Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПСИЦА[333]
1
Догоняя поезд, ухнет пушка,Перекатят эхо гор горбы.Катит санитарная теплушка,Мчатся телеграфные столбы.
По верхушкам елок дым, как пена,Стукота торопит: у-ди-рай!К эшелону самого ЖаненаПрицепился подпоручик Грай.
Сколько ни канючил, льстясь холопом,Брыкались французы: «Non… mais pas!»Подкатил теплушку, чик форкопом,Уж теперь не бросят до депа.
Комендантша шепчет: «Милый душка,Я на всё согласна, мой шалун!»Катит санитарная теплушка,Только проскочить бы ей Тулун.
Зашатались тени. Гул. Просонье.Голосов колесных речитатив.Скоро атаманье золотопогонье,Лишь бы не споткнуться до Читы.
Комендант расползся басом круглым,Спотыкаясь храпом в сон и бред.На вагонной стенке — белой — углемЗашатался женский силуэт.
Белокурый локон льнет, как стружка,Подпоручик весел, всё забыл,Катит санитарная теплушка,Мчатся телеграфные столбы.
2
Партизанья стайка, в чаще кроясь,Заморозив за ночь четверых,Выползла к разъезду встретить поезд,Вызвездила в лапах топоры.
Бороды в сосулях. В клочьях лопоть:Не потащишь вычинить жене.Падает, не всхлипнув, крюк форкопа:«Может быть, в теплушке сам Жанен!»
Поезд свистнул дальше. ПодпоручикДумает, целуя: «Знать, маневр».Беленькая шейка, глазки, ручки…Запоздал тревогой вздрогнуть нерв.
Ворвались. Сверлящий взгляд, как верша.Револьвер в сопатку. Раз — два — три…— Золотопогонник. — Ротный фершал!— Подавай бумагу! — На, смотри!
— Что така за баба? — Та ж сестрица.До больницы тащим старика.— Нечего лечиться: нам сгодится,На штанине офицерский кант!
Ничего не скажешь, ясно — бриджи,Перечеркнут список послужной.Погулял и пожил, и не ныть жеПеред задохнувшейся женой.
Опрокинут пулей. Молча роясь,Мужики кругом стоят гурьбой.А у семафора бронепоездЗасветил прожектор голубой.
3
Чертыхнулась пушка, гулом кроя,За-та-та-та-тах-тал пулемет,Но достались белым только трое,И на каждом пули есть клеймо.
Подобрали И пленных взяв — теплушку,Офицеру — спирту, даме — бром.Барыня по-детски плакала в подушку,И мотало версты за окном.
Рассветало тускло, мутно, тупо,Граи молчал, забывши все слова,А. на дальней лавке важно трупаСерая покачивалась голова.
Кадровый полковник, это ль финиш,Брюки бы другие, жив, глядишь!..— Я теперь сиротка, ты не кинешь?И тянулись руки, как камыш.
Поезд, заливаясь сиплым лаем,Громыхнул на стрелках, тут — депо.Засвистали, встали, и — бугаем —Паровоз отцеплен: водопой!
Командир «Стального» чертом к даме.Он в былом изящный кирасир,— Если вам угодно, вы их — сами,Словом, в вашей власти… Та: «Мерси!»
Как цветок подносят, подал кольта.— Лично, за супруга!.. И пошли.Грай подумал сонно: «И за польта,Две шинелки, язви, унесли».
4
Мужики толкались на перроне,По горбатым спинам бил приклад.Барыня оружья не уронит,Подведенных не опустит глаз.
— Палец на гашетку. Это мушка.Поднимайте выше, целясь в лоб…Дыбом санитарная теплушка,Навзничь телеграфный столб!
Где за водокачкой куст и бочка,Меховые боты топит в снег.Кошкою подкралась. Встала. Точка.Бородатый рухнул человек.
Подползла к другому, как гадюка,Но глаза мужчины взглядом бьют.Дрогнул локоточек. «Плохо, сука.Промахнулась, псица, мать твою!»
Рухнул, опрокинут шашкой Грая,Чмокая по снегу черным ртом.Млели офицеры: «Ишь какая!»Называли барышню молодцом.
Мечутся колеса четко, дробно,Стукота торопит: у-ди-рай!Женщину в теплушке нежно обнялЮный подпоручик Васька Грай.
Догоняя поезд, ухнет пушка,Перекатят эхо гор горбы.Катит санитарная теплушка,Мчатся телеграфные столбы.
ЧЕРЕЗ ОКЕАН (Поэма)[334]
В 1922 году, в дни эвакуации Приморья остатками дальневосточной Белой Армии, несколько кадет, раздобыв крошечный парусно-моторный бот «Рязань», решили плыть на нем в Америку. Капитаном судна был избран случайно встреченный в порту боцман. Судно благополучно прибыло к берегам Северной Америки, установив рекорд наименьшего тоннажа для трансокеанского рейса. Как сообщает молва, жители города, в гавани которого кадеты бросили якорь, вынесли «Рязань» на берег и на руках, под звуки оркестров, пронесли по улицам.
I
Складка досады, как шнур на лбу;Капитан опустил трубу:«В этих широтах, где шквалом бьетЛевиафанов, — рыбачий бот?!»
Лево руля положил штурвал,Вахтенный тянет сигнальный фал.
Долго ли боту лечь в дрейф?Кливер прихвачен, фок — с рей,Заполоскал и упал бизань.«Русская дрянь! На корме — «Рязань»!»
Рупор к матросским губам прижат,Мышцы на голой груди дрожат,И выдувает, как мехом, грудь:«Эй, вы откуда? Куда ваш путь?»
И переплескивает моряку:«Из Владивостока в А-ме-ри-ку!»
II
Бот, не поднявший при встрече флага(Снят революцией этот флаг), —Кто он для встречного? Лишь бродягаС жалкой командою из бродяг!
«Русский!» — не спичечный коробок лиЭта скорлупка? В ней шесть сердец:Шесть человек насчитал в бинокли,Женской толпой зацветя, спардек.
Девичьим губкам поахать любо,Радостно сердце зажечь огнем.Легче!.. На боте не флаг яхт-клуба,Не знаменитый спортсмен на нем!
«Русский!» — От голода и от страхаПрет бесшабашно на рожон.Нету причины ни петь, ни ахать —Воздух их родины заражен.
Это суденышко — сыпнотифозный,С койки своей убежавший в бреду.Путь его к гибели неосознан:«Без покаяния пропадут!»
III
Бот на ост, пароход на вест.Ставь, капитан, на восточном крест,Жми, капитан, желваки скул:Будут собою кормить акул.
Васко да Гама и ЛаперузС морем иную вели игру-с;Там удальцы, королевский флот,Это же — русский дырявый бот.
Был капитан, вероятно, прав.Высверкал радио-телеграф:
«В трех тысячах миль от Сан-Франциско(Дата) встречен рыбачий бот.Курс — ост. Невероятность рискаУбеждает в безумьи ведущих его;Впрочем, бот принадлежит русским,А им благоразумие свойственно разве?Иокогама во вторник. Телеграфируйте груз.Тихоокеанская линия. "Эмпресс оф Азия"[335]».
IV
Не угадаешь, какого рангаЭтот потомок орангутанга;Ноги расставил, учуяв крен,Свесились руки до колен.
Морда небритая смотрит храбро,Воздух со свистом ноздрею забран;Цепкой о ножичек бряк да бряк,Боцман Карась — удалой моряк!
Жадной девчонкой в порту обласкан,Алым цветочком украсит лацкан,Но из цветочного барахлаПрет, как галушка, мурло хохла.
Он на вопрос, на учтивость герла:«Где ваша женушка?» — брякнет: «Вмерла!»Плавал в Шанхай, на Камчатке жил,Любит хану, и сулю, и джин.
Деньги оставил у хитрой барышни —Стало быть, снова ступай на парусник.Тяжело похмелье на берегу.«Можешь в Америку плыть?» — «Могу!»
Лишь оторваться б! Всяк путь отраден.«Бот-то, ребятушки, не украден?»Впрочем, в моменты эвакуацииМелочами интересоваться ли?
«Выспись да трезвым наутро встань,По-настоящему капитань!»
V
Боцман лениво идет на ют.Славно ребята его поют!Даже не хочется материть —Верится: выпоют материк!
«Ветер-ветерочек, вей в корму,Ветер-ветерочек, не штормуй!Чтобы каждый парус был пузат,Потому что нам нельзя назад.
Ветер-ветерочек, я — кадет,Был всегда на палочку надет;А теперь в смоле холщовый зад,Но и задом нам нельзя назад.
Ветер-ветерочек, не к добруНе учил я раньше ал-геб-ру,А горланил с чехами «наздар»[336],Вот за это и нельзя назад.
Может, плакать будем мы потом,Но потом бывает суп с котом,И, что бы там ни было, покаПринимай-ка нас, Америка!»
Думает, сплевывая, Карась:«Ладная банда подобралась!»
VI
Друг, не вчера ли зубрил про катетыДа про квадраты гипотенуз?Нынче же, смотришь, придут и схватят те,Что объявили отцам войну.
Можно ль учиться, когда надтреснутСтарый уклад и метель в дыру?С курток погоны приказом срезаны,Дядьки указывают директору.
Проще простого: винтовки нате-ка,Нате подсумки и груз обойм.Не перейти ль от игры в солдатикиК братоубийственнейшей из войн?
И перешли. Так уходит скаутВ лагерь, как эти в отряды шли;Но о любимых лишь bene autNihil[337] — их пять уцелело лишь!
В лагере можно мечтать о доме,Лес оконтрастит его уют,Ну, а в тайге ничего нет, кромеГнуса. Соловушки не поют.
Нет молочка, и уютам — крышка;В ночь непогожую — до утраЗакоченеешь, как кочерыжка,Коль не сумеешь разжечь костра.
Детские души — как лапоть в клочья!Зубы молочные раскроша,Вырастят мальчики зубы волчьи,Волчьей же сделается душа.
Хмуро дичая от понужая,Бурым становишься, как медведь.Здесь обрастешь бородой, мужая,Или истаешь, чтоб умереть.
Ночью, когда раздвигают сучьяЗвезд соглядатайские лучи,Смело и просто заглянешь с кручиСердца в кристальную глубь причин.
Что-то увидишь и в память спрячешь,Чтобы беречь весь свой век его,И никогда уже не заплачетТак улыбнувшийся в непогодь.
В плен ли достанешься, на коленкахНе поползешь — не такая стать:Сами умели поставить к стенке,Значит, сумеют и сами стать!
VII
Город и море: куда же дальше нам?Грузят два крейсера генеральшами.День пробродили в порту, и вотСняли с причалов рыбачий бот.
С берега море песок сгребало.Ветер — на девять штормовых баллов —Взвизгивал, брызгами морося.Темень. И трубочка Карася.
VIII
Близится. Вот он. Перешагнул.Так по таежным вершинам ветерТянет широкий протяжный гул,Словно сырые рыбачьи сети.
Плавно поднимет и бросит вниз;Всхлипнув, скрипуче положит набок.Лампа качается и карнизТемной каюты качает как бы.
Будто бы та же кругом тайга,Та же землянка без зги, без следа.Тиф. Неустанный напор врагаИ голубые лохмотья бреда.
Нет: то широко идет волна,Словно щенок за щенком, в прискочку,И любопытно следит лунаВ мертвом движеньи живую точку.
Это на мачте несет «Рязань»Желтый огонь, золотую искру.Это зрачок, темноту грызя,Точку свою из тумана выскреб.
IX
Дни и недели. «Карась, мы где?» —«В морю». — «Хохлуха, туда ль нас гонишь?» —«Разве написано на воде?Прём на восток, и молись иконе!»
Бот по-таежному нелюдим, —Встречей в тайге не прельстишь бродягу:Если увидят далекий дым,Так норовят, что от дыма — тягу.
Может, в Америку плыть нельзя?Может, в Америке встретят в сабли?Всё же всё чаще, волной скользя,Щупал прожектор шальной кораблик.
Пёрли по-жульнически. В кустахТак пробирается беглый. КончикУха в траве показав, русакТак удирает от шустрых гончих.
Думалось, встретит «Рязань» ковчегЭтакий мощный и необъятный,Пересчитает, обложит всехИ заворотит: гуляй обратно!
У Карася, уж на что бывал,Стала тоска проступать на морде;Все-таки пёрли и в штиль, и в шквал,Не помышляющие о рекорде.
Белкой, крутящейся в колесеСтраха, кончают свой путь отважный,Ибо приблизились к полосе,Именуемой каботажной.
«Морду набьют, — говорит Карась, —Даже напиться не будет сроку!»Всё ж, неизвестности покорясь,Курс до конца на восток простроган.
Вот и прибрежные острова,Не изменять же у цели румба!..И растворяется синеваПройденных миль над страной Колумба
Только укрыться и не пытайсь:Всюду подгадят болтун и кляузник.Вот заметка из какого-то «Таймс»В переводе на русский паузник:
«Через океан на 10-тонном боте.Установлен рекорд на наименьший тоннаж».Фотографии: мистер Карась (уже в рединготе!),Обсосанная ветрами «Рязань» и ее экипаж.
В заметке сказано: «Уклоняясь от встречиС дозорным миноносцем и принятый за спиртовоза,Бот не исполнил приказания в дрейф лечьИ был обстрелян, но, к счастью, в воздух.
Из своей скорлупы при осмотре вытрясБот шесть человек. До ближайшей гаваниКапитан не пожелал сообщить (славянская хитрость!)Истинной — рекордсменской — цели плавания.
Итак, приз, равный 30 000 долларам,За трансокеанский рейс при наименьшем тоннажеДостанется этим бесшабашным головам».Затем: интервью — почтительнейшее — с хохлованом нашим.
X
Говорят, и этому я верю,Что тот город, где кадет-матросБросил якорь, вынес бот на берегИ по улицам его понес.
И о чем народом крепким пелось,Что кричалось — выдумать не рвись;Вероятно, прославлялась смелостьИ отваги мужественный риск.
Милые, что ныне с вами сталось,Я не знаю. Вероятно, тамРастворившись, приняли за малостьСлаву, улыбнувшуюся вам.
Кончен сказ и требуется вывод;Подытожить, сердце, не пора ль,Ибо скажут: расписались мы вот,Ну и что же? Какова мораль?..
XI
Лбом мы прошибали океаныВолн летящих и слепой тайги:В жребий отщепенства окаянныйЗаковал нас Рок, а не враги.
Мы плечами поднимали подвиг,Только сердце было наш домкрат;Мы не знали, что такое отдыхВ раззолоченном венце наград.
Много нас рассеяно по свету,Отоснившихся уже врагу;Мы — лишь тема, милая поэту,Мы — лишь след на тающем снегу.
Победителя, конечно, судят,Только побежденный не судим,И в грядущем мы одеты будемОреолом славы золотым.
И кричу, строфу восторгом скомкав,Зоркий, злой и цепкий, как репей:«Как торнадо, захлестнет потомковДерзкий ветер наших эпопей!»
Харбин, 1930ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ (Главы из поэмы)[338]
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921 - Александр Блок - Поэзия
- Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том первый. Стихотворения (1912-1917) - Владимир Маяковский - Поэзия
- Стихи и поэмы - Константин Фофанов - Поэзия
- Поэмы и стихотворения - Уильям Шекспир - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931 - Максимилиан Волошин - Поэзия
- Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Виссарион Саянов - Поэзия
- Поздний гость. Стихотворения и поэмы - Владимир Корвин-Пиотровский - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Даниил Андреев - Поэзия