ворот, ой-ли[473],
На шапке твоей белый шнур, ой-ли,
Ярким блеском нефрит горит, ой-ли.
Ты ждешь меня во дворе, ой-ли,
На шапке твоей зеленый шнур, ой-ли,
Ярким блеском нефрит блестит, ой-ли.
Ты ждешь меня у крыльца, ой-ли,
На шапке твоей желтый шнур, ой-ли,
Ярким блеском нефрит сияет, ой-ли.
Полные воды Ци
(I, V, 1)
Смотрю на полные воды Ци —
Зеленый бамбук по берегам клонится…
О, стройный юноша!
Словно из кости вырезан,
Словно из нефрита выточен.
Отважен и смел,
Пылок и горд.
О, стройный юноша!
Увидишь его – не забудешь вовек!
Смотрю на полные воды Ци —
Зеленый бамбук синеет вдали…
О, стройный юноша!
В ушах его ярко каменья блестят,
На шапке – узор сияет звездой.
Отважен и смел,
Пылок и горд.
О, стройный юноша!
Увидишь его – не забудешь вовек!
Смотрю на полные воды Ци —
Зеленый бамбук простерся ковром…
О, стройный юноша!
Словно золота легкий блеск,
Словно нефрита матовый свет,
Великодушен и мягок
В колеснице стоит.
Меткое слово в его устах
Не обидно звучит никому.
Пышна артемизия[474]
(II, V, 8)
Обильна, пышна артемизия,
Не артемизия то – полынь!
О, горе-горе! Отец и мать!
В тяжких муках растили меня.
Обильна, пышна артемизия,
Не артемизия то – полынь!
О, горе-горе! Отец и мать!
В трудах и тяготах растили меня.
Кувшин опустел —
Наполняют из бочки.
Одинокому жить —
Горше смерти.
Нет отца – на кого опереться?
Нет матери – на кого положиться?
Куда бы ни шел – везде тоска,
Откуда бы ни возвращался – некуда идти.
Мой отец породил меня,
Моя мать вскормила меня,
Ласкали меня, поили меня,
Растили меня, холили,
Ходили за мной, лелеяли,
Всегда и везде пеклись обо мне.
Хотел бы воздать им благом,
Безмерным, как небо великое!
Остры кряжи Южного хребта,
Свирепы заверти смерча.
Все кругом счастливы,
В чем я провинился?
Грозны кряжи Южного хребта,
Сокрушительны заверти смерча.
Все кругом счастливы,
Только мое горе неизбывно.
Разросся плющ[475]
(I, X, 11)
Разросся плющ и заглушил терновник,
Дикий виноград закрыл землю.
Мой любимый погиб,
С кем разделю мой кров?
Разросся плющ и заглушил унаби,
Дикий виноград закрыл траву.
Мой любимый погиб,
С кем разделю мой ночлег?
Сияет ярко роговое изголовье,
Сверкает золотом парчовый саван.
Мой любимый погиб,
С кем встречать рассвет!
Сколько летних дней,
Сколько зимних ночей,
Сколько лет пройдет,
Пока приду я под твой кров!
Сколько зимних ночей,
Сколько летних дней,
Сколько лет пройдет,
Пока приду я в твой приют!
Следующие ниже песни принадлежат лирике – самой большой и наиболее развитой по форме части «Книги песен». Первое место здесь занимает любовная лирика, а в ней – песни, связанные с девичеством, замужеством, разводом, разлукой. Элегические настроения превалируют в этой части – усталое сердце, тоскующая душа, печальные воспоминания, жалобы на судьбу. Эти лирические темы вместе с привычным способом их выражения переходят в другие тематические циклы – в песни, имеющие гражданскую и социальную направленность (о неблагополучии в государстве, о несправедливости господина и т. п.), также составляющие значительную часть памятника. Эмоция печали как самая сильная оказывается наиболее разработанной не только в фольклоре, но и в произведениях анонимных авторов. Человеку, живущему в эпоху царств и переживающему сложные социальные и мировоззренческие катаклизмы, становится тесно в рамках фольклора, и для выражения усложнившихся чувств он ищет индивидуальных художественных средств. Поиск идет на почве фольклора и проявляется не столько в отступлении от него, сколько в необычном использовании фольклорных средств: например, одна и та же параллель не обязательно повторяется из строфы в строфу, а в каждой строфе может быть новая, либо они меняются через несколько строф – тем самым оказывается возможным передать чувство не однопланово, а с нюансами. Некоторые авторы достигают в этом большого мастерства, и мы можем только удивляться столь раннему умению передавать движения человеческой души.
Слива уже опадает[476]
(1, II, 9)
Слива уже опадает,
Но много еще на ветвях.
Юноши, которым мила я, —
Счастливый день настал!
Слива уже опадает,
Осталось мало совсем.
Юноши, которым мила я, —
Спешите – время пришло!
Слива уже опадает,
Наклонив корзину, сгребаю ее,
Юноши, которым мила я,
Скажите заветное слово!
Чжэнь и Вэй[477]
(I, VII, 21)
Как Чжэнь и Вэй
Разольют свои воды,
Так парни и девушки
Выйдут с цветами.
Она скажет ему: «Ты омылся уже?»
«Да, уже», – он ответит.
– «Пойдем же еще!»
За рекою за Вэй
Широко и привольно,
Парни и девушки,
Смеясь и шутя,
Дарят друг другу пионы[478].
Чжэнь и Вэй,
Глубоки и чисты,
В этот день оживленья полны.
Она скажет ему: «Ты омылся уже?»
«Да, уже», – он ответит.
– «Так пойдем же еще!»
За рекою за Вэй
Широко и привольно,
Парни и девушки,
Смеясь и шутя,
Дарят друг другу пионы.
У восточных ворот вязы
(I, XII, 2)
У восточных ворот вязы.
