Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне просто нужно было выйти. Вот и все. Побыть на воздухе.
Изабель разволновалась.
— Я не знала, что думать! Обошла весь дом, но тебя и след простыл. Машина на месте, велосипед тоже, трубку ты не берешь, а на дворе три часа утра, Эндрю. Три утра!
Я кивнул. Она ждала ответов, а у меня были только вопросы.
— Где наш сын? Гулливер? Почему он не с тобой?
При этих словах она еще больше смешалась.
— Он у моей мамы, — сказала Изабель. — Не стоит его сюда приводить. Он очень расстроен. Знаешь, на фоне всего остального это для него страшный удар.
В ее ответах не было нужной мне информации, и потому я решил действовать более прямолинейно.
— Ты знаешь, что я сделал вчера? Знаешь, чего достиг?
Я понимал, что вне зависимости от ее ответа факт остается фактом. Мне придется убить ее. Не здесь. Не сейчас. Но где-то и скоро. Тем не менее нужно было выяснить, что она знает. И что могла рассказать другим.
В этот момент санитар что-то записал.
Изабель проигнорировала мой вопрос и, наклонившись ближе, понизила голос:
— Они думают, что у тебя нервный срыв. Разумеется, вслух этого не говорят. Но думают. Мне задавали кучу вопросов. Точно у Великого инквизитора побывала.
— Здесь повсюду только они. Вопросы.
Я рискнул еще раз посмотреть ей в лицо и задал новую порцию вопросов:
— Зачем мы поженились? В чем состояла задача? И по каким правилам решалась?
Некоторые вопросы, даже здесь, на планете, которая для них создана, остаются неуслышанными.
— Эндрю, я уже не первую неделю — не первый месяц — твержу, что надо притормозить. Ты надрываешься. У тебя невозможный режим. Ты в буквальном смысле сгораешь на работе. Я знала, что твоя психика не выдержит. И все равно это как снег на голову. Без предупреждения. Я просто хочу понять, что послужило спусковым крючком. Я? Что-то другое? Я так переживаю за тебя.
Я попытался найти приемлемое объяснение.
— Наверное, я просто забыл, насколько важно носить одежду. То есть насколько важно вести себя как принято. Не знаю. Вероятно, я забыл, как быть человеком. Такое бывает, верно? Порой что-то выпадает из памяти?
Изабель взяла меня за руку. Гладкая подушечка ее большого пальца погладила мою кожу. От этого я еще сильнее занервничал. Интересно, зачем она ко мне прикасается? Полицейский хватает за руку, чтобы куда-то тебя забрать, но зачем жена гладит по руке мужа? Какова цель? Это как-то связано с любовью? Я смотрел на маленький мерцающий бриллиант в кольце Изабель.
— Все будет хорошо, Эндрю. Это лишь досадный эпизод. Обещаю. Скоро ты будешь как огурчик. Подождем.
— Под дождем? — Голос у меня дрогнул от ужаса.
Я попытался разгадать выражение лица Изабель, но это было трудно. Она уже не боялась, но что она испытывала? Печаль? Смущение? Злость? Разочарование? Я хотел понять, но не мог. Она оставила меня, сказав напоследок еще сотню слов. Слова, слова, слова. Меня коротко поцеловали в щеку и обняли. Я старался не дергаться и не сжиматься всем телом, как бы мне ни хотелось. А потом Изабель отвернулась и вытерла жидкость, которая вытекла у нее из глаза. У меня было ощущение, что я должен что-то сказать, что-то почувствовать. Но я не знал, что именно.
— Я видел твою книгу, — проговорил я. — В магазине. Рядом с моей.
— Узнаю прежнего Эндрю, — сказала Изабель. Ее голос прозвучал мягко, но в тоне слышалась нотка презрения. Или мне так показалось. — Эндрю, береги себя. Делай, как они говорят, и тогда поправишься. Все будет хорошо.
С этими словами она ушла.
Мертвые коровы
Мне сказали пойти в столовую и поесть. Это оказалось ужасно. Начать с того, что я впервые оказался в одном замкнутом пространстве с таким количеством представителей человеческой расы. А еще запах. Вареной моркови. Гороха. Мертвой коровы.
Корова — это обитающее на Земле одомашненное для многочисленных целей копытное животное, из которого получают еду, напитки, удобрения и дизайнерскую обувь. Люди выращивают коров на фермах, а потом режут им горло, разделывают тушу, раскладывают мясо по порциям, замораживают его, продают и готовят. Проделывая все это, они, видимо, получают право переименовывать корову в говядину. Звучат эти слова очень по-разному: видимо, когда человек ест корову, меньше всего ему хочется думать об этом животном.
Судьба коров меня не волновала. Если бы мне поручили убить корову, я бы запросто это сделал. Но одно дело — безразличие к объекту, и совсем другое — желание его съесть. Так что я ел овощи. Точнее, один-единственный кусочек вареной моркови. Оказывается, ничто не вызывает такой острой тоски по дому, как противная незнакомая еда. Одного кусочка оказалось достаточно. Более чем достаточно. На самом деле мне пришлось призвать на помощь все силы и выдержку, чтобы подавить рвотный рефлекс и не выпустить морковь обратно.
Я сидел один, за столиком в углу, рядом с высоким растением в горшке. У растения были широкие, блестящие, плоские сосудистые органы насыщенно-зеленого цвета, называемые листьями, выполняющими, по всей видимости, функцию фотосинтеза. Выглядело оно необычно, но не отталкивающе. Скорее даже привлекательно. Впервые я смотрел здесь на что-то и не чувствовал тревоги. Но потом я отвел взгляд от растения и повернулся в сторону шума и людей, явно из категории сумасшедших. Тех, кому не под силу жить по правилам этого мира. Я решил, что если и найду общий язык с одним из обитателей этой планеты, то скорее всего с кем-нибудь из этой комнаты. Стоило мне так подумать, как один из них подошел ко мне. Это была молодая особь женского пола с короткими розовыми волосами, закругленным кусочком серебра в носу (как будто эта область лица нуждается в дополнительном внимании), тонкими оранжево-розовыми шрамами на руках и тихим грудным голосом, который словно бы намекал, что каждая мысль в ее голове — страшная тайна. На девушке была футболка с надписью: «Все было прекрасно (и совсем не больно)». Ее звали Зои. Она сразу мне об этом сообщила.
Мир как воля и представление
А потом спросила:
— Новенький?
— Да, — сказал я.
— Дневной?
— Да. Я бодрствую в светлое время суток.
Она рассмеялась, и ее смех совсем не походил на ее голос. От такого смеха хочется, чтобы перестал существовать воздух, по которому распространяются и достигают ушей эти безумные волны.
Успокоившись, она объяснила:
— Нет, я спрашиваю, вы здесь постоянно или приходите только на день? Как я? На добровольной основе.
— Не знаю, — сказал я. — Вряд ли я долго тут пробуду. Понимаете, я не сумасшедший. Я просто немного запутался. Столько всего в голове. Многое надо сделать. Столько дел завершить.
— Я вас где-то видела, — сказала Зои.
— Правда? Где же?
Я просканировал помещение. Здесь становилось неуютно. Семьдесят шесть пациентов и восемнадцать сотрудников. Абсолютно лишние зрители. Пора выбираться отсюда.
— Вас по телику не показывали?
— Не знаю.
Она усмехнулась.
— Возможно, мы друзья на Фейсбуке.
— Ага.
Зои почесала свое жуткое лицо. Мне стало интересно, что там под кожей. Вряд ли что-то более мерзкое. Тут ее глаза округлились от внезапного озарения.
— Нет. Я знаю. Я видела вас в универе… Вы ведь профессор Мартин! Легендарная личность! А я из Фицуильяма. Встречала вас в колледже. В нашей столовке кормят получше, чем здесь, верно?
— Вы одна из моих студенток?
Зои снова рассмеялась.
— Нет-нет. С меня хватило школьной математики. Нудятина редкая.
Это меня разозлило.
— Нудятина? Разве можно так говорить о математике? Математика — это всё!
— Ну, мне виделось по-другому. В смысле Пифагор вроде парень что надо, но я в цифрах не сильна. Мне ближе философия. Вероятно, потому я сюда и попала. Передоз Шопенгауэра.
— Шопенгауэра?
— Он написал книгу «Мир как воля и представление». Мне задали по ней работу. Там, если в двух словах, про то, что мир — это то, что мы признаём по собственной воле. Людьми управляют их базовые желания, и это ведет к страданию и боли, потому что желания заставляют нас хотеть получить что-то от мира, но мир есть не что иное, как представление. Поскольку эти желания формируют то, что мы видим, выходит, мы сами себя пожираем, пока не сходим с ума. И оказываемся здесь.
— Вам здесь нравится?
Зои снова рассмеялась, но я заметил, что от такого смеха она почему-то делается печальнее.
— Нет. Здесь водоворот. Он затягивает глубже и глубже. Из такого места хочется убраться куда подальше. Тут все улетные, поверьте.
Она стала показывать на разных людей в комнате и объяснять, что с ними не так. Начала она с гигантской краснолицей самки за ближайшим столиком.
— Это Толстуха Анна. Она крадет все подряд. Посмотрите, куда она сует вилку. Прямиком в рукав… О, а это Скотт. Считает себя третьим в очереди на престол… Сара — эта почти весь день абсолютно нормалек, но в три пятнадцать без всяких причин начинает орать. Наверное, крикун нападает… вон там Плакса Крис… а еще есть Бриджит-Непоседа, она носится туда-сюда со скоростью мысли…
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Цыпочки в Лондоне - Вирджиния Ледре - Современная проза
- Женщина в мужском мире - Ева Весельницкая - Современная проза
- Побег куманики - Лена Элтанг - Современная проза
- Улики - John Banville - Современная проза
- У бирешей - Хоффер Клаус - Современная проза
- Белый Тигр - Аравинд Адига - Современная проза
- Психоз - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой. - Надежда Щепкина - Современная проза