Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После нескольких 30-километровых маршей и одного 60-километрового, после которого нас с мозолями на ногах под сопровождение оркестра «притащили» в казарму, в августе мы отправились на маневры на побережье Балтийского моря. Товарный поезд доставил нас до Узедома. Там мы, молодые солдаты, сделали небезопасной местность от малого до большого заливов. То нас размещали в палаточных городках, то определяли на постой у местного населения, которое всегда относилось к нам приветливо. На частных квартирах мы чувствовали себя всегда в постоянном напряжении. Каждый надеялся, что у хозяев квартиры наряду с удобным размещением найдется и хорошенькая девушка. Однако они были редкостью, так как хозяева на таких желанных созданий явно предусмотрительно скупились, предоставляя постели молодым солдатам в своих домах. Однако им деваться было некуда, если солдат принимал сосед. Дорожку найти можно всегда!
В те последние недели мы снова учились находить понимание природы и ее воздействия на жизнь солдата. Солнце припекало в те дни позднего лета, жгло нам кожу и сушило глотки, а налетавший с моря шторм бешено хлестал дождем по полевым курткам. Ночами он срывал палатки вместе с одеялами с усталых тел. В полной темноте мы, на распухших от мозолей ногах, пытались отбить у бури ее добычу.
Во время маршей, длившихся целыми днями, у морских купален гостеприимные отпускники выставляли у обочин дорог кувшины с лимонадом и разведенным водой вином, чтобы мы, проходя, могли наполнить ими наши полевые фляги. Несмотря на мучительную жару, мы, проходя, благодарили их пением солдатских песен. И никто не замечал, что наши ноги от крови и воды приклеились к стелькам, что наш «Вольф» («волк», солдатский ранец) вгрызается в задницу, а сгибы суставов натерты песком. Среди заботившихся о нас отдыхающих были чертовски красивые девушки. Что оставалось солдату с геморроем в штанах? Просто смеяться! Несмотря на все мучения, эти дни остались в памяти прекрасными и незабываемыми. После учений и маршей, длившихся две недели, мы погрузились в вагоны. Наши первые маневры подошли к концу.
«Дома» снова строевые занятия на шлаковом плацу и тактические — на песчаных пустошах, на которых мы могли ориентироваться уже даже во сне, и, естественно, караульная служба в концлагере, которую миновать нам было никак невозможно. Постепенно я овладевал всеми видами этой службы. Ночами я стоял на сторожевой башне над ярко освещенным концлагерем, нарезал полосы вдоль внутренней стороны его забора, был «бегающим» часовым на главных воротах, самостоятельно сопровождал мелкие команды заключенных к их рабочим местам в лесу и к подземным канализационным и отопительным коммуникациям лагеря СС. Хотя во время конвоирования я в любой момент был готов к атаке и нападению, несмотря на это, мне было ясно, что во многих ситуациях я полностью был предоставлен на милость заключенных. Что значит «безопасное удаление», если ты находишься среди заключенных в узкой кабельной или канализационной шахте? И тем не менее я чувствовал себя до некоторой степени уверенно. Подобные группы состояли из профессиональных исследователей Библии и «политических».
Некоторое время мне благодаря искусному расчету удавалось получать под конвоирование одну и ту же группу. Это была команда для работы в лесу, состоявшая из восьми человек среднего и старшего возраста, все — «политические». Хотя это было строжайше запрещено, я частенько с ними разговаривал, так как меня интересовала их прежняя жизнь, и я хотел понять причины содержания их под стражей. Я понял, что здесь случайно или специально сложилось маленькое объединение интеллектуалов. Направление их «клуба» было умеренным, и между ними существовали хорошие товарищеские взаимоотношения. Постепенно я познакомился с ними и узнал, что привело их в лагерь: они открыто высказывали свои политические мысли. Унижающее заключенных обращение на «ты» в отношении этих настоящих профессоров и докторов просто язык не поворачивался произнести. Мы часто спорили на политические темы, и я пытался им, «не верящим», объяснить, что их заключение — временное. А именно, оно продлится до тех пор, пока не укрепится новый Рейх, что станет доказательством правильности национал-социалистической идеи. И, конечно же — я серьезно на это надеялся, — они тоже когда-нибудь станут убежденными сторонниками новой политической линии. К сожалению, с продвижением работ вскоре наши отношения «охранник — охраняемые» закончились. Однажды эта команда к главным воротам не вышла. Может быть, их отпустили, а может, они вошли в состав большого отряда.
В один из дней ранней осени 1938 г. нас внезапно по железной дороге отправили в Цоссен, огромный военный полигон, расположенный южнее Берлина. Во взаимодействии с армейскими частями мы участвовали в учениях с боевой стрельбой. Я три тысячи раз проклял «легкий» пулемет, так как мне эту тарахтелку, наполненную булькающей горячей водой, приходилось таскать по лунному ландшафту полигона. Галстук, подсумок и эта штука оформились под ужасные пожелания в славную троицу.
Во время одного из занятий из-за невнимательности одного из товарищей я получил струю горючей смеси из огнемета в мокрое от пота лицо. В результате с него быстро слезла кожа, и меня отправили в лазарет в Лихтерфельдевест, где я лежал в одной палате с тремя унтерфюрерами, лечившимися от венерических болезней.
В то время как мне ежедневно накладывали мазевую повязку, мои соседи по палате отправлялись на мазок: два раза отрицательный, один раз положительный, значит, все лечение повторялось снова!
Через несколько дней меня снова отправили в войска, где меня продолжали лечить амбулаторно. Намазанный мазью, я выглядел в то время не очень хорошо. Шимпфёзль пожаловался, что на утреннем построении при выполнении команды «Равняйсь! Смирно!» моя мазь полетела ему на уши. Меня освободили от занятий и нарядов, поэтому я, «тихо плача», скоблил пол казарменного помещения, мыл пол в туалете, собирал мусор вокруг казармы и чистил сапоги старшине. Весь день был наполнен подобными героическими свершениями. Даже представить себе невозможно, сколько ступеней солдатской жизни надо пройти, чтобы наконец стать генералом. Во мне, очевидно, начала расти «новая личность».
В те дни я получил письмо от двух моих друзей из родного города. Они были годом моложе меня. Мать этих парней была еврейка. Она владела маленькой лавочкой, позволявшей ей кое-как зарабатывать на жизнь. Накануне своего отъезда я попрощался и с этой семьей. Мать и бабушка меня очень тогда просили что-нибудь сделать для бедных евреев. Простая бабья болтовня, которую не следовало принимать всерьез! Я, конечно, знал, что национал-социалисты не очень хорошо говорят о евреях. Человек в форме СА, время от времени с громкими криками «Призыв о помощи!» и «Призыв к борьбе!» распространявший листовки на нашей улице, нам, мальчишкам, рассказывал про это. В благодарность мы бежали за ним и вопили вместе с ним: «Призыв о помощи!», «Призыв к борьбе!» Но теперь о письме. Оно стало ответом на многие мои вопросы, как идут дела дома и как теперь без меня ловится форель, ходят ли баржи по Иббсу, каково купание в Урльбахе и чем закончились футбольные матчи на Шёргхоферском лугу за узкоколейкой. Яблоки там уже поспели, а из меня здесь получилась новая личность. Ах, господи, теперь старики снова плачутся в письме, что у них страх перед будущим. Что же будет? Делайте свою работу и не беспокойтесь о политике, и с вас ни волосинки не упадет. Сыновья выстроганы из другого дерева, они живут без страха перед будущим. (Еврейская часть семьи пережила эпоху национал-социалистов без осложнений, сыновья солдатами вермахта прошли войну и остались живы.)
Это уже что-то присущее человеку. Так как все мы вместе жили в этом красивом старом городе, и, несмотря на это, в разное время, в разных местах боролись друг с другом с оружием в руках.
В нашем доме, на Ибзитцерштрассе 40, на первом этаже жил безработный помощник столяра. Он был членом нелегальных СС. На втором этаже жили фабричный рабочий, функционер социал-демократической партии и солидный богемский портной, который ни с кем никогда не ссорился. Меня передали на воспитание его супруге в Обхуте, и она смогла из доверенного ей маленького сорванца за восемь утомительных лет вырастить меня. Если не было никакой политической напряженности, в доме царили мир и покой. Но как только возникала какая-то политическая напряженность, то красный и черный в своих униформах, вооружившись револьверами, которые в обычное время у них были запрятаны в каких-то укромных местах, торопились за ворота дома, бросив мрачные взгляды на его хозяина, в форме резервиста спешившего к своему месту сбора.
Красный, черный, коричневый — будучи ребенком, я этого не понимал. Поэтому лозунги нового Рейха «ОДИН народ, ОДИН Рейх, ОДИН вождь!» обещали и мне, что будет покончено с враждой между братьями. Я видел, как социалисты со своими пулеметами занимали позиции и направляли оружие на людей своего города. Я видел, как резервисты, вооруженные тяжелыми пулеметами, двигались с места своего сбора в Залезианерхоф, чтобы сделать то же самое с «красными», я видел, как федеральная армия выезжала с артиллерией, чтобы для установления мира и порядка палить в отцов и братьев. Чтобы понять это, надо быть действительно взрослым, здоровому мозгу мальчишки это было не под силу.
- Батальон «Нордост» в боях за Кавказ. Финские добровольцы на Восточном фронте. 1941–1943 - Тике Вильгельм - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Средневековая Русь. О чем говорят источники - Антон Анатольевич Горский - История / Прочая научная литература / Путешествия и география
- Краткий курс истории ВКП(б) - Комиссия ЦК ВКП(б) - История
- 1941. Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? - Руслан Иринархов - История
- Русская смута XX века - Николай Стариков - История
- Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори - История
- Никакого «Ига» не было! Интеллектуальная диверсия Запада - Михаил Сарбучев - История
- Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев - История
- Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс - История