- Фарс-мажор. Актеры и роли большой политики - Андрей Колесников - Юмористическая проза