днём, а значит, обязательно встретится и с отцом.
Однако Ясин отказывался захлопнуть дверь, из-за которой просочилось лёгкое дуновение надежды, чтобы избавиться от всех мучений и страхов. Он промолвил:
— Мы договоримся с врачом о том, что ему следует сказать отцу.
Они посмотрели друг на другу взглядами, в которых сквозило как доверие, так и сомнение. А затем у всех в глазах появилось чувство сопричастности к спасению матери, и мрачная атмосфера сменилась ликованием, какая бывает посреди густых туч, которые внезапно разрываются, и сквозь них проступает кусочек синевы, расстилающейся словно чудом за считанные минуты по всему небесному куполу, а вслед за тем появляется солнце. Вздохнув, Ясин произнёс:
— Мы спаслись, и слава Аллаху.
В этой новой обстановке Хадиджа, возобновив свою излюбленную тактику, сказала:
— Нет, это ты спасся, советничек…
При этих словах Ясин затрясся от смеха так, что всё его тучное тело затряслось:
— Да уж, я спасся от языка скорпиона, пока всё ждал, когда он подкрадётся ко мне и ужалит…
— Да ведь это она тебя спасла. Шиповник поливают ради розовых бутонов…
От радости, что спасли мать, они почти забыли, что мать их прикована к постели со сломанной ключицей. Однако и сама она почти что позабыла об этом…
29
Она открыла глаза и взгляд её упал на Хадиджу и Аишу, сидевших на кровати у неё в ногах и пристально смотрящих на неё. В глазах их страх боролся с надеждой. Она вздохнула и повернулась к окну и увидела себя, залитой светом раннего утра. В изумлении пробормотала:
— Я так долго спала…
Аиша сказала:
— Всего несколько часов после рассвета, у тебя даже веки не сомкнулись… Какая ночь! Я никогда в жизни её не забуду…
Они обе напомнили ей события прошлой ночи, бессонной и болезненной. Глаза матери были наполнены жалостью — как к себе самой, так и к дочерям, которые провели подле неё всю ночь, не смыкая глаз, деля вместе с ней и боль, и бессонницу. Она шевелила кончиками губ, взывая о помощи к Аллаху, совсем беззвучно, а затем прошептала с каким-то чувством стыда:
— Я и впрямь вас обеих утомила!..
Тоном шутки Хадиджа сказала:
— Ты должна потрудиться и отдохнуть. Но только, Боже упаси, не пугай нас… — затем с беспокойством в голосе. — Как на тебя нападает эта страшная боль?! Я считала, что ты погрузилась в глубокий сон и тебе стало лучше, и сама легла поспать, когда пришла моя очередь. Но тут же проснулась от твоих стонов, а ты всё не прекращала свои «ох» и «ах» до самого рассвета.
Лицо Аиша сияло оптимизмом. Она промолвила:
— У меня хорошая новость — я сообщила Фахми о том, как ты себя чувствуешь, когда утром он спрашивал про твоё самочувствие, и он сказал, что боль, которая тебя преследует, указывает на то, что сломанная кость начала заживать…
Упоминание о Фахми вытащило Амину из бездны разных мыслей в голове, и она спросила:
— С ним всё в порядке?
— Конечно. Он хотел побеседовать с тобой, чтобы самому удостовериться, что у тебя всё хорошо, но я никому не позволила тебя будить. Мы седины своей дождались, пока ты, наконец, не погрузилась в сон…
Мать сдалась и испустила тяжёлый вздох:
— В любом случае, хвала Аллаху за всё. Да сделает Господь наш добрыми все последствия… А который сейчас час?..
Хадиджа ответила:
— Час остался до полуденного намаза…
Мать задумчиво опустила глаза, а когда подняла, в них виднелась тревога. Она пробормотала:
— Он, наверное, уже по дороге домой…
Они поняли, кого она имела в виду, и вместе с тем ощутили, как в сердца их прокрадывается страх. Аиша с уверенностью в голосе произнесла:
— Добро пожаловать. Нет необходимости волноваться. Мы ведь уже договорились о том, что нужно говорить, и дело с концом…
Его возвращение, что становилось всё ближе, рождало в утомлённой душе матери тревогу. Она спросила:
— А можно ли скрыть то, что произошло, интересно?
В равной мере с ростом внутренней тревоги Хадиджа повысила голос и громко сказала:
— А почему бы и нет?… Мы сообщим ему только то, о чём договорились, и всё закончится благополучно…
В этот момент Амине хотелось, чтобы рядом с ней оставались не дочери, а Ясин с Фахми, чтобы подбодрить её. Хоть Хадиджа и говорила, что они сообщат ему только то, о чём договорились, и всё закончится благополучно, да вот только останется ли навсегда тайной то, что случилось?… Не выйдет ли вся правда наружу через маленькую щёлочку?… И боится ли она лжи так же, как боится правды? Она не знала, что её поджидает… Она с нежностью переводила взгляд с одной девушки на другую, и уже открыла рот, чтобы говорить, как в комнату вбежала Умм Ханафи и шёпотом, будто боясь, что за стенами её могут услышать, сказала:
— Госпожа моя, хозяин прибыл…
Сердца их тревожно забились. Девушки одним прыжком с кровати очутились на полу и встали перед матерью, обменявшись с ней молчаливыми взглядами, пока мать, наконец, не пробормотала:
— Вы ничего не говорите, я боюсь за вас из-за последствий этого обмана. Оставьте это мне, и да поможет нам Аллах…
Воцарилась напряжённая тишина — такая же тишина овладевает детьми во мраке, когда они слышат шаги злых духов-ифритов, что рыщут повсюду, — пока до ушей их не долетел звук шагов отца, поднимавшегося по лестнице. Шаги эти становились всё ближе и ближе… Мать нарушила кошмарную тишину и пробормотала:
— Если мы позволим ему подняться в комнату, он же там никого не найдёт, так?!..
Затем она повернулась к Умм Ханафи со словами:
