Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тишина вечера подействовала на шевалье умиротворяюще. Вопреки той легкости, с которой он отказался от американского гражданства. Жиль чувствовал себя глубоко обиженным словами Джефферсона. Тысячу акров земли, предложенную от имени американского правительства, Турнемин все-таки решил сохранить и не отказываться окончательно от переезда за океан. Но под какой фамилией? Если обосновываться на берегах Роанока под именем де Турнемина, то только третье поколение будет считаться настоящими американцами, а вот окладистой бородой Джона Вогана он одним махом стер бы свое французское и бретонское прошлое…
«Ну что ж, может, это и к лучшему, — подумал Жиль, — у меня тоже нет больше выбора. Оставаться Воганом удобно и выгодно, но как я могу отбросить и забыть красивое имя, которое после битвы при Йорктауне передал мне умирающий отец. Кем я хочу быть: сыном героя или неизвестного пьяницы-пирата? Решено, отныне я снова принимаю имя шевалье де Турнемина и стыжусь, что хоть на миг ради спасения своей жизни мог от него отказаться…»
Служанка, улыбаясь, принесла ему ужин и бутылку вина. Жиль выпил третий стакан и почувствовал, как вместе с вином в него влилась уверенность и сила. Завтра же он пошлет Понго в американскую миссию со всеми документами Джона Вогана. Жиль собирался даже отдать бумаги, сфабрикованные для него Бомарше, несмотря на то, что они могли со временем пригодиться.
Молодой человек с воодушевлением съел омлет и салат и уже приступил к сыру, как вдруг слово, произнесенное за соседним столиком, заставило его насторожиться. Один из мужчин упомянул в разговоре Лаюнондэ. Жиль повернул голову и внимательно посмотрел на своих соседей, но ничего необычного в них не было. Их буржуазная одежда, простая, но добротная, говорила о достатке и скромности. Незнакомцы походили на провинциальных дворян, приехавших по делам в Париж. Лиц их он не видел: один из собеседников сидел к Турнемину спиной и закрывал своего компаньона. Солнце садилось, в беседке плыл зеленый сумрак, голоса стали тише. Жилю приходилось напрягать слух, чтобы расслышать, о чем говорят заинтересовавшие его люди.
— Лаюнондэ, — говорил один из мужчин, — господин Талюэ камня на камне не оставит. Говорят, он уже подбирается к замку, но это невозможно, пока жив старый Готье…
— Вот уж его это остановит! Какой-то старый слуга, он просто выгонит его, и все. С тех пор, как с его внуком случилась беда, старик еле справляется с работой. Хозяин имеет полное право…
— Что вы говорите! Как будто вы не знаете людей Плевена. Старый Готье родился в Лаюнондэ, его предки пять поколений служили семейству Рье, а Талюэ только недавно стал владельцем замка. Он чужак, и, если выгонит старого Готье, в округе начнется бунт. Все вилы и косы поднимутся против него. Талюэ должен подождать…
— Ждать?! Боюсь, он не способен ждать…
Шум отодвигаемых стульев заглушил конец фразы. Мужчины встали, расплатились и ушли.
Оставшись в одиночестве. Жиль рассеянно доедал свой ужин. Новости с родины опечалили его, он не забыл и ту удивительную ночь, проведенную под сводами величественного замка, и старого Готье, оказавшего ему простой, но почетный прием. Жиль помнил, как Готье преклонил колени и поцеловал его руку, — убеленный сединами старик целовал руку юноше, почти ребенку, последнему отпрыску старинного рода. Жиль знал, что старик продолжает его ждать, надеясь однажды увидеть возвращение Кречета в родное гнездо.
«Когда вы вернетесь в замок, я смогу спокойно умереть», — так говорил Готье. И вот теперь его, старого, дряхлого и немощного, новый хозяин замка хочет выселить из маленького домика, прилепившегося, словно ласточкино гнездо, к огромной башне Лаюнондэ. Как часто, наверное, глядя на черную громаду замка, мечтал Готье о легендарном сокровище Рауля де Турнемина, привезенном, по преданию, из Рима. Рауль де Турнемин был посланником в Священном городе и, возвратившись домой, привез знаменитую коллекцию драгоценностей, среди которых, как говорили, были самоцветы, принадлежавшие самому Борджии. Рауль де Турнемин больше души любил свои камни и приходил в неистовство, представляя, как наследники расточат его сокровища. Перед смертью он их спрятал, да так хорошо, что до сих пор ни одному потомку Рауля де Турнемина найти сокровища не удалось.
Долго сидел Жиль в тишине своей виноградной беседки; в кабачке уже зажглись огни, но сад тонул в вечерних сумерках.
— Летом в саду полно комаров, — сказала служанка, проверявшая время от времени, не ушел ли гость не заплатив, — может быть, вы, сударь, хотите перейти в дом?
Жиль отказался, вручил девушке пол-луидора и пошел к своей лошади, мирно жевавшей овес у коновязи.
— Я думаю, мы скоро покинем Париж, сын мой, — сказал Турнемин, любовно лаская шелковую шею Мерлина. — Ты сын просторов, а я в глубине души как был, так и останусь крестьянином. Ни город, ни дворцы меня не прельщают…
Но сначала поедем домой, переоденемся для ночной вылазки.
Верхом на своем четвероногом компаньоне Жиль доехал до улицы Бак. Над городом собиралась гроза, стало очень темно, возможно, фонарщики забыли зажечь фонари или сильный порыв ветра погасил их, но Жилю почудилось, что он не на знакомой улице, а в длинном черном туннеле. Хоть было еще не поздно, но мостовые опустели, парижане разошлись по домам, предпочитая встретить ненастье под крышей, а не под открытым небом. У рынка Буланвилье, построенного пять лет назад на месте казармы Черных мушкетеров, молодой человек придержал коня. Острый глаз Турнемина заметил какие-то странные темные фигуры, мелькавшие у дверей его дома. Эти люди, а это, конечно, были люди, не привидения, старались войти в дом.
Жиль бесшумно опустился на землю, привязал Мерлина под навесом рынка, взял из переметных сумок пару заряженных пистолетов и, проверив, хорошо ли шпага выходит из ножен, подошел к своему крыльцу тихо, словно кошка.
Незваные гости явились с дурными намерениями, в доме, кроме Понго, консьержа и недавно подобранного котенка, никого не было.
«Караманико, должно быть, умер», — подумал Жиль. Его волновала судьба Понго, в одиночку индеец не смог бы справиться со всеми убийцами.
Жиль не сомневался, что в дом к нему проникли представители того жестокого сицилийского братства, о котором рассказывал Поль-Джонс, люди, не признающие ни человеческого, ни божественного права, живущие по закону мести.
С пистолетами в каждой руке Жиль толкнул ногой тяжелую створку входной двери, она распахнулась — негодяи не заперли ее, стараясь избежать лишнего шума и оставить свободной дорогу на случай отступления. Бандиты работали быстро: несчастный консьерж лежал посередине своей каморки с ножом в спине. Бедняга не успел даже вскрикнуть.
- Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Ожерелье Монтессумы - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Короли и королевы. Трагедии любви - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Роза Йорков - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Новобрачная - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Флорентийка. Книги 1-4 - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Золотая химера Борджиа - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Во власти теней - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Пора свиданий - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы