Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После школы, если я не был занят освоением премудростей ремесла Бенвенисте, я приходил к отцу в магазин. Ему нравилось, когда я находился рядом, и я всегда сидел где-нибудь в уголке, выполняя домашнее задание. Если у него выдавалась свободная минута, он подходил ко мне, ласково гладил меня по голове, заглядывал в тетрадь, проверял, нет ли ошибок, и помогал их исправить. Когда же уроки были сделаны, он давал мне денег, и я шел покупать себе шиш-кебаб. Мне тоже нравилось, когда папа был рядом и заботился обо мне. Я знал, что он сделает все, чтобы только я не попал в беду. А главное – он давал мне ощущение безопасности. Его взгляд, направленный на меня, был словно заступничество небесное.
Он был очень порядочный человек и, несмотря на то что мамина болезнь отняла у него солидную часть молодости, никогда не нарушал своей брачной клятвы. В то время клятва, данная перед алтарем, считалась важной и нерушимой, и молодежь, еще только начинавшая свои пока невинные ухаживания, относилась к этому серьезно и постоянно об этом помнила.
Первая любовь выражалась всего лишь в постоянном обмене взглядами, и лучшим случаем для излияний чувств на расстоянии была воскресная прогулка к Пастушьим воротам. Здесь свидания назначали абсолютно все, а особенно молодежь, для которой эти моменты были единственной возможностью беглого контакта с противоположным полом. Парни и девушки приходили раздельными группами, а когда сближались, то глаза сверкали вовсю. Если на твой взгляд ответили, то можно было надеяться на встречу, но она проходила строго под наблюдением кого-нибудь из семьи девушки. Если же обе досточтимые семьи благосклонно относились к влюбленным, то дело было сделано, и можно было готовиться к бракосочетанию. Весь этот ритуал сегодня наверняка сочтут анахронизмом, но не следует забывать, что в таком обществе, как наше, все друг друга знали, и молодые супруги после свадьбы никуда из этого общества не девались. А потому было важно, чтобы обе семьи с самого начала были в курсе событий. Если же молодежь скрывала взаимные симпатии и не получила согласия от семей, то возникал риск разлада между людьми, которые до этого события были соседями, сидели рядом в синагоге, работали вместе или просто дружили. Здесь речь уже шла о сохранении равновесия внутри сообщества, и приходилось созывать совет из старших и самых мудрых его членов, чтобы решить проблему будущего их детей.
Кроме того, на браки молодежи из разных общин смотрели косо, и родители, даже не выказывая открытого несогласия, молились, чтобы их чада сочетались браком внутри своего сообщества. Озабоченность стала нарастать, когда остров в тридцатые годы затопила волна миграции и девушки начали уезжать незамужними. Так произошло с сестрами моей матери, Витторией и Марией, которые уехали в Америку, но там, к великой радости бабушки, нашли себе мужей-евреев: Кальдерона и Израэля. То же произошло и с их братом Ниссимом: он уехал в Америку холостым, но в Лос-Анджелесе женился на еврейке по имени Перлина, и у них родилась дочь, которую назвали Кетти.
История дяди Рубена была несколько более сложной. Если его родня выбрала самую распространенную территорию для эмиграции, то он взял и уехал в Бельгийское Конго. Однако даже в этом случае тетя Рика могла спать спокойно: и Рубен в конце концов нашел себе невесту еврейку. Только ее путь к алтарю оказался совсем иным, ей пришлось пройти через кошмар. Жена дяди Рубена была из той группы еврейских девушек, что выжили в концлагере, в конце войны уехали в Африку и там, на чужом континенте, умудрились найти себе холостых евреев.
На Родосе тоже, хотя и намного реже, случались такие браки. К примеру, вспоминаю некоего Джузеппе Маллеля. Его депортировали в лагерь смерти вместе с женой и двумя детьми. Джузеппе был единственный из всей семьи, кто выжил и вернулся на Родос. Там он познакомился с Розой Ханаан, девушкой, тоже пережившей ужас концлагеря. Они поженились, и у них родились двое детей.
Для Розы этот брак стал возможностью не сойти с ума и вернуться к нормальной жизни: надо было присматривать за детьми, заботиться о муже и не забывать о тех мелочах, которые напоминают тебе, что, пройдя сквозь весь этот ужас, ты остался прежде всего человеком. А для Джузеппе любовь новой семьи стала единственным способом пережить боль потери, когда его старая семья оказалась жертвой невиданного доселе безумия.
С этим безумием столкнулся и я, четырнадцатилетний мальчишка.
2
Начало конца
У еврейской общины Родоса установились прекрасные отношения с итальянцами. Итальянцы – люди деликатные, и поладить с ними можно легко и естественно. Правда, некоторые из них, особенно старики, с подозрением глядели на новую администрацию, но это можно объяснить возрастными предрассудками. Ближе к старости все труднее становится мириться с переменами, даже когда они явно ведут к лучшему.
За то время, что Родос находился под контролем турок, он превратился в отсталую территорию. Дороги были в плохом состоянии, постоянно возникали проблемы с питьевой водой и с электричеством. Итальянская оккупация, напротив, принесла с собой определенные плюсы. Дороги обрели форму, и теперь по ним можно было проехать, электричество и питьевая вода перестали быть роскошью для немногих. Заработали первые автобусные сети, полностью изменился внешний вид городов. Восстановили замок мальтийских рыцарей, превратившийся в руины, бывший театр Пуччини (ныне Национальный театр), Дом союзов (ныне в нем располагается муниципалитет), Дворец Правительства, казарму карабинеров владетеля Пьемонта (впоследствии
- Прощание с иллюзиями: Моя Америка. Лимб. Отец народов - Владимир Познер - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ - Умберто Эко - Публицистика
- Путешествие в Россию - Йозеф Рот - Публицистика
- Мои воспоминания. Книга первая - Александр Бенуа - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- И в пути народ мой. «Гилель» и возрождение еврейской жизни в бывшем СССР - Йосси Гольдман - Биографии и Мемуары / Публицистика
- От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности - Гершом Шолем - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Нашу Победу не отдадим! Последний маршал империи - Дмитрий Язов - Биографии и Мемуары