Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые из его главных качеств уже были кратко упомянуты — его почти безграничная физическая энергия, его жадное практическое любопытство и подлинное чувство личной ответственности за Россию и людей, которую он ощутил, по крайней мере, в середине или в конце двадцатых годов. Первое из этих качеств сопровождает его постоянно всю жизнь. При столкновении с какой-либо ситуацией, которая требовала определенных действий, его реформаторский инстинкт заставлял действовать сразу, часто практически без размышлений, напролом, по наитию. Встревоженный на обеде в январе 1699 года новостью, что во дворце одного из бояр вспыхнул пожар (вездесущая опасность в стране деревянных зданий), он выпрыгнул из-за стола и помчался сломя голову к месту, где, как он слышал, бушует пожар, и не только раздавал приказания и советы, но фактически собственными руками тушил огонь посреди шатающихся руин дома[158]. Четверть столетия спустя точно такие же порывистые действия в критическом положении ускорили его собственную смерть. Но это стремление действовать, это неукротимое желание быть в гуще событий и действовать самостоятельно коренилось глубже, чем указывают случайные инциденты. Это лежит в самой основе характера Петра и лучше всего объясняет то нетерпение, с которым он расценивал пассивность, недостаток амбиций многих своих подчиненных. «Что вы делаете дома? — с недоумением спрашивал он иногда окружающих. — Я не знаю, как без дела дома быть». Некоторые из записанных его замечаний иллюстрируют его характер белее просто и более ясно.
Эта щедро изливающаяся физическая энергия, эта постоянная жажда действия привлекали внимание современников больше, чем любой другой аспект его личности. «Вот царь, так царь! — сказал неизвестный крестьянин из Олонца. — Даром хлеба не ел, пуще мужика работал». Страсть Петра к работе собственными руками принимала самые разнообразные формы, как, например, работа в качестве плотника-судостроителя, о которой так много было написано. Почти всю свою жизнь он пытался проводить хоть немного времени каждый день за обработкой древесины (он брал токарный станок с собой даже на неудачную Прутскую кампанию), и когда праздновался его второй брак, среди украшений были «подсвечник с шестью отделениями из слоновой кости и эбенового дерева», сделанный им самостоятельно. «Он сказал мне, — отмечал британский посланник в Санкт-Петербурге, — что это стоило ему около двух недель времени, и никто еще не касался его; изделие действительно было интересно мастерством отделки, так же как и руки, которые сделали это»[159]. В конце своей жизни, даже когда его здоровье явно начало сдавать, трудоемкие ремесла типа работы с металлом, включая обработку огромного железного листа молотом, продолжали поглощать удивительное количество его времени.
В Париже в 1717 году, как и в Лондоне двумя десятилетиями ранее, он произвел на многих наблюдателей впечатление энергичного, интеллектуального и бесконечно любознательного гостя из странного и незнакомого мира. Наивный (и, следовательно, наиболее достоверный) свидетель видел его тогда «с короткими волосами и без парика, с чистым лицом, большими глазами, его тело довольно крупное и его поведение… избегая свиданий или визитов к женщинам. Он не видел и не принимал никого, если это не было неизбежно, во время своего визита в Париж в течение месяца и тринадцати дней. Думаю, что он хорошо сведущ в литературе, интересуется всякими редкостями и вещами, достойными того, чтобы на них посмотреть, делая замечания обо всем, что он видит, и всегда носит с собой карандаш, выискивая практикующих врачей или юристов всех видов и отраслей и нанимая их, чтобы ехать в его королевство, обосновываться там, куда уже уехало некоторое их количество»[160]. Реализация ответственности, наложенной на него властью, которой он обладал над Россией и людьми, требовала времени, чтобы развиться и стать полностью эффективной. Уже в конце 1690-х годов безответственность и некоторый эгоизм его ранней жизни начали исчезать. Они заменялась укоренившимся чувством, что он является опекуном, обязанным способствовать благосостоянию и усовершенствованию страны, порученной его заботе. Манифест 1702 года, который приглашал иностранцев работать в России, подчеркнул его желание управлять так, что «все наши подданные, под нашим опекунством, будут для общего блага продвигаться далее и далее к лучшему и самому счастливому условию». Это первое четкое его заявление такой цели. Однажды принятое, это отношение осталось с ним на всю жизнь и стало движущей силой всей его работы. Спустя почти два десятилетия после декларации 1702 года, в очень похожих словах, он говорил в речи по случаю празднования подписания соглашения в Ништадте об обязательстве, возложенном на него, чтобы работать для общего блага и выгоды его страны[161]. Именно это и было главным недостатком Алексея, лишенного какого-либо активного общественного духа, что и сделало конфликт между отцом и сыном таким противоречивым и неразрешимым.
Сочетание физической и умственной энергии с глубоким чувством ответственности привело к тому, что Петр усердно работал над делом управления, вероятно, интенсивнее, чем любой другой монарх века. Этому имеются убедительные доказательства. Над подготовкой Морского Устава 1720 года, например, он трудился в течение пяти месяцев по четыре дня в неделю, с 5 утра до полудня и с 4 часов до 11 вечера. Большая часть рукописи этого очень длинного и детального указа была написана его собственной рукой, а остальное им исправлено. Эскизы различных схем новой коллегиальной организации 1718–1719 годов включают много вставок и исправлений к ним, и многие важные указы — например, указ 1714 года о неделимости поместий, или об установлении поста генерал-прокурора 1722 года — были подробно разработаны лично царем. Более интеллектуальные и дальновидные современные наблюдатели часто изумлялись как способности Петра к работе, так и его способностям к пьянству и грубым забавам. «Его Величество мог бы верно быть назван человеком дела, — написал шотландский доктор, имевший десятилетний опыт проживания в России и часто видевший царя в течение Персидской кампании 1722 года, — так как он мог распределять больше дел за одно утро, чем собрание сенаторов за месяц. Он вставал почти каждое утро в зимнее время около четырех часов и часто работал до трех часов дня в своем кабинете, где постоянно находились два личных секретаря и некоторые чиновники. Он часто так рано приезжал в Сенат, что иногда сенаторов поднимали из их кроватей, чтобы проводить его туда»[162].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Полководцы Петра Великого - Алексей Васильевич Шишов - Биографии и Мемуары / Военное
- Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов - Биографии и Мемуары / История
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Сравнительные жизнеописания - Плутарх - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Полководцы Петра I. Борис Шереметев, Федор Апраксин, Родион Боур, Никита Репнин, Яков Брюс, Александр Меншиков, Михаил Голицын - Михаил Мягков - Биографии и Мемуары
- Герои эпохи Петра - Владимир Шигин - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары