Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я больше не имел случая встретиться с моим невеликодушным коллегой, который так вульгарно рифмовал мою болезнь «денгу». Он продолжал петь отобранную им у меня партию Амонасро в «Аиде». Но вдруг в один прекрасный день дирекция предлагает мне приготовиться выступить сегодня же вечером в роли эфиопского царя, так как знаменитый коллега внезапно заболел и — подумать только, какое странное совпадение!— заболел той же самой болезнью, которая сразила меня в первый вечер по приезде в Каир, а именно — денгой, свирепствовавшей в том году во всем Египте. Эта новость доставила мне большое удовольствие не потому, что я обрадовался болезни коллеги, который, впрочем, заслужил, чтобы судьба наказала его именно таким образом, а потому, что я смог наконец получить партию Амонасро. То, что ее у меня отняли, переживалось мной очень болезненно, так как я изучил ее с горячей любовью, и она принадлежала мне по праву. Через несколько дней была объявлена генеральная репетиция «Отелло», оперы, в которой коллега должен был исполнять партию Яго. Но коллега еще не поправился. Тогда дирекция, не нашедшая возможности заменить спектакль, обратилась ко мне с просьбой выступить в роли Яго. Могу сказать, что я явился на генеральную репетицию во всеоружии. Голос мой звучал как нельзя лучше. Таким образом, мое положение в труппе Джианоли делалось все более устойчивым и даже выдающимся. Кончилось тем, что мне была поручена великолепная партия Тельрамунда в «Лоэнгрине», партия, которую я исполнил, раскрыв образ с каких-то новых позиций. Отличился я также и в партии Курвенала в «Тристане и Изольде», где партнером моим был знаменитый Тристан, тенор Боргатти.
После моей злополучной болезни я вел образ жизни абсолютно примерный. Меня возбуждало, можно даже сказать, пришпоривало стремление отличиться, стремление стать знаменитым. Часы досуга были у меня заполнены тем, что я писал письма — матери и Бенедетте. Этой последней я поверял решительно все, что со мной происходило — как хорошее, так и дурное. Посылал ей вырезки из газет, где обо мне писали. Она пела тогда в театре Реджио в Турине, где была законтрактована на зимний сезон. Писала она мне очень часто и всегда уговаривала свято хранить благоговейную любовь к искусству. Благодетельной росой для моей души были ее письма. Она посылала мне также превосходнейшие книги и среди них оказалась та, которая стала для меня в то время особенно дорогой. Я имею в виду «Великих посвященных» Эдуарда Шюре. Это произведение казалось мне тогда чудесным. Пламенные воссоздания образов мистически настроенным писателем несказанно волновали меня, особенно образы Пифагора, Моисея и Христа. Я отправлялся читать эту книгу на берег Нила. Переходил мост Гизира и направлялся к пирамидам. Это было моей любимой прогулкой. Сколько нежных видений проносилось в моей душе и какие строгие размышления возникали в моем сознании, когда я, любуясь великолепными солнечными заходами на священной реке, безмолвно созерцал окружающее. Часто перед мысленным взором моим возникала мама, постаревшая, печальная, всегда ожидающая вестей обо мне, и неизменно рядом с ней теперь темноволосая синьора. Потому что я в своем чувстве соединял их, как тех, которые сыграли решающую роль в моей жизни и постоянно вдохновляли меня в моей артистической деятельности.
Сезон в Египте закончился для меня с полным успехом, и, прежде чем уехать, я имел радость подписать выгодный контракт на следующий год. В деле моего вторичного приглашения решающую роль сыграл Костантино Синадино, меценат театра Хедива, восторженный почитатель итальянской оперы, никогда не пропускавший ни одного спектакля. Он же побудил импресарио Джианоли согласиться на поставленные мной условия оплаты. Во время пребывания в Египте, кроме знакомства с великолепным Синадино, человеком всеми уважаемым, я встречался и с другими видными лицами: среди них были — Шери-паша, Шери-бей и Тито-паша. Они часто приглашали меня на интересные прогулки и охотничьи развлечения. С ними же я осмотрел и достопримечательности Египта: пирамиды, гробницы фараонов, музей.
Что касается моих коллег, то я сохранил самые приятные воспоминания о брешианце Джованни Пароли. Ему было тогда около пятидесяти. Необыкновенно красивый, симпатичнейший человек: искренний, прямой, честный. Он в свое время здорово пожил, может быть даже слишком. Но если это действительно имело место, то прежние излишества способствовали выработке в нем равновесия, в котором он пребывал постоянно, и той методичности, которой он теперь отличался. Артист весьма достойный, он в блестящий период своей карьеры попал в орбиту самых выдающихся людей искусства и сохранил о них воспоминания и фотографические карточки. Любил он вспоминать первые представления «Отелло» и «Фальстафа» в миланском театре Ла Скала, когда сам Верди выбрал его для исполнения роли Кассио. Он очень верил в мою будущность и всегда давал мне мудрые советы. И, поскольку они действительно бывали мудрыми, я следовал им безусловно. На генеральной репетиции, когда я исполнил роль Яго, он описал мне до мельчайших подробностей мизансцену, разработанную Верди и Бойто к премьере «Отелло» с участием Таманьо, Мореля, Ромильды Панталеони и Наварини, то есть с участием всех первых исполнителей этой оперы, включая и его, Пароли. В общем, должен сказать, что во время двух сезонов в Египте общество Пароли было для меня утешением и моральной поддержкой. Мы с ним очень сдружились.
Глава 17. ОПЯТЬ В ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ
Путь на Буэнос-Айрес. Леопольдо Муньоне и мои партнеры. Опять Муньоне и я. Мы стали добрыми друзьями. Прохожу партию Каскара в «Заза» Леонкавалло. Мой триумфальный успех в Буэнос-Айресе. Еще сезон в Египте и возвращение в Милан. Еще одна зима в чудесном климате. Болезнь мамы
В апреле 1902 года я снова отплыл в Америку. В этот раз я держал путь в Буэнос-Айрес. На борту парохода находилась целая плеяда артистов, пользовавшихся широкой известностью. Антрепренера, собравшего блестящую труппу — я знал его только по наслышке,— звали Бонетти; он был одновременно и концессионером оперного театра. Дирижером оркестра был приглашен Леопольдо Муньоне. Нет надобности характеризовать этого типичного неаполитанца и говорить о том, каким он был энергичным, бурно темпераментным, преувеличенно экспансивным и вообще экстравагантным. Бонетти представил меня ему в первую очередь. Муньоне еле подал мне руку и окинул критическим взглядом с головы до ног. Всем своим видом он показывал, что ему меня просто жаль. Он считал меня слишком молодым и незрелым, чтобы петь в Буэнос-Айресе. Затем я был представлен ведущим артистам труппы. Познакомился я с первым баритоном Марио Анкона. Он был тогда в апогее своей карьеры, ветераном театров Метрополитен в Нью-Йорке и лондонского Ковент-Гардена. Очень элегантный, он носил бородку, как Эдуард VII, называл его своим личным другом и хвастался булавкой, вколотой в галстук, говоря, что получил ее в подарок от английской королевы. Познакомился я также с Эриклеей Даркле, румынской артисткой, элегантнейшей, красивейшей женщиной, великолепным драматическим сопрано; со знаменитым тенором Эдо-ардо Гарбин и его женой, дивной Аделиной Стеле, двумя артистами высокого класса, завоевавшими всемирную известность исполнением романтического и современного репертуара. Публика во всем мире восхищалась их интерпретацией ролей в «Богеме», «Манон», «Федоре». Встретился я здесь снова с уже знакомым мне тенором Боргатти, замечательным исполнителем вагнеровского репертуара, большим оригиналом и очень симпатичным человеком; с выдающейся певицей контральто Аличе Кучини, Далилой с чарующим голосом; с басом Ремо Эрколани, талантливым римским артистом, которого очень ценили в Италии И в Южной Америке. И с рядом других, имен которых я уже не помню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Чайник, Фира и Андрей: Эпизоды из жизни ненародного артиста. - Андрей Гаврилов - Биографии и Мемуары
- Великие евреи. 100 прославленных имен - Ирина Мудрова - Биографии и Мемуары
- Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Не жизнь, а сказка - Алёна Долецкая - Биографии и Мемуары
- Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1 - Николай Любимов - Биографии и Мемуары
- Прощание с иллюзиями: Моя Америка. Лимб. Отец народов - Владимир Познер - Биографии и Мемуары
- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары