Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг спуск его на мгновение прервался: но не каким-либо препятствием, а требованием выбора, возникшей развилкой путей, как возникала она перед героями народных сказок. На очередной площадке кончилось естественное движение лестницы: на ней не было квартир — только стены, лестница, по которой Борис спустился, упиралась прямо в середину этой площадки, а от площадки отходили вниз уже не одна, а целых три лестницы: одна вела влево, другая — вправо, а третья — прямо. Какую из них считать продолжением пути? Об этой возможности Саша ему не говорил, а он сам и не предчувствовал даже. Борис остановился в растерянности, озираясь кругом. И тут заметил на стене у каждой из лестниц аккуратно прибитые таблички. На табличках слова.
На левой:
ИДИ КАК ИДЕТСЯ МНОГОЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ
На правой:
ИДИ КАК ХОЧЕТСЯ РАЗ САМ ЗНАЕШЬ КУДА
И на той, что прямо:
ИДИ К НАМ ПОМОЖЕМ
Последнее приглашение Борис отверг сразу как сомнительное, даже провокационное. Кто это собирается ему помогать? Уж не ловушка ли это? Но и от пожелания идти, как ему хочется, по недолгом размышлении тоже отказался: он вовсе не знал, как и куда ему хочется идти. Он знал только, откуда ему хочется уйти, а этого явно было недостаточно. В этих лестничных путешествиях он чувствовал себя маленьким, затерянным, совершенно запутавшимся в нагромождении одной лестницы на другую. И первое предложение — продолжить начатый путь, идти, как идется — казалось бы наиболее приемлемым, если б не угрожающая неопределенность второй фразы. Что — может случиться?
Но сонная какая-то инерционность и заторможенность все больше и больше склоняли его к левому повороту, идти, как идется, ибо продолжать начатый путь было естественнее, натуральнее. И пусть многое случается, даже интересно (подсказала вдруг все еще бодрствовавшая частица его мозга), что еще может произойти в этом бредовом сне.
И Борис, свернув налево, опять затопотал вниз. Два или три пролета — сколько точно, он не мог определить, проскочил, не заметив — он бежал в сплошной тишине среди белых стен: на сей раз на площадках квартирных дверей не было. Он бежал по этой бесконечной нежилой лестнице, ведущей куда-то, как вдруг услышал чье-то покашливанье, а остановившись и прислушавшись, как кто-то барабанит пальцами по перилам.
Но уже было не остановиться, да и не назад же идти, и Борис продолжил свой путь, скорее по инерции, чем по сознательно принятому решению. Пока не натолкнулся на молодого, но уже представительного мужчину, с волнистыми темными волосами, в тяжелых импортных очках, темном костюме, из-под пиджака виднелась жилетка и галстук. Он стоял на площадке, облокотившись о перила, курил, выстукивал пальцами какой-то несложный ритм и внимательно, даже доброжелательно взглянул на Бориса. Чем-то он походил на директора Института, жившего в их доме, двумя этажами выше, который предупредительно-вежливо раскланивался не только с родителями, но и с ним, Борисом, — скорее всего удачливой солидностью деятеля. Но деятеля начинающего, еще не утвердившегося, поэтому тупой важности в лице не было, оно было живым, смышленным и задумчивым, хотя и излучавшим солидность и респектабельность. Выглядел он старше Бориса лет на десять, примерно лет двадцати пяти, ого-го! какой разрыв! Хотя ростом пониже него был незнакомец.
Он стоял так, как обычно стоят выходящие покурить перед сном на лестничную площадку степенные, солидные люди, у которых не курят в квартирах. Увидев Бориса, он взмахнул приветственно рукой:
— Привет, старик! Вниз бежишь? — он протянул мягкую короткопалую руку, которую Борис невольно пожал. — Алек, — представился мужчина, держа Бориса за руку и стараясь заглянуть ему в глаза. Взгляд его почему-то был искательный, тревожный, и это смущало Бориса, он не мог в ответ глядеть незнакомцу в глаза, потому что подозревал его, сам не зная в чем, но подозревал, что он стоит тут неспроста.
— Привет, — ответил Борис, не называясь.
— Вышел покурить перед сном, — объяснил Алек. — Устаешь за день от научной работы, я ведь докторскую диссертацию пишу, вот и нужна вечером нервная разрядка. Для этого необходимо расслабиться и погрузиться в прострацию, и помочь тут может только сигарета. Хотя я понимаю, что никотин вреден для здоровья, но я надеюсь, что после защиты я категорически прекращу курение. А сейчас, — он доверительно склонился к Борису, — иной раз и рюмочку себе для разрядки позволяю. Только так, чтоб мамаша не знала, не хочу ее попусту беспокоить. Она будет нервничать, а зачем это? Я и сам своему здоровью вреда причинять не намерен. Правильно, как ты думаешь?
— Наверно, правильно, — опять односложно ответил Борис, стараясь незаметно и необидно высвободить свою руку из его нежного рукопожатия.
— А ты кого-нибудь ищешь или спешишь куда? — снова дружелюбно-доброжелательно осведомился Алек.
И Борис вдруг выпалил наобум, посмотрев ему прямо в глаза.
— Меня крысы волнуют… Нет ли их здесь?
Тут они оба отвели в сторону глаза от обоюдного смущения: Алек от того, что над ним нависло подозрение, а Борис от неловкости своего почти прямо высказанного подозрения. Борис и в самом деле не мог взять в толк, зачем бы взрослому человеку обращаться к нему более даже, чем на равных, называя себя просто по имени, словно он ни с того, ни с сего ищет дружбы с ним, с Борисом. И эта необъяснимая расположенность смущала, а не льстила. Но Алек быстро собрался, опомнился, нашелся. Он хлопнул дружески второй своей рукой по руке Бориса, все еще не высвобожденной из рукопожатия, и сказал, заглядывая ему снова искательно в лицо:
— Смотря какие. Могу все рассказать. Тебе просто повезло, старик, что ты нарвался на меня. Я как раз докторскую-то о крысах пишу. Некоторые говорят, что это стыдно, что это приспособленчество, а я считаю, что всякая реальность имеет право быть исследованной, крысы же это наша настоящая реальность. Можно почти с уверенностью признать, что живущие теперь у нас крысы не туземного происхождения, а пришлые. У древних нельзя найти ни одного места в их сочинениях, которое бы относилось к крысам. В трудах наших ученых доказано, что прежде всего у нас появилась черная крыса, или по научному «Раттус раттус», за ней последовала серая, ее еще называют амбарной, пасюком, а по научному «Раттус норвегикус». Мы можем сегодня с уверенностью сказать, что пасюк вытесняет, однако, как самый сильный, своего родственника и везде начинает господствовать один. Он в этом смысле может быть и вправду назван всеобщим победителем. Ну как, интересно тебе?
— Интересно, — ответил Борис, забыв на время даже тянуть свою руку из цепких лап Алека.
— Тогда послушай. О, эти существа достойны не только трактата, а романа, поэмы. О них, кстати, полно и стихов, и поэм. Но я сообщу тебе строго научные факты. Для начала будет достаточно, если я опишу тебе серую крысу. О черной ничего особенного сказать не могу кроме того, что ее когда-то в средние века отлучили от церкви. Но уже давно ее господство стало оспариваться пасюком, то есть «раттус норвегикусом», как я уже говорил, и притом с таким успехом, что она везде должна была уступить. Так вот вернемся к серой крысе. Цвет шерсти у нее на верхней и нижней стороне туловища различный. Верхняя сторона тела и хвоста буровато-серая; нижняя, резко отделяющаяся сторона, серо-белая. На хвосте около 210 чешуйчатых колец. Иногда на верхней стороне передних ног бывает несколько буроватых волос; встречаются черные экземпляры, белые с красными глазами, светло-желтые и пегие. Последние бывают или черно-белые, или серо-белые; при этом у них почти всегда голова, шея, плечи, передние ноги и более или менее широкая полоса на спине бывают черного или серого цвета, а остальные части белые. Интересно тебе, — вдруг прервался Алек.
— Нет, — сказал Борис. — Скучно.
— Но это и есть наука. Что же ты тогда от меня хочешь узнать?
— Что-нибудь про обычаи, повадки…
— Ну здесь тогда мы вступим в области догадок, гипотез, случайных и не всегда достоверных эмпирических наблюдений, лишенных строго научной фактичности. Но если ты настаиваешь, я могу удовлетворить твое вполне понятное любопытство об этом удивительном существе. С большой вероятностью можно допустить, что пасюк переселился к нам из Азии, именно из Индии или Персии. Что касается меня, я вполне допускаю этот вариант, поскольку и вправду все миграции идут с Востока. Только мне кажется, и люди, и крысы мигрировали одновременно. Я полагаю, и это подсказывает нам сегодняшний опыт, что они распространились по всей земле вместе с человеком, а в настоящее время проникли на самые пустынные острова, закончив свое кругосветное путешествие. Они проявляют несокрушимую привязанность к человеку, его дому, его двору; беда в том, что нигде человек не чувствует за это благодарности; везде и всюду ненавидит их и немилосерднейшим образом преследует, употребляя всевозможные средства, чтобы от них освободиться; и тем не менее они остаются ему преданными, вернее собаки, вернее какого бы то ни было другого животного. Поэтому, когда я говорю, что крысы наши не туземного происхождения, я имею в виду, что они мигрировали сюда вместе с человеком, составляя удивительный симбиоз, а какие тут были туземцы, этого уже никто и не вспомнит. Вначале пасюков было меньше, но постепенно, будучи сильней, они получили первенство. Люди даже считали, что пасюк связан с нечистой силой, ты ведь, наверно, проходил в школе Гоголя, а раз проходил, значит читал «Ночь под Рождество», где описывается Пацюк, которому в рот сами летели галушки, помнишь? Вот в таком перевернутом, мифологическом виде сказалось ощущение человеком превосходства серой крысы над ним, в силу ее интеллекта и других психофизиологических данных. Заметь, что во всех телесных упражнениях крысы, причем не единицы, а все, проявляют много искусства. Они быстро и ловко бегают, отлично лазают, даже вверх по довольно гладким стенам, мастерски плавают, с уверенностью делают довольно большие прыжки и сносно роют, хотя неохотно. Более сильный пасюк отличается и большей ловкостью, чем черная крыса, по крайней мере, он несравненно лучше плавает. Его способность оставаться под водой так же значительна, как у настоящих водных животных. Из внешних чувств у крыс больше всего развиты слух и обоняние; особенно превосходен у них слух, но и зрение неплохо, а вкус у них часто упражняется в кладовых с провизией, где крысы всегда умеют выбрать себе самые лакомые блюда. Об этом и Брэм писал, честное слово! Они в состоянии победить любого полководца, они даже Наполеона победили. Мемуарист Лас-Казес рассказывает, что 27 июня 1816 г. Наполен со всею своей свитой остался без завтрака, потому что предыдущей ночью крысы забрались в кухню и утащили оттуда все. Их было там огромное множество, причем они были необыкновенно злы и нахальны. Им требовалось всего несколько дней, чтобы прогрызть стены и доски простого жилища императора. Они приходили в зал во время обеда Наполеона, и, когда вставали из-за стола, начиналась настоящая война с крысами. Пришлось отказаться держать живность, потому что крысы ее поедали; они даже птиц стаскивали ночью с деревьев, на которых те спали. Вот видишь, несмотря даже на недомолвки человеческого историка, он все же проговаривается, что «началась настоящая война с крысами»! И из его рассказа, завуалированного, конечно, смягченного, видно, что крысы остались победителями на поле боя. Пусть злые языки называют их бедняками, пауперами, люмпенами животного мира, они на поверку оказываются сильнейшими. Раздетые и разутые, они победили во много раз превосходящего их по силе неприятеля.
- Кнопка и бабушки всегда правы - Татьяна Сергеевна Ряскова - Детская проза / Прочее / Детская фантастика
- Новые удивительные истории в Волшебной стране - Ксения Андреевна Кабочкина - Детские приключения / Детская фантастика
- Иллюзион - Евгений Гаглоев - Детская фантастика
- С нами... КТО?! - Денис Белохвостов - Детская фантастика
- Тайна старинных флаконов - Руэ Анна - Детская фантастика
- Непростые камешки - Василий Акулов - Детская фантастика
- Школа Добра и Зла - Зоман Чейнани - Детская фантастика
- Аквамариновая звезда - Татьяна Леванова - Детская фантастика
- Тень, дракон и щепотка черной магии - Павел Георгиевич Козлов - Детские приключения / Детская проза / Детская фантастика
- Тайна призрачного поезда - Евгений Фронтикович Гаглоев - Городская фантастика / Детские приключения / Ужасы и Мистика / Детская фантастика