Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство независимых европейских стран по размерам вполне сравнимы с нашими российскими «субъектами Федерации». Республика Саха (Якутия) по территории превышает вообще всю Западную Европу. Крохотная Калининградская область раза в три больше, чем Люксембург. Но разве сравнить ее, бывшую немецкую землю, хотя бы с землями бывшей ГДР?
Второй отрывок, обведенный Иванцовым, располагался пониже, ближе к концу статьи:
«Как мне кажется, несмотря на создание Европейского Союза, открытие границ, всякие там Шенгенские соглашения, каждый европейский народ навеки останется самим собой. У них острое чувство малой Родины. Той страны, которую можно за день объехать на автомобиле, той страны, в которой нет серьезных Различий в климате и природе между севером и югом, западом и востоком. Но зато есть устойчивые давние обычаи, традиции, национальные костюмы, обряды, фольклор. И привязанность к ому маленькому — по нашим понятиям — кусочку земли, к своему языку и соплеменникам у них на порядок выше. Помноженное на животворящую силу частной собственности, чувство любви к своей маленькой Родине создает ту атмосферу, в которой европеец воспитывается. Оно поддерживает тот цивилизованный климат, при котором чисто убирают улицы, стригут газоны и не ломают троллейбусные остановки.
Что же касается русских провинциалов, то большинство из нас, восторгаясь величием своей страны, восхищаясь ее великой историей и разнообразием, преклоняясь перед общими святынями и имперскими столицами, не испытывают особо острой любви к родной области. И с превеликим удовольствием покидает Новгород или Тверь ради Петербурга, а Тулу или Калугу — ради Москвы. И обустраиваться, облагораживать малую Родину просто не хочет. Тем более что собственности как таковой у него не было долгие семь десятилетий».
Иванцов, когда все это читал, ощущал двойственное чувство. С одной стороны, этот самый Вадим Веронский, сделал вроде бы очень полезное дело. Накапал на мозги потенциальным береговичам о том, что их малая Родина, превышающая по размерам Швейцарию или Австрию, вполне могла бы быть чистенькой и ухоженной, если б не чертова Москва со своими царями и генсеками, поборами и ревизиями. С другой стороны, уж очень презрительно этот писака высказывался о России и подобострастничал перед Западом. Ну, и насчет Советской власти, конечно, дерьмом исходил. Хотя бы расшаркнулся чуток насчет того, что она его предков от черты оседлости избавила…
И от этого, может, и праведного негодования Иванцову вдруг припомнилось, что Степа говорил о желательности сделать из областных журналюг одного живого героя и одного мертвого. Живым героем вполне мог бы стать Иван Шаманов, он же Полусиськин. А вот на роль мертвого Виктор Семенович с удовольствием утвердил бы Веронского.
В принципе все это было совсем несложно сделать. Но и Шаманов, и Веронский были пока еще малозаметными людьми. Их надо было предварительно раскрутить. Сделать это нужно было через посредство областной телерадиокомпании «Береговия», но, разумеется, не высвечиваясь. Лучше всего будет, чтобы мысль о раскрутке Шаманова и Веронского пришла на ТВ от самого Главы. То, что после месяца-полутора трепа с телеэкрана Шаманову придется угодить в тюрьму, допустим, за незаконное хранение оружия, а Веронскому — пасть жертвой таинственного убийства, ни Главе, ни гендиректору ТРК сообщать, конечно, необязательно. Но подать этих ребят Главе надо обязательно, и лучше если напрямую, а не через кого-то.
— Витюша, — позвала Ольга Михайловна, — тебя домогается господин Соловьев. Я сказала, что ты еще не пришел с работы.
— Лучше бы соврала, будто я в район уехал. В Сидоровский хотя бы. А то теперь через полчаса опять перезвонит и будет так трезвонить до полуночи.
— Не надо было давать домашний телефон.
— Я и не собирался, Тихонов удружил.
— Позволь, Витюша, дать тебе маленький совет. Этот взволнованный папа может наделать глупостей. Я знаю таких мужиков, они в том, что касается любимых детей, не менее эмоциональны, чем дамы. И столь же непредсказуемы в поведении. Помоги ему вернуть сына.
— Не суйся в эти вопросы, ради Бога! Надо будет — вернем.
— Как знаешь, — обиделась Ольга Михайловна, — я только посоветовала. Конечно, ты считаешь меня круглой дурой, но лучше уж я буду дурой, чем вдовой.
— Ты думаешь, что Соловьев псих? Если хоть волосок с моей головы по его вине упадет, он своего парня увидит в разобранном состоянии. И он это понимает.
— Ужас какой!..
— Пора бы привыкнуть, милая.
— Опять звонит.
— Сейчас подойду. Иванцов снял трубку.
— Алло.
— Виктор Семенович, это Соловьев вас беспокоит, из Москвы.
— Очень приятно, Антон Борисович, чем обязан?
— Хочу вас кое-чем порадовать. И в гости напроситься по этому случаю.
— А-а, так вы здесь, значит? А я думал, вы по междугородному…
— Нет, я здесь. Через четверть часа могу подъехать.
— Хорошо, подъезжайте.
Иванцов этому визиту не обрадовался. Соловьев в планы работы на сегодня не вписывался. Иванцову хотелось еще немножко поработать над вырезками и продумать операцию по представлению Главе потенциальных героев борьбы за независимость Береговии. Но просто послать Соловьева по известному адресу или сделать это с вежливостью Иванцов уже не мог.
После получения нескольких видеописем от Вани Антон Борисович, поразмыслив, сделал некоторые вложения в будущую экономику Береговии. Пока в размере одного миллиона долларов.
Конечно, сделал он это не только из отеческой любви к наследнику. Плохой он был бы бизнесмен, если б не попытался выторговать кое-какие выгоды по жизни.
Во-первых, ему продали по сходной цене контрольный пакет акций одного из самых доходных предприятий области — ликеро-водочного завода. Во-вторых, ввели в правление «Прим-банка». В-третьих, дали возможность создать риэлтерскую контору, чтоб вести операции с городской недвижимостью. Но самое главное обезопасили дела Соловьева от наездов всяческих теневых структур. Степа, Фрол и ряд других авторитетных деятелей объяснили почтеннейшей публике, что трогать московского воротилу или забижать его людей строжайше запрещается, а те, кто это попробует игнорировать, будут уволены от жизни с выходным отверстием или без такового. Как всегда, конечно, нашлась борзота, которая не поняла с первого раза.
Некий невосприимчивый к словам рэкетмен по кличке Лысый, неоднократно предупреждавшийся криминальным сообществом за беспредельные действия, изобразив из себя жутко крутую инстанцию (это при наличии двух пистолетов и трех двуствольных обрезов на десять человек команды), самонадеянно предложил свою крышу соловьевским риэлтерам. Но тем уже был выдан телефон, по которому следовало позвонить в случае подобной неприятности. Они позвонили, объяснили суть проблемы Фролу. Тому и десяти минут не пришлось выяснять, кто именно наехал. Фрол проявил определенный гуманизм в отношении незрелой молодежи, входившей в группировку Лысого. Их отловили в родном подвале, где эти романтики квасили после трудового дня, и отметелили в лучшем виде, но не до смерти. Так, не больше, чем до разбитых носов и синяков на роже, обойдясь без переломов ребер, вывихов челюстей и разрывов селезенки. Даже почки никому не отбили. Наиболее серьезно пострадал только один поклонник Брюса Ли, который пытался отмахиваться ногами и кричать «Ки-я!». Ему сломали голень и обеспечили сотрясение мозга. Кроме того, разумеется, отобрали у шпаны все стреляющее: не фига пушки носить, если пользоваться не умеете. Ножи тоже забрали, чтоб не баловались попусту. В общем, юношество отделалось испугом. Но Лысому, как вполне совершеннолетнему и ранее судимому, то есть уже знакомому с нормами блатного права, пришлось куда хуже. Темной ночкой его вывезли на городскую свалку, где он и был поутру обнаружен местными бомжами без каких-либо признаков жизни и мужского достоинства. Причем судмедэкспертиза установила, что сначала он был лишен второго, а уж потом первого.
Был также неприятный случай, когда некий вполне легальный член правления «Прим-банка», то ли по наивности, то ли от недостатка опыта, вдруг решил выяснить, почему в его любимое заведение вписывается посторонняя фигура и что, собственно, «Прим-банк» будет с этого иметь. После того, как новенькая «тойота» этого любопытствующего господина пыхнула ярким пламенем, унося в небытие полста тысяч баксов — бедняга даже застраховать ее не успел! — член правления понял, что лишнее знание может оказаться вредным и для его личного здоровья.
Так что отношения между Соловьевым-папой и будущей Береговией неуклонно укреплялись.
Чем же Антон Борисович собрался порадовать Иванцова? Нынешний мир так устроен, что, когда тебе сообщают, будто желают порадовать, невольно возникает желание запастись валидолом или хотя бы валерьянкой. В это время позвонили с проходной поселка.
- Многие знания – многие печали. Вне времени, вне игры (сборник) - Анна и Сергей Литвиновы - Детектив
- Бриллиант предсказателя - Влада Ольховская - Детектив
- Кольцо с тайной надписью - Валерия Вербинина - Детектив
- Тринадцать - Стив Кавана - Детектив / Триллер
- Похождения комиссара Фухе - неизвестен Автор - Детектив
- Сон с четверга на пятницу - Антон Грановский - Детектив
- Этюд в чернильных тонах - Сергей Пузырев - Детектив / Классический детектив
- Нечем дышать - Эми Маккаллох - Детектив / Триллер
- Черт его знает - Элизабет Питерc - Детектив
- Обаяние «новых русских» - Светлана Алешина - Детектив