Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В неровном пляшущем свете от горящей скатерти метались люди. Стреляли. Жердева Артем не видел. Сам он стоял в углу. Его не замечали. Когда к нему кто-нибудь становился спиной, Артем бил прикладом по голове. Мимо, прижимая к груди залитую кровью руку, пробежала Любка. За ней с наганом в вытянутой руке — командир анархистов. Артем выстрелил. Анархист упал.
— Сдавайтесь, сволочи, или мы перебьем всех вас! — прогремел голос Жердева. Анархисты стали поднимать руки. В помещение вошли красногвардейцы. Артем затоптал догоравшую скатерть, содрогаясь от отвращения, перешагнул через труп бородатого, прошел к кухонному столу. Здесь в полутьме кто-то сидел и плакал, всхлипывая по-ребячьи.
— Кто тут? — спросил Артем.
— Я это.
— Ты, Люба? Ты ранена?
— Не знаю. Рука болит.
— А лампа у тебя есть еще одна?
— Есть. Посмотри под столом. Она с керосином.
Артем зажег лампу, повесил ее на гвоздь в стене. Красногвардейцы уже разоружили анархистов. На полу, залитом кровью, лежали четверо убитых.
— Кто у вас главный? — тяжело дыша, спросил Жердев, засовывая наган в карман шинели и садясь к поставленному на место столу.
Анархисты молчали.
— Ну?
— Вот он, наш начальник, на полу…
— Введите-ка того прыгуна, — приказал Жердев красногвардейцам. Приведенный со двора человек был бледен, глаза его испуганно блуждали.
— Вы нас расстреляете? — спросил он у Жердева.
— Не, на второвские дачи отправим! — усмехнулся Жердев. — А пока отвечай, коротко и ясно. Где будет митинг? Когда? Кто его собирает?
— Митинг будет завтра. Кто собирает, нам неизвестно. Что за митинг, мы тоже не знаем. Мы обязаны арестовать руководителей Совета и разгромить Красную гвардию. Нам должны были помочь солдаты Березовского гарнизона.
— Что ты мелешь? — Жердев схватил анархиста за плечо. — Кто тебе это сказал?
— Этот вот! — анархист пнул ногой труп остролицего незнакомца с бородой.
— Кто он?
— Не знаю.
— Врешь!
— Честное слово. Никто не знает. Знал командир, но вы его…
— В штаб их, товарищи, — приказал Жердев красногвардейцам. — А этих унесите, в комнате наведите порядок.
Жердев повернулся к Любке, увидел кровь на ее руке, подозвал к себе, сам промыл и перевязал ей рану.
— Ничего, девушка, рана пустяковая.
Красногвардейцы вынесли трупы, собрали побитую посуду, вытерли с пола пятна крови.
— До свидания, Люба, мы уходим, — сказал Артем.
— Я боюсь здесь оставаться, не бросайте меня одну… — Любка прижалась к Артему, вздрагивая всем телом. — Они убьют меня…
Любку услышал Жердев.
— В самом деле, одной тебе будет жутковато, — сказал он в раздумье. — Придется кого-то здесь оставить. Семенов!..
— Нет-нет, не надо мне Семенова! Пусть остается Артем.
— Хорошо, пусть останется он.
Жердев передал Артему «лимонку» и вслед за красногвардейцами вышел, крикнув уже со двора:
— Дверь-то заложите!
В комнате стало тихо, пусто. Пол был затоптан, кое-где валялись осколки бутылок и тарелок. В разбитое окно врывался ветер, раздувал легкие занавески. Пламя в лампе колебалось, чадило. Любка ходила по избе молча, нянча перевязанную руку. Артем чувствовал себя виноватым перед Любкой. Не будь ее, опять бы многим хорошим ребятам пришлось распрощаться с жизнью. Подлые негодяи!..
— Больно, Любка?
— Нет, не очень…
— Дай я взгляну, что они с тобой сделали.
Он взял ее за руку, осторожно размотал тряпку. Пуля большого вреда не причинила, сорвала кожу повыше локтя. Но стреляли в упор, кожа была обожжена, в нее впились черные крапинки пороха. Артем сорвал листок герани.
— Заживет. Эти листочки хорошо помогают.
— Теперь, конечно, заживет. — Любка посмотрела ему в глаза и впервые за вечер улыбнулась, и Артем тоже улыбнулся.
— Давай приберем в избе, — предложил он. — В такой грязище и сидеть тошно. Тебе не холодно? Окно закроем, может?
— Не нужно, — отозвалась Любка.
Она намочила веник и стала подметать в комнате. Приблизившись к кровати, вдруг отпрянула, лицо ее перекосилось от страха. Ничего не говоря, показала под кровать пальцем. Артем нагнулся и тоже попятился. Под кроватью были видны чьи-то ноги в грязных сапогах. Он схватил винтовку и щелкнул затвором.
— А ну, вылазь!
Под кроватью кто-то завозился. Показалась голова с русым всклокоченным чубом. Человек на четвереньках выполз, поднялся на ноги.
— Брось свой дробовик, Артемка, а то я со страху помру.
— Федька! Ты как попал сюда? — опуская винтовку, удивленно воскликнул Артемка.
— Не в том штука, как попал, а в том, как уцелел. Ловко втюрился, черт возьми! Хорошо, что сдогодался под кровать нырнуть. Могли ухайдакать ни за грош. И хорошо, что тебя тут оставили. Шибко мне неохота с вашим Жердевым свидеться.
— Не отпускай его, Артем, — исподлобья глядя на Федьку, сказала Любка. — Он больше всех тут хлопотал.
— А ты помалкивай, стерва, я до тебя еще доберусь! — вскипел Федька. — Не твое, потаскуха, дело! Я тебе…
— Кончай такие разговорчики, Федька. Тронешь пальцем Любку — лихо тебе будет.
— Быстро вы спелись, — ядовито усмехнулся Федька. Но, увидев, что Артему это совсем не нравится, со смирением сказал: — Я, Артем, давно думал отшатнуться от анархии. Ты верно тогда говорил, что люди нечистые. Я, дурак, не послухал тебя… Сейчас, ежели ты не отпустишь, меня могут поставить к стенке, им что — нашей крови не жалко, и разбираться они не станут. А ведь я уже домой собрался. Жениться хочу. Проси отпуску, на моей свадьбе погулять.
— Ты мне зубы не заговаривай! Вместе с этими гадами наших ребят стрелять собирался. А ну, давай сюда твой наган!
— Очнись, Артемша. Ты на кого кричишь?
— Замолчи!.. Я могу и в зубы тебе дать сейчас. Давай сюда наган!
Федька отстегнул кобуру, бросил на кровать.
— Быстро ты в большевистскую веру перекрестился. Друг тоже называется…
— Друг, говоришь… А если ты завтра в меня с этого самого нагана пулю всадишь? Пусть не в меня, пусть в другого. А за что? Сволочь ты распоследняя, вот ты кто, Федька!
Федька стоял насупившись, смотрел на свои сапоги.
— Что молчишь, уши заложило? — спрашивал Артем.
— Я тебе сказал: бросаю анархию, не нужна она мне… Стрелять в ваших я бы все равно не стал. Зря ты набросился на меня.
— Ничего не зря, знаю я тебя, субчика! — сказала Любка.
— Не зуди, сука!.. Не выводи меня из терпения. Не могу я слушать, когда ты лезешь учить, потаскуха продажная! — озлобился Федька.
— Еще раз говорю тебе: Любку не трогай…
— Я продажная, да? — Любка подлетела к Федьке. — А ты, думаешь, лучше меня! Ты за рублишко кого хочешь продашь…
— Отвяжись!.. Отгони ее, Артем. Доведет до греха. Артем, ить мы с тобой тут жить зачинали, неужели же ты…
— Ладно, уходи отсюда… Но помни, Федька, спутаешься еще раз с такими же гадами, я тебя жалеть не стану. Вот тебе мое слово.
— Не надо было его отпускать, — сказала Любка, когда Федька ушел. — Он нахальнее всех тут был.
— Свой парень, Люба… Может, очухается, не полезет больше…
— Попади ты к нему — он тебе покажет, какой он свой. Все они один другого подлее.
— Я, Люба, по правде сказать, и сам виноватый, что он с ними схлестнулся. К своим надо было тянуть… Не смог… А ты, Любаха, с чего к ним прибилась?
— Стыдно про это рассказывать, Артем, — глухо сказала Любка. — Но тебе я расскажу все до капельки… Отец на войне потерялся, мама померла, стала жить я у старшего брата. Семья большая, ничего не хватает. Невестка, жена его, поедом меня ела. Как ни старайся — не угодишь. День и ночь пилила. Ну, ушла я от них. Подружка моя пристроила меня в прислуги к Кобылину. Сперва жилось ничего. А потом — купец давай подъезжать ко мне. То брошку, то сережки, то ситчику на платье подарит… Что я могла поделать? Поревела и смирилась. Баба его вскоре проведала про наши дела, оттрепала меня за косы и выставила за дверь… Спать негде, есть нечего. А на дворе осень… — Любка всхлипнула. — В это время и подвернулся Савка. Уж лучше бы мне с голоду помереть, хотя кому же охота умирать прежде времени… Так и жила, пока тебя не встретила…
Любка замолчала. Артем взял ее за плечи и тихонько притянул к себе. Любка вздрогнула, прижалась к нему и затаила дыхание. Посидели молча, словно в ожидании чего-то.
Лицо Любки было задумчиво, спокойно. На улице брезжил синий рассвет. Неуверенно, через силу она спросила:
— Смогу я, Артем, жить по-людски, руками себе на хлеб зарабатывать?
Артем ответил не сразу. Он смотрел в окно на бледное небо, усеянное легкими хлопьями облаков, на заросший лебедой и дурманом двор. Под окном была разбита маленькая клумба. За цветами давно не ухаживали, их почти задавила лебеда. Ночью сапоги красногвардейцев вытоптали, изломали, вбили в землю стебли лебеды, но цветы на клумбе как-то уцелели и сейчас сгибались под тяжестью обильно выпавшей росы. Уцелела, осталась нетронутой и лебеда в углу, под забором. Отсюда она опять поползет на клумбу.
- Белая Россия - Николай Стариков - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Путь слез - Дэвид Бейкер - Историческая проза
- Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе - Олег Владимирович Фурашов - Историческая проза / Крутой детектив / Остросюжетные любовные романы
- Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич - Историческая проза
- Захар Беркут - Иван Франко - Историческая проза
- Страстная неделя - Луи Арагон - Историческая проза
- Спецназ Сталинграда. - Владимир Першанин - Историческая проза
- Тайна убийства Столыпина - Виктор Геворкович Джанибекян - Историческая проза