Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удостоверение
Дано сие гражданину ..................... в том, что он действительно является жителем Герасимовского сельсовета Тавдинского района Уральской области и по своему желанию уезжает с места жительства. По социальному положению бедняк. Задолженности перед государством не имеет. Подписью и приложением печати вышеуказанное удостоверяется.
Председатель сельсовета Т.Морозов.
Документ этот с начала и до конца - сочинение самого Губарева. Через пятнадцать лет он переделал его в книге. В первом издании отец печатал справки на пишущей машинке в количестве пятидести копий. Позже пишущая машинка из жизнеописания Павлика исчезла. Выражение "жителем Герасимовского сельсовета" меняется на "жителем села Герасимовки". Район тогда назывался Верхнетавдинским. Губарев убирает фразу о задолженности и добавляет дату: 27 июля 1932 года. Эта дата вообще делает всю сцену абсурдной. Морозов-отец был к этому времени давно осужден и отправлен в лагерь.
Между тем Губарев рассказывает, как Павлик украл у отца такое удостоверение, чтобы отнести его куда следует. Если не для себя, а для дела коммунизма, то можно и украсть. Коллега Губарева - журналист Смирнов излагает эпизод иначе. Отец разорвал бракованную справку. "Не успели затихнуть во дворе шаги, как Павлик соскочил со своей постели и подобрал на полу клочки разорванной бумажки. Зажав их в кулаке, он быстро улегся". Утром Павел разжал руку и стал разбирать клочки бумаги, чтобы восстановить текст. В первых публикациях авторы писали, что Трофим брал за справки деньги. Позже слово "деньги" заменили на "толстые пачки денег".
Кому же и куда донес Павлик на отца?
Из многих лиц, которым мы задавали этот вопрос, ни один не сумел вспомнить что-либо. Все приводили сведения, взятые из опубликованных впоследствии книг. У разных авторов место это носит разные названия. Павлик сообщил: в милицию (Бюллютень ТАСС), членам сельсовета (писатель Коршунов в "Правде", 1962), представителю райкома партии (Второе издание БСЭ), представителю райкома Кучину, иногда именуемому Кочиным (буклет Свердловского музея), инспектору милиции Титову (во многих источниках).
По версии писателя Мусатова, мальчик сообщил директору школы, а тот уполномоченному по хлебозаготовкам (журнал "Вожатый", 1962). Возможен также уполномоченный Тавдинского райкома партии Дымов, который немедленно сообщил куда следует, и уполномоченный без фамилии, который "молод, плечист, в белой рубашке с расстегнутым воротом, в скрипучих сапогах" (Губарев, журнал "Пионер", 1940). Один и тот же следователь ОГПУ носит в разных изданиях фамилии Железнов, Самсонов, Зимин, Жаркий и др. Можно прочитать, что Павел сообщил в следственные органы (журнал "Пионер", 1933), в ЧК (газета "На смену", 1972). И еще два поздних варианта: Павлик рассказал людям ("Пионерская правда", 1982) и - рассказал всем (сборник "Подвигу жить!"). Речь, повторяем, идет об одном-единственном доносе.
Журналист Соломеин при переизданиях книг менял место доноса трижды. "Паша... пошел в Тавду и рассказал о проделках отца". Это была первая информация с места событий в газете. Его идею заимствовал поэт Боровин в книге "Морозов Павел", причем для операции им выбрана ночь:
Он спешит. Теперь он все расскажет.
Он бежит, спешит в райком.
И тайга теперь его не свяжет:
Он без отдыха бежит бегом.
Однако от сюжетного хода с Тавдой авторам пришлось отказаться. Дорога шла болотами, были броды через речки, а зимой дорогу заносило. К тому же туда и обратно около 120 километров - почти три марафонские дистанции. Пробежать их без отдыха трудно. Возможно, поэтому позже Соломеин в газете "Тавдинский рабочий" написал туманнее: "Павлик сообщил куда следует". А в книге Соломеина Павлик уже доносит на месте в деревне - приезжему: "Один из Тавды. Военный. С наганом. Товарищ Кучин".
Все фамилии сборщиков доносов, перечисленные выше, оказались вымышленными, кроме милиционера Титова. ЧК (Чрезвычайной комиссии) к тому времени в стране уже не существовало. Что касается работников ОГПУ, то они могли появляться в деревне под любыми названиями и чаще всего как уполномоченные райкома или райисполкома. Не случайно еще в 1932 году Соломеин записал в блокнот слова матери Павлика Татьяны Морозовой: "Когда приехал товарищ Гепеву (т.е. ОГПУ), Паша все сказал".
А может быть, мальчик сочинил письменный донос? "Писал. Писал Павлик сообщение в ОГПУ, - считает Прокопенко. - Люди в деревне всегда найдутся, которые подговорят: посади отца, отомсти за то, что вас бросил. Иван Потупчик, его двоюродный брат, хотел сам стать председателем сельсовета вместо Трофима. Он и подучил Павлика куда и как написать". Эту версию мы попытались уточнить у Ивана Потупчика, когда с ним увиделись. "Помогал ли я ему бумагу составлять, - ответил он, - не помню. Но написать это можно, если хотите".
Губарев в "Пионерской правде" вначале тоже написал, что Павлик донес письменно: "Дай-ка, Яша, чистую бумагу, - внезапно проговорил Павел, поворачивая на свет лицо... - Напишем в ГПУ". А потом переделал донос на устный. Татьяна Морозова в одной из бесед с нами сказала: "Павлик написал письмо чекистам и вложил фотографию отца".
На наш взгляд, письменный донос не исключает устного. Встреча с уполномоченным могла состояться для получения дополнительных улик и с целью выяснить саму личность добровольного осведомителя для будущих отношений. "Павел пошел в сельсовет, - пишет Соломеин в первой своей книге. - За председательским столом сидел человек в военном. Когда все вышли, Павел подошел к столу: "Дяденька, я расскажу тебе..." Человек все записал и пожал Павлу руку. Писатель Яковлев дополнил Соломеина. Было учтено: кому и сколько давал отец бланков, у кого их брал. Павел якобы донес на многих сразу. Уполномоченный резюмирует: "Раз врагом нашим стал твой отец, и отца надо бить".
Заметьте: бить! Приговор отцу произнесен уполномоченным сразу после доноса ребенка. В дореволюционном Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (статья 128) особо оговорено, что доносы от детей на родителей не приемлются, за исключением особо опасных преступлений. Взятки за полученные справки такими преступлениями не считались. В журнале "Пионер" писатель Губарев рассказывал, как Павлик украл у отца из-под подушки, когда тот спал, портфель с документами. Проснувшись, отец умолял сына: "Не губи, родимый!" А сын ночью бежит сообщить или, как тогда говорили в деревне, доказать.
Детали эти важны не для выяснения жизненной правды, а для того, чтобы понять, как в прессе рекламировался донос мальчика на отца. Через тридцать лет после появления в печати первой книги Соломеин переписал весь эпизод в новых красках. Перед доносом Павел хитрил. В школе он стоял с книжкой в руках. "Он лишь для вида листал ее, с беспокойством и ожиданием посматривая в окно. Увидев, наконец, что отец вышел из сельсовета и направился к дому, Павка быстро оделся и выбежал на улицу". Опасаясь, чтобы его не выследили так же, как он выследил отца, мальчик старался незаметно пробраться к уполномоченному, прибывшему в деревню: "Павка зачем-то оглянулся, подошел к окну, посмотрел на улицу, во двор и только после этого осторожно присел на скрипучую табуретку".
Со стороны Павла - жажда подвига, со стороны уполномоченного ремесло. Тот слушал, переспрашивал, уточнял, записывал: Павлик сообщил, что он пионер, председатель совета отряда, и уполномоченный перешел к инструктажу: "А ты, председатель, язык умеешь держать за зубами?" - "Умею!" - твердо сказал Павка и почувствовал, как забилось отчего-то сердце. "Добро! Договоримся, значит. Во-первых, мы с тобой будто что незнакомы. Ты сейчас приходил не ко мне, а к отцу. А я даже не знаю, что ты сын Трофима Морозова. Во-вторых, ты со мной не разговаривал, спросил только, не знаю ли я, куда ушел отец. Понятно? И если ты увидишь меня даже у вас дома - будто впервые видишь меня. Ясно?".
Теперь он завербован по всем правилам! И чувство принадлежности к особому клану лиц, обладающих властью над людьми, зовет его к новым подвигам. "Тогда берегись, чтобы ты не попал в сеть, последуя им, по истреблении их от лица твоего..." Но это уже не из Соломеина, а из Библии.
Через три или четыре дня после доноса Павла отца арестовали. Арест происходил обычным порядком, но в книгах писателей тех лет все выглядело, как в детективном романе. Соломеин в последней своей книге описывает: "Пришли старички в лаптях, помолились, купили справки, а потом взглянули друг на друга и, как по команде, сорвали с себя парики. "Ты арестован, Трофим Сергеевич Морозов", - услышал Павка знакомый голос..." А вот другое описание: подослали к Трофиму в сельсовет незнакомого переодетого милиционера. "Это ошибка, товарищи, вы что-то смешали!" - услышал Паша взволнованный голос отца, и ему захотелось крикнуть: "Не смешали, тятя, не смешали!". Татьяна Морозова рассказывала нам еще эффектнее: "Павлик скомандовал: "Взять его!" И энкаведисты бросились вперед".
- Гулливер у арийцев - Георг Борн - Русская классическая проза
- Парадоксы кампуса - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Смерть царя Федора - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- ФБ - Ольга Сергеевна Козэль - Русская классическая проза
- Чтение нового романа - Слава К. - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Последний суд - Вадим Шефнер - Русская классическая проза
- Том 9. Анна Каренина - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Овация сенатору - Данила Комастри Монтанари - Историческая проза / Русская классическая проза
- Чилийский поэт - Алехандро Самбра - Русская классическая проза
- Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев - Русская классическая проза