Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бабам за войну досталось, от каждой власти бабам слезы — тот придет, гусей давит, тот овцу со двора тащит, а иной ухач прямо под юбку лезет.
— Солдату больше и взять негде.
— Не видя бог пошлет.
— …устроили мы военный совет. Видим, петель много, а конец один — порешить надо гадов. Сказать пустяк, а доткнись до дела, обожгешься. Народу у нас орда, да у каждого глотка-то в тридцать три диаметра. Обсуждали, обсуждали, так и бросили. Чего тут обсуждать?.. Пошла-поехала. Чуть зорька — стучимся в станицу, — как дела? Так и так, князь, его сиятельство, к молдаванам уехамши, в станице гарнизон оставил… Ладно… Врываемся в станичное правление с дубинками, с ружьишками, кричим всячину, у кого сколько голосу хватит… Раскатили мы гарнизону семьдесят душ, бежим по домам… Плач стеной: там сожгли, там ограбили, там истязали. Марьку свою чуть нашел… Забилась в подпечек, плачет, смеется, а не вылазит… Маню ее, зову: «Дурочка, Христос с тобой, очкнись». Насилу вытащил и… не узнал… Осунулась, пожухлела, голова трясется, в кулаке зажала человечье ухо откушенное… Помяли ее, гады, а она на сносях первым брюхом ходила. Горюй не горюй, так, видно, греху быть. Стонать-плакать не время, слышим, назад каратель идет, опять нам в лес подаваться. Посадились мы на коней… И увяжись за мной Марька. Никак не хочет дома оставаться. И упрашивал ее и умаливал — не останусь да не останусь, — а у нас меж собой нерушимый уговор был, чтобы бабой в отряде и не пахло. Што тут делать? С версту от станицы умотали, а Марька все бежит около меня, за стремя чепляется. Осерчал я тут крепко и товарищей стыдно, не стерпя сердца, хлестнул Марьку плетью.
— Вернись!
— Не вернусь, любезный ты мой Трофимушка!
— Вернись, осержусь!
— Нет, супруг ты мой драгоценный, не можно мне вернуться.
— Вернись, скаженная, — закричал я, как бешеный.
— Ой, смертынька моя, убей, не вернусь!
Заморозил я сердце, сорвал с плеча винтовку…
трах и ускакал товарищей догонять.
Сдернул шапку Трофим, и еще ниже свесилась его седая, ровно мукой обсыпанная голова.
— Суди тебя бог.
— Эхе-хе…
— Вот она, жизня наша!
По обветренным лицам тенью пробежал ветер.
Перезябшие часовые с черных ветровых гор сползли к кострам.
Скрюченные руки — рукав в рукав. На башлыках снег. На прикладах снег настыл коркой. Продрогшие, сиплые голоса:
— Собаки, што ль?
— Где же начальники?
— Шутки плохие.
— До кишок смерзлись.
— Винца бы.
— Полсуток без смены.
У костра молча пораздвинулись.
Стуча зубами, подсели к огню. Из непослушных рук рвалась обмотка. Поведенная коробом шинель смерзлась с гимнастеркой.
Потом помалу глотки оттаяли, огонь заострил глаза.
Фенька растолкала Гришку:
— Давай наряд караула!
Спросонья помычал, поурчал Гришка. Сунул лапу за голенищу, — за голенищей у него хранилась вся походная канцелярия.
— Скорей возись! — нетерпеливо крикнула она, слыша за собой разрывы ругани.
Протер Гришка глаза: Фенька…
— Хмы… — запахнулся в шинель и отвернулся. — Ни яких каравулов не треба.
— Дай ротные списки.
— Кыш.
— Ну?
— Отчепись, стерво!
Приподнялся Гришка, накинул в костер сучков, вытянул из пазухи кисет и плюнул с присвистом.
— Это видала? — и показал.
Кто-то заливисто заржал.
Гришка принялся ругаться:
— Я начальник, а ты гадина, говядина, смердячий пуп… Ууу, ччч, кх…
Кругом молчали.
Сырые сучки постреливали. Пахнул дым. Фенька закашлялась, отвернулась от огня и спокойно сказала:
— Караулы выставить небходимо. Давай наряд. Чья очередь?
Андрюшка Щерба лупил печеную картошку, поддюкнул Адрюшка:
— Какая тут очередь… Послать вон его почетную банду… Нехай промнутся… Вечно в землянке спят да спирт жрут.
Две-три вылуженные простудой глотки поддакнули.
Тут какое дело? Увивалось вокруг Гришки с десяток своих ребят: «почетный конвой». Сыты-пьяны, в работы ни ногой. Коняги под ними — поискать надо. Гришка за конвойцев горой. В караул — ни в какую.
Комиссарша выругалась.
Набрала комиссарша добровольцев и ушла с ними в мерзлую ночь. На дорогах, на ветру провалялись до свету. По заре сбросились в лагерь, в солому, в сон.
Не успел Илько согреться под шинелью:
Крик гам бам пыльно…
Вскочил Илько.
Буза шухор тарарам…
Перед землянкой Гришка Тяптя и борзые конвойцы.
— Выходи, курва!
— Вишь, фасон взяла!
— Ни коня, ни возу.
— Гээ…
На шум сбегались.
— Хай…
— Май…
— За стрижену косу…
— Замерзать, што ль?
Из землянки в шинели внакидку вышла Фенька:
— Не дам.
А просили спирту. Погреться. Закачались, зашумели, заголготали, подняли такой хай — смрадно. Налитая дурной кровью рожа Гришки накатывалась на комиссаршу.
— Говори, не дашь?
— Нет.
— Не дашь?
— Нет.
Фенька повернулась и, крепким каблуком сбивая мерзлые кочки, не оглядываясь, ушла в землянку.
Помитинговали-помитинговали и решили: шлепнуть комиссаршу. Гришка, конвойцы, с полдюжины дудаков — не разобрались спросонья в чем дело, — всем выпить хотелось.
Зеленцы просыпались, почесываясь. Крестились на занимавшийся восток, грели котелки.
Илько бегал от костра к костру, пинал спящих, хватал за ноги, за руки.
— Братаны, становитесь… Живенько… Дядьку Гнат… Тришка… Боже ж ты мой!.. Комиссаршу расстреливать повели.
Которые побежали…
Илько передом. И наган в рукаве дрочит. Под легкой ногой тропа камень отхаркивала. В кольце конвойцев Фенька размашисто бьет шаг. И ухо рассечено.
— Стой, куда?
— Чо?
— На бут.
— Брось бухтеть!
— Какая твоя нота?
— Дужка от помойного ведра.
— Больше других тебе надо?
— Сунь ему.
— Катись, Валет.
— Стой, лярва… — крикнул отчаянно Илько и махнул наганом. — Дядьку Гнат, Васька…
Заурчали, залаяли.
Подбежал Илькин родной дядька Игнат. Сивый подбежал, Яковенко, Щерба, Хандус, другие…
— А ну, хлопцы, що туточки творите?
— Та…
— Ууу…
— Сука, готов товарища на бабу променять?..
— Ну? — подставил Илько наган Гришке ко вшивому затылку, — смерти иль живота?
Гришка завял:
— Валет, край… Никогда сроду…
А кругом такое:
— Га.
— Так?
— Ага-бага…
— В цепь!
Попрыгали конвойцы в промоину. Илько с товарищами за камни попрыгали. И затворами щелк-щелк. Быть бы перепалке. Не миновать бы перепалки. Старики помешали, стоят на тропе, растопырились:
— Ат, бисово отродье!
— Чур, дурни!
— Матке вашей черт!
Пособачились-пособачились и вышли из-за своих прикрытий, все еще сжимая в жестких руках ружья и револьверы. До самого лагеря шли и ругались. Старики разгоняли их палками. Фенька шла сзади и отхаркивала сукровицу.
Кувыркался снежный ветер. Качались вершины широкоплечих гор. Снежной метелью умывалось утро.
Прискакал Александр.
— Каковы дела? — спросил он комиссаршу.
Фенька, оттирая шинельным рукавом запекшуюся на скуле кровь, доложила обо всем.
Ахнул Александр, плюнул, направил ее вместе с Илько в город: с тюрьмой дело по ходу, и в городе люди нужны.
Попрощался Илько с дядьком, по тропе бросился Феньку догонять.
На скале, над морем, в ветре, по ночи.
Костер в дыме, похожий на сиреневый куст.
Кисти спелых звезд.
Илько с Фенькой.
На шинельке в узел схлест. Ласковая сила сердце рвет. Вспомнила Фенька Трофима: сердце заморозил… Как просто и здорово. Тихо смеется Фенька:
— А ты подломил бы меня, как наш пулеметчик свою Марьку?
— Да, — тряхнул он разудалой башкой. Веселым огнем были затоплены глаза его, и легкая кровь винтом била в недумающую башку его.
Черный ветер сорвал и унес костер. Сны их были бурны и грозовы. Крики ночных птиц булькали над ними. И под ними — далеко внизу — в жарком разбеге кувыркалось море.
Утро градом горячих стрел в них.
Переливались мелкие тропы. Гудела земля, зверем залита. Гудели пятки Илько. Фенька легко поспевала за ним, ноги ее были сухи и горячи, как ноги скакунов, от бега задыхающихся на ходу. И глаза ее были веселее солнечных лесных полян.
Город в лихорадке.
День-ночь лавина чемоданов, сундуков, людей двигается в порт. С вокзала, из города в порт. Стонали мостовые под кованым шагом ломовиков.
— Пошел… Поше-е-ол!..
К пристани жались английские, французские корабли. Метали корабли на русский берег тюки обмундировки, шотландские консервы, ящики кокосового масла, сгущенное молоко и ящики снарядов с траурным трафаретом:
БЕЙ — НЕ ЖАЛЕЙ, ЕЩЕ ДОСТАВИМ.
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Дороги, которые мы выбираем - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- Свет мой светлый - Владимир Детков - Советская классическая проза
- Свет-трава - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Остановиться, оглянуться… - Леонид Жуховицкий - Советская классическая проза
- Отчаянный - Евгений Войскунский - Советская классическая проза
- Брянские зорянки - Николай Егорович Бораненков - Советская классическая проза / Юмористическая проза
- Пути - дороги - Анатолий Ференчук - Советская классическая проза
- Хороший урок - Владимир Билль-Белоцерковский - Советская классическая проза