Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как нарочно, в те же годы в прессе появилась статья, посвященная Уотергейту и получившая довольно много откликов в англосаксонском мире, которым я, по известным причинам, все больше интересовалась. Ее автор Ричард Кроссман, бывший министром в правительстве Гарольда Вильсона в шестидесятые годы, а в свое время игравший важную роль в УПВ, такую же, как Делмер, или почти такую же, признавал, что в Англии между 1941-м, когда возник этот беспощадный и не знавший запретов отдел, и концом войны существовало “внутреннее правительство” со своим сводом законов, совершенно отличным от тех, которым руководствовалось публичное и видимое правительство; и добавлял, что обойтись без такого в тотальной войне было просто нельзя. Кроссман занимал тогда столь высокий пост, что трудно было опровергнуть его свидетельство без весомых аргументов, а, по его словам, “черная пропаганда”, как и “стратегические” бомбардировки немецких городов и населенных пунктов – Дрездена, Гамбурга, Кельна, Мангейма и прочих, была “нигилистической по своим целям и исключительно разрушительной по своим результатам”. А еще я прочитала – может, в той же “Зловещей тропе” или в ее продолжении “Черный бумеранг”, а может, и в какой-то из его следующих книг, – что официально отдел Сефтона Делмера не существовал и что непреложным правилом для всех сотрудников Делмера было отрицание его существования – даже перед людьми из столь же закрытых организаций, с которыми этот отдел сотрудничал на практике (но не в теории, разумеется, потому что она нигде не была зафиксирована), таких как УСО, основными задачами которой было ведение разведки и агентурно-диверсионных мероприятий, и МИ-6, занимавшейся шпионажем. Ни название этого отдела, ни его аббревиатура еще долгое время не были никому известны.
Многие люди, работавшие на УПВ, понятия не имели, что они работают на УПВ, и считали, что служат в УПР, Управлении политической разведки в Форин-офисе, которое поначалу было его маленьким и незасекреченным отделом. Те, кто занимался “белой пропагандой” (скажем, Радио ВВС, вещавшее на Германию и оккупированную Европу), не подозревали, как правило, что существует еще и “черная пропаганда” и что ей занимаются их же товарищи, но из других подразделений и в глубокой тайне. Огромным преимуществом отдела, позволявшим наносить врагу колоссальный вред, было то, что категорически опровергались его британские корни, а также решительно отрицалась его ответственность за варварские акции, если что-то становилось о них известно. Это развязывало отделу руки, то есть позволяло действовать без помех и лгать без зазрения совести.
УПВ был настолько аномальным явлением, даже пока функционировало (вне всяких сомнений, оно сыграло важнейшую роль в деле победы), что его ликвидировали сразу же после подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и ее вооруженных сил 7 мая 1945 года, а уволенные сотрудники получили примерно такие инструкции: “Многие годы мы воздерживались от разговоров о нашей работе с любым посторонним нашему отделу человеком, включая сюда мужей, жен, родителей и детей. Мы хотим, чтобы вы и впредь продолжали вести себя точно так же, чтобы так оно и оставалось. Ни при каких обстоятельствах вы не должны хвастаться выполненными здесь заданиями. Если мы начнем кичиться нашими изобретательностью и находчивостью, потому что они принесли отличные результаты и помогли переиграть самые извращенные и порочные умы противника, никто не знает, к чему это может привести. Так что – рот на замок!”
Читая обо всем этом даже отрывочно, трудно понять, почему так быстро распустили отдел – из осторожности, или из чувства стыда, или чтобы будущие враги не получили лишней информации, или чтобы скрыть то, что отдел вынужден был делать, а может и не всегда вынужден. Вероятно, задача “переиграть самые извращенные и порочные умы” предполагала привлечение к работе еще более порочных умов. Как бы то ни было, все связанное с УПВ было и осталось тайной за семью печатями. Иначе говоря, оно не существовало, пока существовало, а когда прекратило свое существование, его словно никогда и не было. Пока кто-то – уже много позже – все-таки не заговорил. И пока кто-то – со злым умыслом или без оного – не смог удержаться и не похвастался.
А вот Томас соблазну похвастаться не поддавался. То есть он выполнял приказ, но никому не открывал ни истинную цель своих поездок, ни пункты назначения, ни суть заданий, ни имена людей, с которыми ему приходилось сближаться – возможно, чтобы погубить их. Полагаю, он никому этого не рассказывал, поскольку не доверял даже мне, хотя я, судя по всему, была единственной, кто знал о роде его занятий, по крайней мере единственной в Мадриде; я была единственной, кого он поставил в известность о своей двойной жизни, когда его вынудили к тому обстоятельства и надо было избежать ненужных подозрений и прочих неприятностей – ведь я могла начать шпионить за ним или рыться в его вещах. И мы договорились: я не стану задавать вопросов о той части его жизни, которая проходила вдали от меня, от моих глаз и ушей и которая меня вроде как не касалась; но случались минуты, когда меня распирало от любопытства, я не могла удержаться от вопросов и задавала их то в лоб, то прибегая к разного рода уловкам. (Неуемное любопытство – наше проклятье и главный источник многих бед, даже если мы что-то уже знаем или о чем-то догадываемся, нам этого мало.) Томас сразу же останавливал меня – коротко и вполне предсказуемым образом: “Надо только сказать спасибо, что мне не позволено тебе отвечать. Что существует Official Secrets Act[27] и я подчиняюсь ему” (таким образом он давал понять, что выполненная им работа – дело темное и ею не приходится особенно гордиться), или просто говорил: “Не задавай лишних вопросов. Не забывай про наш уговор”. Или пугал меня, а это самый простой и надежный способ отвязаться как от конкретного человека, так и от толпы: “Если я расскажу тебе что-то, это может навлечь опасность и на тебя, и на детей. А мы ведь ничего такого не хотим, согласись. Нам не нужны новые Кинделаны. Или кто-нибудь похуже, кто уронит зажигалку, а не спрячет ее в карман. Мигель-то свою в конце концов все-таки спрятал… И сейчас наши дети целы и невредимы”.
Но существуют и косвенные способы выставить себя в наилучшем свете, даже если есть веские причины этого избегать. Томас держался твердо, лишнего себе не позволял, но порой ему явно хотелось порисоваться, хотя бы немного поважничать или вызвать у меня каплю сочувствия и заслужить
- Номер Два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером - Давид Фонкинос - Русская классическая проза
- Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Стройотряд уходит в небо - Алэн Акоб - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Лекарство против морщин - Александр Афанасьев - Криминальный детектив / Русская классическая проза / Триллер
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Две сестры - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Между небом и землей - Марк Кляйн - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Смерть в живых образах - Mortemer - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика / Науки: разное