Форма входа
Читем онлайн Каменный плот - Жозе Сарамаго
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Здесь уместно будет в очередной раз посетовать, что наше правдивое повествование – не оперное либретто, ибо в этом случае мы бы выпустили на сцену сразу двадцать лирических теноров, драматических баритонов и колоратурных сопрано, и все они, то поочередно, то в унисон повели бы свои партии, а вы в итоге узнали бы, как заседали испанское правительство и португальский кабинет министров, как оборвались линии энергопередач, какое заявление сделал Европейский Союз, какую позицию занял блок НАТО, какая паника началась среди туристов, как с боем брали места в самолетах, как в результате диких заторов безнадежно закупорились шоссе и автострады, как повстречались Жоакин Сасса и Жозе Анайсо и как потом встретились они оба с Педро Орсе, какое беспокойство обуяло испанских быков и португальских кобыл, какая тревога охватила средиземноморские курорты, какое беспорядочное бегство началось из богатых и славных столиц: пожалуй, ещё немного – и двадцати певцов нам не хватит. Люди любознательные, не говоря уж о недоверчивых скептиках, несомненно, пожелают осведомиться о том, что послужило причиной такого множества столь разнообразных и столь серьезных событий, – им, видимо, недостаточно веской причиной кажется, что треснул и расселся горный хребет, что реки обратились в водопады, что моря, на протяжении миллионов лет отступавшие от суши, теперь на несколько километров придвинулись к ней. Но тут, в этой роковой точке, перо мое невольно замедляет свой бег, ибо я, право, теряюсь, не зная, как облечь в приемлемую форму нижеследующие строки, ибо они окончательно и бесповоротно поставят под сомнение достоверность излагаемых мною событий, тем более, что и так становится все труднее не запутаться, если это вообще возможно, между правдой и фантазиями. Но раз взялись, надо договаривать, а заминка пусть объясняется безмерностью усилий, которые надо приложить, чтобы преобразовать словом то, что, в сущности, лишь словом и может быть преобразовано, и признаем, что пришел наконец момент сообщить вам нечто невероятное – Иберийский полуостров, вдруг, весь разом и целиком, отделился от материка метров на десять; сверху донизу раскололись Пиренеи, словно пал с заоблачных высот исполинский невидимый топор, глубоко врезался в них, рассек до самого основания, сдвинув глыбу земли и камня в море. И вот теперь и в самом деле можно вновь увидеть реку Ирути – бесконечной, тысячеметровой блистающей лентой она низвергается в свободном полете вниз, подставляя себя ветру и солнцу, переливаясь, словно хрустальное опахало, играя всеми красками и цветами, словно хвост райской птицы: это вознеслась над пропастью первая радуга, и закружилась голова у первой чайки, чьи распростертые крылья окрасились семью цветами.
Проходит время, путаются в памяти события, едва ли не напрочь стираются различия между истиной единственной и множеством истин других – а ведь как ясна, цепка и безгранична была она прежде! – и тогда, желая получить то, что мы с таким самомнением обозвали "фактической достоверностью", мы обращаемся за помощью к свидетельствам эпохи, к документам, газетным статьям, видеозаписям и кинохронике, к личным дневникам, к полуистлевшим папирусам и пергаментам, особенно ценя палимпсесты [8]8, мы расспрашиваем выживших и доживших, и, отвечая на доверие доверчивостью, стараемся поверить тому, что видел и слышал в детстве глубокий старец, и пытаемся вывести из всего этого умозаключение, и в отсутствие непреложных доказательств принимаем как данность заведомый вздор, вроде того, что даже когда оборвались линии электропередач, подобного страха на полуострове не было, хотя недавно нам было сообщено совершенно обратное – возникла паника, но не будем придираться к словам: страх – одно, а паника – совершенно другое, калибр не тот. Разумеется, многим живо врезалось в память, как под крики "Ура!" и "Победа!", на глазах у тех, кто испускал эти ликующие вопли, всосала в себя черная трещина кубометры бетона, но этот драматический эпизод по-настоящему потряс лишь видевших его собственными глазами, а другие наблюдали его издали, у себя в квартире, в партере домашнего театра, перед заменяющим сцену прямоугольником телеэкрана, этим волшебным фонарем, где одна картинка бесследно смывается другой, и все происходит как бы вполнакала, под сурдинку. И даже те, в ком ещё не совсем остыли чувства – есть все же ещё и такие – те, кто из-за сущих пустяков готов пустить слезу и судорожно сглатывает комок в горле, даже они, когда становится невмоготу смотреть на голод в Эфиопии и на прочие ужасы, научились отводить глаза. Помимо всего прочего, не следует забывать и о том, что на весьма обширных пространствах полуострова, в самой глубокой его глубинке, куда не приходят газеты и где больших трудов стоит уразуметь, о чем толкуют в телевизоре, живут миллионы – да-да, миллионы людей – которые либо вовсе не понимают, что творится, либо имеют об этом самое смутное и расплывчатое представление, состоящее всего лишь из слов, понятых хорошо если наполовину, а то и того меньше, представление столь зыбкое и неопределенное, что человек, право, не видит большой разницы между тем, что якобы известно одному, и тем, что совершенно невдомек другому.
Но когда на всем полуострове разом погас свет и воцарилась тьма кромешная, как принято говорить в Испании, хоть глаз выколи, как выражаются португальцы, склонные к образному мышлению – когда пятьсот восемьдесят одна тысяча квадратных километров сделались невидимы, то сомнений ни у кого уже не осталось – свет погас потому, что настал конец света. Продолжалось это полное затмение никак не больше пятнадцати минут, по истечении коих включили аварийные системы энергоснабжения и перешли на автономные источники питания, а их, как на грех, в это время года, в самый разгар знойного и сухого августа, когда пересыхают лагуны и ставят на профилактику теплоцентрали, задействовать было нелегко, атомных же станций, будь они неладны, мы пока не наладили – но за эти четверть часа начался в масштабах полуострова настоящий пандемониум, словно все черти вырвались из преисподней, и все ведьмы собрались на свой шабаш, и никакое землетрясение не произвело бы столь пагубного морального воздействия, не ввергло бы жителей в столь беспросветный – вот уж точно – ужас. Произошло все это вечером, когда большинство граждан уже вернулось со службы к домашним очагам, и кое-кто уже уселся перед телевизором в ожидании ужина, который готовила жена на кухне, а самые добросовестные отцы взялись, помогая чадам своим, решать задачку по арифметике, и никакого особого блаженства никто не испытывал, все как всегда – и лишь когда обрушилась на нас тьма, словно опрокинули на всю Иберию ведро с чернилами, вот тут выяснилось в полной мере истинное значение этого недооцененного счастья, вот тут и взмолились мы: Господи Боже, не лишай нас света, верни его нам, и, клянусь, до скончания века не буду больше взывать к тебе и просить тебя ни о чем не буду, – так говорили раскаявшиеся грешники, по природе своей склонные к преувеличениям. Жившим в низине почудилось в тот миг, что они очутились в наглухо закрытом колодце, жившие в горах поднялись на вершину и увидели, то есть, не увидели – на сколько хватало взгляда, на тысячи миль вокруг – ни единого огонька, и казалось, что планета наша свернула со своей орбиты и мчится теперь в иной, бессолнечной системе. Дрожащими руками затепливали свечи, включали фонари на батарейках, разжигали керосиновые лампы, сберегаемые на всякий – но не на такой же! – случай, доставали изящные серебряные канделябры и бронзовые, тонкой работы, шандалы, раньше стоявшие лишь для красоты, и латунные убогие подсвечники, и вовсе позабытые масляные коптилки, и их неверный свет не столько разгонял тьму, сколько населял её призрачными страшными тенями, выхватывал из неё на миг лица испуганные, смятенные, разъятые на части, зыбко подрагивающие, как блики на воде. Женщины голосили, мужчины тряслись, дети, говорят, все до единого ударились в дружный рев. Но через пятнадцать минут, показавшихся всем, извините за избитый оборот, пятнадцатью столетиями, хотя никому не довелось прожить столько и, значит, получить право на такое сравнение, свет стал понемногу возвращаться – замерцал, задрожал – и каждая лампа, точно её внезапно разбудили, обводила вокруг себя мутным взглядом, помаргивая, щурясь и словно раздумывая, не соскользнуть ли вновь в сонное забытье, но потом привыкала к ею же даваемому свету и разгоралась ровно и ярко.
Еще через полчаса возобновившие вещание телевидение и радио сообщили о происшествии, и тогда мы узнали, что оборвались все высоковольтные провода на линиях электропередач между Испанией и Францией, кое-где рухнули опоры и столбы, а инженеры по непростительному разгильдяйству позабыли отключить питание. К счастью, фейерверк короткого замыкания не повлек за собой жертв среди населения – какой все же бессовестный эгоизм звучит в этой фразе: да, люди не пострадали, но один, по крайней мере, волк не успевший увернуться от испепеляющего удара рукотворной молнии, превратился в дымящуюся головешку. Однако объяснять тьму на полуострове обрывом проводов – это лишь половина правды, а другая половина, хоть и была сознательно облечена в недоступные разумению обывателя технические термины, призванные запутать его, вскрылась очень скоро, ибо каждый считал своим долгом просветить соседа: Они просто не хотят признаться в том, что дело не только в трещинах на земле, в этом случае провода бы не оборвались. А в чем же еще, по-вашему? Да ясно же как день, хоть мы и оказались во мраке ночи, что провода лопнули от чрезмерного натяжения, а натяжение возникло от того, лопни мои глаза, что земля сдвинулась. Да что вы говорите? То, что слышите, и погодите, скоро и они сами это признают. Целы остались соседские глаза, ибо, хоть и не сразу, но все же на следующий день, когда слухи и сплетни размножились до такой степени, что уже никакое новое, пусть самое правдивое, известие не могло бы усилить всеобщее смятение, было сказано, пусть не все до конца и не слишком внятно, что из-за изменения геологической структуры пиренейского горного хребта сместились почвенные пласты, что повлекло за собой обрыв коммуникаций, проложенных между Францией и полуостровом, но власти внимательно следят за развитием ситуации, воздушное сообщение не прервано, все аэропорты открыты и функционируют на полную мощность, и, более того, имеется возможность, начиная с завтрашнего дня, удвоить количество авиарейсов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Каменный плот - Жозе Сарамаго бесплатно.
Похожие на Каменный плот - Жозе Сарамаго книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Перебои в смерти - Жозе Сарамаго - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Что видно отсюда - Леки Марьяна - Современная проза
- Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл - Современная проза
- Собаки, страсть и смерть - Борис Виан - Современная проза
- Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль - Современная проза
- Дом одинокого молодого человека : Французские писатели о молодежи - Патрик Бессон - Современная проза
- Лучший из них - Валерий Фрид - Современная проза
