Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однако идешь, – ехидненько произнес чей-то голос.
Перед мостом Глотов почти театрально прислонил ухо к рельсу.
– Тихо.
– Не скачет Мамай?
– Мамай? – недоуменно выпятил нижнюю губу Глотов. – Какой Мамай? А, это аллегория?
Взошли на мост.
– Мамай и аллегория? – усмехнулся Суворов. – Знаете судьбу его?
– А чего ж не знать? Так и вы, ваше сиятельство, знаете. Но вы-то не Дмитрий Донской? Куда вам. Небось, хотите от меня малой данью откупиться? Вот вам! – и он, торжествующе улыбаясь, ткнул Георгию кукиш.
– Я Суворов, – сказал Георгий и, схватив Глотова за протянутую руку, изо всех сил рванул на себя. Глотов пролетел к ограждению, нелепо взмахнул руками и перевалился за перила. Крик длился две или три секунды. Не оглядываясь и не взглянув под мост, Суворов пошел дальше. «Еще один твой», – послал он мысль архиву.
«А вот и мой черед, – подумал Георгий Николаевич. Он чувствовал на себе взгляд и дыхание архива. – Загнал ты меня, дружок, загнал в угол. Со мной ладно, а что делать с тобой? Ты часть России, а где она, Россия? Никому ты не нужен здесь. Ты как человек, интересен лишь своей тайной. Нет ее – нет и тебя. И какая нынче тайна? ! Ни сжечь, ни порвать тебя нет уже времени, да и сил. Разве что забрать с собой? Теперь, брат, я не твой. Теперь ты – мой».
Суворов поднялся, позвонил в институт, попросил машину и грузчиков.
И туманным-туманным утром, когда всё кажется безмерным, и не разглядеть лиц, погрузил на баржу архив, взошел по шатким мосткам на борт. Баржа тихо-тихо пошла на север. На берегу был кто-то, или показалось…Мост прошли, тот самый…
«Куда в России ни пойди, повсюду север…»
– Уйти решил? – услышал Георгий Николаевич. – Куда?
– Тебя не спросил! – рассмеялся Суворов ему в лицо.
***
– Где? Где?
– Кто? Кто, Георгий Николаевич? О чем вы? !
–…Россия…где?..
Рысь
От сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Русская пословица
Сума
Как сейчас помню, была пятница, тринадцатое, разгар июня… А, может, я и ошибаюсь, и был май, и вовсе не тринадцатое. Память так капризна.
Кстати, как только начинаешь вспоминать, вспоминается бог знает что, чего и близко не было. Хотя тут же готов голову дать на отсечение, что всё было именно так!
Вспомнишь эпизод, и сердце замрет, не в силах покинуть тот остановившийся навсегда момент времени.
Меня уже месяц носило по городу, в котором я никому не был нужен. Карманы и душа мои были пусты. Это только природа не терпит пустоты, а душа стерпелась. Впрочем, у меня оставалось еще немного денег, чтобы оттянуть тот момент, когда меня понесет к мусорным ящикам и урнам, как гибнущий корабль на скалы. Только вряд ли что оставили там крысы, собаки и пенсионеры. Есть еще паперть, грабеж да мысли о бессмертии. Странно, что бомжи тоже хотят жить. Собственно, что еще желать в стране, где улыбка занесена в Красную книгу?
Месяц назад я истово решал классические вопросы бытия, один за другим выдирая их с корнем из души, как сорняки. Выдрал и решил: когда виноват весь мир, значит, виноват и ты; и ничего тут не поделаешь.
И весь этот месяц я тянул, как актер, паузу и не забирал со сберкнижки последние рубли, которых могло бы вполне хватить на ритуальные услуги. Я жил случайными заработками, а ночевал на даче, которая единственная осталась у меня от прежней нормальной жизни. Чтобы избежать радостных встреч с контролерами, я с дачи уезжал первой электричкой, а возвращался последней. И с каждым днем всё больше и больше в электричках становилось людей, похожих на меня, и с каждым днем я всё меньше и меньше становился похожим на людей, от которых каждую ночь уезжал с вокзала на юго-восток. Я стал плохо спать. А если и засыпал, то во сне мчался сломя голову в грохочущем вагоне от преследующей меня темноты.
Мимо процокала девица. Мне раньше нравился июнь. В июне откуда-то появлялось много женщин. Совершенно бесполезных созданий, впрочем, как и мужчин.
Старик с седой бородой, как у Хэмингуэя, в толстом осеннем пальто и кроличьей шапке, закинув руки за спину, брел впереди, разглядывая асфальт. Поднял что-то, бросил и стал яростно пинать ногами. В мою сторону откатилась сплющенная крышечка от бутылки.
Я представил себе на миг, что буду вот так же шататься по городу в разгар лета в несуразном, но необходимом наряде, рыться на помойках и собирать бутылки, и содрогнулся от собственной грязи, словно вдруг провалился в сточную яму. Сколько дней этот старик живет внутри своего тела, внутри своей души, внутри своих мыслей, съежившись, сжавшись, замерев, лишь бы не чувствовать их грубую, грязную корку, лишь бы не касаться их границ?
Только тут я заметил, что после ночного дождя на черном асфальте много сломанных веток. У тополя конституция хрупкая, как у бродячего актера. Тополя, тополя, кто же ваш режиссер?
Я прошел мимо павильончика, на двери которого вечно висит табличка «Технический перерыв». Сейчас таблички не было.
– Пивка не желаете? – Крашеная блондинка выглянула из дверей павильона.
– На обратном пути, – сказал я.
Меня вынесло на проспект, зажатый между стенами серых зданий. Угловой дом перед площадью был безобразно громаден. В нем можно было бы запросто разместить всех бандитов и бомжей Центрального района.
– Мужик, подсоби-ка! – донеслось как из под земли. – Дверь надо открыть.
На нижней ступеньке зарешеченного спуска в подвал стоял лысый здоровяк лет шестидесяти с чучелом рыси в руках. Я спустился на пятнадцать ступенек и помог ему.
– Помоги еще, – попросил мужчина.
В подвале он зажег свет, мы прошли еще метров тридцать, и он открыл одну из многочисленных дверей. Я отдал ему чучело. На миг мне показалось, что рысь живая. Взгромоздив рысь на верстак, мужчина вытер пот со лба и потянулся к начатой бутылке пива. Сделав два глотка, он предложил мне допить бутылку.
Пиво выдохлось и было теплое. Я огляделся. Комната была заставлена чучелами. На столе лежала краюха хлеба. Я невольно проглотил слюну. Два дня назад я перешел на режим жесткой экономии и перестал ужинать и завтракать. Жизнь вприглядку – вполне сносная
- Архив - Виорэль Михайлович Ломов - Прочие приключения / Русская классическая проза
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Грибоедов за 30 минут - Илья Мельников - Русская классическая проза
- Муха - Денис Анатольевич Страхов - Ужасы и Мистика
- Ашик-Кериб - Михаил Юрьевич Лермонтов - Русская классическая проза / Прочее
- Записки старого дурака. Тетрадь вторая - Святослав Набуков - Русская классическая проза
- Тоннель - Яна Михайловна Вагнер - Русская классическая проза
- Дело врача - Грант Аллен - Классический детектив
- Бегство к себе - Галина Леонидовна Одинцова - Русская классическая проза
- Девушка в поезде - Агата Кристи - Классический детектив