Форма входа
Читем онлайн Детская книга войны - Дневники 1941-1945 - авторов Коллектив
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Ноги окоченели совсем. Я встал и снова за гимнастику. Снимал кандал и разогревал ногу теплым воздухом изо рта. Но и это не помогало. Во рту было холодно. Вентиляторы работали правильно. Мне кажется, что если бы я не был светлый волосами, то они уже бы засветлели. Когда стало совсем видно, я под своей кроватью нашел чьи-то документы и фото. Нашел портсигар итальянский. День прошел мучительно, холодно, так идет и ночь. Вот уже проходит и ночь и полутора суток ничего не было в желудке и холод. Сильное изнеможение, еще одни сутки и настанет смерть. Мне кажется, я и так уже одной ногой стою. Когда-то я слыхал, не то читал, что человек вполне может прожить неделю без пищи, для меня, в моих условиях довольно будет еще одних суток, это я ручаюсь с гарантией. В моих условиях ни один бы революционер в прошлом не объявил бы голодовки (о которых когда-то я читал.) (...)
29 декабря, среда. (...) Во что только может человек превратиться и мне самому кажется, что я не тот Баранов Василий Максимович, которым был много времени назад, а я только теперь «русская свинья» за номером 25795. На груди у меня OST, на фуражке рабочий номер, а собственный номер в кармане, хотя заставляют носить на шее. Весь изнумерован. Что такое OST говорят, это «осел советской территории», а свежее будет «остерегайтесь советской твари». Мы еще им докажем, кто мы. Вечером была сирена, хотели бежать к железнодорожному мосту, но заблудились и сидели под дубом по которому шлепали осколки от зениток. (...)
1944
3 января, понедельник. Тревоги ежедневно, но город не бомбят, зато другим городам попадает хорошо. Кто-то принес листовку, которую бросили американцы для немецких рабочих. Все очень довольны, что так часто тревоги. Пусть бомбят все и наш завод. Погода слезная, угрюмая, дует сильный ветер. Сыро, зябко. Продал свою домашнюю фуфайку, с которой жалко расставаться, она у меня отвечала за все и выручала в холоде и постели. Но лучше и мне холод пережить чем голод. За нее я взял 8 марок, т.е. 400 гр. хлеба. Только хлеб не хороший, а наш, лагерный. Работаю снова в ночную смену у того же зверя-мастера. Ночью давали суп у кого есть талон, обычно немцам, французам и бельгийцам, итальянцам давали добавок, но русским ничего и прогонял шеф из кантины. Перед утром пошел в уборную, залез в немецкий кабинет и решил дрыхнуть. Вдруг слышу на меня холодная вода, я испугался, оказывается шеф проверял бездельников русских и итальянцев и выживал водой. Когда я вышел, он меня ударил два раза по шее. Если бы у меня было что-либо в руках я бы дал сдачи, но я был комар по отношению к нему. (...)
7 января, пятница. (...) Сегодня решил на работу не идти. Жрать ужасно хотелось и я пошел в помойную яму и насобирал там брюквенных очисток, а полицай заметил и хотел меня поймать, потому что не разрешают лазать в помойной яме. Я удрал, прихожу в комнату, ребята просят, я им дал, а Грише сказал, что в яме их много, но только смотри полицая. Он побежал и не заметил полицая, который уже следил за уборной, и только Гриша приложился собирать, как полицай ударил сзади прикладом и убил насмерть. Я целый день не мог найти себя, ведь через меня его убили, если бы я не пошел, он бы и не знал. Вечером, когда комендант приходил в комнату, мы протестовали, что с нами обращаются хуже чем со скотом. Он что-то бормотал, идиот. Вечером труп куда-то увезли. Я так плакал, что по всему телу пошли синие жилы. В случае скорой победы и я останусь еще жив, то сегодняшний случай послужит еще большей мести этим фашистским извергам. Вечная ненависть им. Этот случай никто не сможет выбить из моей головы, пока она будет цела. (...)
12, 13, 14, 15, 16, 17 января. Трудно описать, что произошло со мной за это время. Дело в том, что я был замешен в саботаже. Поэтому чуть не поплатился жизнью.
Пришлось отлежаться в кранксбараке. Помню, когда я острым концом детали пробил воздушный шланг, кто-то сильно ударил по голове. Бельгиец мне сказал, что благодаря ему меня не судили, что он заступился, сказал, что я нечаянно упал на шланг, хотя фашист определенно знал, что это не случайность. Бельгиец на меня показывает, что если я не переменю своего отношения к работе, то они тебя расстреляют. Об этом они уже поговаривали и перевели меня в красильный цех для последней проверки. Здесь работать очень скверно, еще потому что краски настолько ядовиты, что совсем отравляют ослабший организм. Очевидно здесь я завершаю свой жизненный путь. Картошка оставленная ребятами была взята. Поэтому они помогают мне кто чем. Даже Бутроменко дал грамм 100 хлеба. Но все это плохо способствовало моему выздоровлению. В голове, по-прежнему, шумело, рана гноится, волосы необрезанные, прилипают. Синяки под глазами не проходят. Сегодня 17 января перед обедом я проходил мимо бывшего мастера-фашиста, он затрясся от злобы и очевидно от страха я было хотел вцепиться в него, но благоразумная мысль отвела меня, он очевидно понял и сделал быстрый рывок в сторону. Новый мой мастер без конца укоряет меня в неаккуратности, сегодня два раза гонял мыть руки, дескать, детали грязнятся от твоих рук и сказал, что я партизан а также коммунист. (...)
19 января 44 г., среда. Сегодня вместо супа дали пареной картошки с устрицами. Устрицы были сильно соленые, поэтому кое-кто не доедал, мне отдали Партизан и дед. Но усталость, слабость, по-прежнему, даже в животе ничего здорового нет, пить ужасно хочется, в голове туман и сон. Ноги совсем не хотят ходить и сильно болят. Вестей с фронта никаких нет. От русских я как-то оторван, а итальянцы политикой не занимаются. Все это создает еще большее огорчение. Возили тележку в цех к полосатикам, разговаривал с одним ленинградским парнем, он просил меня достать документы любого иностранца и расспросил как найти меня в случае, если очутится он на моей стороне. Мы условились. Все время нахожусь под впечатлением встречи с полосатиком. Конец работы в 7 ч. утра. (...)
21 января 44 г., пятница. Сегодня работали втроем, так как одного макаронника не было. Мастер справлялся, но ему ответили, что он арестован. Очевидно за то, что он ходил к одной немке, об этом якобы узнали немцы соседи и поэтому итальянца теперь повесят. Вообще итальянцы живут почти на положении русских, только им Красный крест помогает свой и американский. Мы же русские, как отверженцы, никому не нужны, хотя нас здесь миллионы. Русских в Германии больше чем другой нации. Вот наш лагерь считается штрафной, 3 тысячи человек. Когда как других 200 человек бельгийцев и французов. Мы огорожены проволокой в 100 рядов, а они ходят себе без «провожатого». Но зато и русских мрет каждый день десятки и все от голода.
Русские выносливый народ, это не отвергнет никто. Но вынести такую кару надо чем-то питаться. По картошку не пойдешь, бурты забрали да и караул усилили. Вчера и сегодня совсем нечего есть. Новостей с фронта нет.
Дневник Лизы Вейде
«Мой отец, Георгий Иванович Вейде, происходил из старинного шведского рода. По всей видимости, его предки служили в русских войсках ещё с петровского времени. По семейной легенде, наш предок Вейде был в начале XVIII века контр-адмиралом и обучал моряков Петра I. Отец был парикмахером. Моя мама, Елизавета Федоровна Фогельгезанг, была маникюршей в парикмахерской - работала вместе с отцом». Эти строки Елизавета Георгиевна Вейде надиктовала в начале этого века петербургскому журналисту и исследователю Сергею Глезерову, который и опубликовал впервые её дневник в книге «Блокада глазами очевидцев». Записи 14-летняя Лиза начала вести после эвакуации из Ленинграда на Кавказ, продолжала, будучи угнанной в Германию, а последние строки написаны накануне освобождения и возвращения домой.
Правда, попасть в Ленинград Вейде сразу не удалось как «политически неблагонадёжным». Пять лет Лиза с мамой и сестрой работали в мехлесопункте, валили лес. В город вернулись в 1949 году, Лиза поступила в артель «Автотранс», затем в Главленинградстрое трудилась диспетчером и нормировщиком.
«Елизавета Георгиевна жила одна, практически в нищете, в маленькой однокомнатной квартире в хрущёвке, - рассказывает Сергей Глезеров. - Последняя её работа - уборщица в общественном туалете. Когда она мне говорила об этом, то плакала, поскольку для неё такая работа была унижением. Но жить было не на что, приходилось выкручиваться. Ещё она была очень сердобольной и отзывчивой. В своей крошечной квартире приютила двоих гастарбайтеров с ближайшего рынка - мужа с женой. Они были бездомные, как она когда-то, и она их пожалела и приютила у себя. О дневнике она говорила так: «Когда я умру, я хочу, чтобы этот дневник передали в Музей блокады Ленинграда. Это самое дорогое, что у меня есть и что должно сберечь обо мне память».
Когда мы готовили к печати этот сборник, телефон Елизаветы Георгиевны уже не отзывался. Судьба её дневника также неизвестна. В Музее блокады его нет...
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Детская книга войны - Дневники 1941-1945 - авторов Коллектив бесплатно.
Похожие на Детская книга войны - Дневники 1941-1945 - авторов Коллектив книги
- Гибель вермахта - Олег Пленков - Военная история
- Большое небо дальней авиации. Советские дальние бомбардировщики в Великой Отечественной войне. 1941-1945 - Михаил Жирохов - Военная история
- Балтийский флот в битве за Ленинград. 1941 г. - Александр Чернышев - Военная история
- Эскадроны смерти: бандиты, наёмники - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Военная история / Публицистика
- Диверсанты СС - Константин Константинович Семенов - Военная история / Военное / Прочая документальная литература
- Повседневная жизнь блокадного Ленинграда - Сергей Яров - Военная история
- Воздушные десанты Второй мировой войны - Владислав Львович Гончаров - Военная история
- Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох - Коллектив авторов - Военная история
- Возвышение Сталина. Оборона Царицына - Владислав Гончаров - Военная история
- Герилья. Красные партизаны Латинской Америки - Коллектив авторов - Военная история / Военное
