воспользоваться вашим биноклем, – напомнил сквайр, как только прошла его одышка. – Но сперва лучше будет просто обозреть местность. Клянусь, в жизни не видывал лучшей панорамы!
Сейчас, когда в темные окна стучится зимний ветер, а в сотне ярдов беснуется прибой, я, сидя за своими записками, с трудом внушаю себе нужное настроение и подыскиваю слова, чтобы убедительно воссоздать для читателя тот июньский вечер и прелестный английский пейзаж, о котором говорил сквайр.
За широкой плоской равниной тянулись гряды больших холмов; на их склонах, частью лесистых, частью поросших травой, играли лучи солнца, которое начало клониться к западу, но стояло еще высоко. Это была плодородная равнина, хотя реки на ней Фэншо не разглядел. Виднелись рощи, зеленая нива, живые изгороди, пастбища; бежало плотное белое облачко дыма от вечернего поезда. Затем взгляд стал выхватывать красные фермерские постройки и серые домики; ближе обнаружились разбросанные там и сям хижины и под самым холмом – Холл. Из труб струился вертикалью густо-синий дым. В воздухе пахло сеном, кусты шиповника по соседству с нами стояли в полном цвету. Лето было в самом разгаре.
Несколько минут прошло в безмолвном созерцании, а потом сквайр принялся знакомить собеседника с наиболее приметными холмами и долинами, с расположением городов и деревень.
– А теперь, – предложил он, – если вы воспользуетесь биноклем, то сможете разглядеть Фулнейкерское аббатство. Найдите большое зеленое поле, за ним лес, а дальше – ферму на пригорке.
– Да-да, – подтвердил Фэншо. – Нашел. Какая красивая башня!
– Вы, наверное, не туда смотрите. Насколько помню, там не должно быть башни, разве что вам попалась на глаза Олдборнская церковь. И если это вы называете красивой башней, то, выходит, вам нетрудно угодить.
– Олдборнская то башня или нет, но она мне действительно нравится, – заявил Фэншо, продолжая смотреть в бинокль. – И это явно центральная башня большой церкви: четыре больших пинакля по углам, а между ними четыре поменьше. Я должен непременно там побывать. Как далеко она находится?
– До Олдборна миль девять, не больше. Давненько я там не был, да меня и не тянуло. А сейчас я покажу вам еще кое-что.
Фэншо опустил бинокль, глядя по-прежнему в сторону Олдборна.
– Нет, – сказал он, – невооруженным взглядом я ничего не различаю. А что вы собирались мне показать?
– Левее, намного левее; найдете без труда. Видите, на ровном месте торчит округлый холмик, на макушке – лесные заросли? На одном уровне с одиноким деревом, что на гребне большой горы.
– Вижу, – ответил Фэншо, – и даже запросто угадаю, как он называется.
– Да что вы? И как?
– Висельный холм, – последовал ответ.
– Как вы догадались?
– Ну, если бы название хотели скрыть, там бы не поставили макет виселицы с куклой вместо висельника.
– Как так? – воскликнул сквайр. – На холме ничего такого нет, только лес.
– Напротив, там просторная лужайка, а в центре – макет виселицы; и с первого взгляда мне показалось, на ней что-то есть. Но теперь вижу, она пустая… или нет? Не пойму.
– Ерунда, Фэншо, ерунда, нет там никаких виселиц, ни фальшивых, ни настоящих. Макушка плотно заросла лесом, он посажен не так давно. Я сам там бывал, еще и года не прошло. Дайте-ка мне бинокль, хотя я наверняка ничего такого не увижу. – И после паузы: – Ну да, я так и думал, ничего.
Тем временем Фэншо обшаривал взглядом холм, благо расположен он был всего в двух-трех милях.
– Чудеса, – проговорил он, – без бинокля и вправду лес лесом. – Он снова взял бинокль. – Какой поразительный эффект! Ясно вижу виселицу, лужайку и даже народ… повозки… или одна повозка, с людьми. А без бинокля все исчезает. Вечернее освещение, полагаю, игра теней. Нужно будет прийти сюда пораньше, когда солнце стоит высоко.
– Говорите, вы видели на холме людей и повозку? – осведомился сквайр недоверчиво. – Что им там делать в это время дня, даже если деревья вырублены? Одумайтесь, посмотрите внимательно.
– Мне определенно казалось, что я их вижу. Да, было несколько человек, и те расходились. А теперь… ей-богу, на виселице, похоже, что-то болтается. Но этот бинокль такой тяжелый, что мне не под силу долго его удерживать в неподвижном положении. Как бы то ни было, можете мне поверить, что леса нет. Если вы покажете мне по карте маршрут, я завтра туда отправлюсь.
Сквайр немного посидел, размышляя. Потом поднялся на ноги.
– Да, это лучший способ выяснить истину. А теперь нам пора возвращаться. Ванна и ужин придутся в самый раз.
Почти весь обратный путь сквайр молчал.
Вернувшись через сад, приятели вошли в парадную дверь, чтобы оставить трости и прочее, как полагается, в переднем холле. Их встретил несколько встревоженный Паттен, старик-дворецкий.
– Прошу прощения, мастер Генри, – сразу начал он. – Боюсь, приключилась неприятность.
Он указал на открытую шкатулку от бинокля.
– Только и всего, Паттен? – поинтересовался сквайр. – Разве я не вправе взять мой собственный бинокль и одолжить его другу? Купленный на мои собственные деньги, как вы должны помнить? На распродаже вещей старика Бакстера?
Паттен поклонился, всем видом выражая сомнение.
– О, очень хорошо, мастер Генри, раз вы знаете, кому он принадлежал. Но я подумал, что надо бы об этом сказать, потому что, сдается мне, к шкатулке никто не прикасался с тех пор, как вы ее принесли и поставили на полку, а, уж простите, после того, что случилось…
Паттен понизил голос, и дальнейшее Фэншо не расслышал. Сквайр ответил двумя-тремя фразами и грубоватым смехом и позвал Фэншо смотреть его комнату. Похоже, вечером и ночью не случилось ничего такого, что имело бы отношение к моей истории.
Единственным исключением стало, пожалуй, странное чувство, овладевшее Фэншо под утро: словно бы он выпустил на свободу что-то, что должно было оставаться под спудом. Это чувство проникло в его сны. Ему снилось, что он прогуливается по смутно знакомому саду и останавливается перед горкой, состоящей из обломков каменной кладки, фрагментов затейливых церковных окон и даже скульптуры. Один из обломков привлек его любопытство; это была резная капитель с фигурами. Фэншо захотелось непременно вытащить ее и рассмотреть, и он на удивление легко удалил все мешавшие ему камни. Когда он поднимал капитель, к его ногам упала, звякнув, цинковая бирка. Подобрав ее, он прочел: «Ни в коем случае не сдвигайте этот камень. Искренне Ваш, Дж. Паттен». Как часто бывает в снах, Фэншо почувствовал, что это предписание крайне важно; с почти мучительной тревогой он всмотрелся, гадая, успел ли стронуть камень с места. И в самом деле, камня там не было; собственно, его не было нигде. Вместо него зияла дыра, и Фэншо наклонился, чтобы в нее
