Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот отрывок из этого мифа:
«И вот они предстали на своих судах перед Эннеадой. Тут лодка Сета погрузилась в воду. Сет превратился в гиппопотама и вознамерился потопить лодку Гора. Но тогда Гор взял гарпун и метнул его в божественного Сета…»
Тутанхамон, он же мифический герой, видит перед собою чудовищный оскал сына Зла. Но его не пугает страшилище. На его лице блуждает улыбка. Он уверен в победе Добра. Он сделал шаг навстречу Сету, и сейчас прозвенит острый гарпун, и через миг враг будет поражен.
Голова принцессы из Амарны.
Ослепительный свет превратил и зеленое сукно стола в воды Нила. Водная рябь мерцала в потоке лучей юпитера. Я подошел ближе. С какой-то изумительной экспрессией выточены были все детали скульптуры.
Ювелирная, чеканная форма головы, изящные сильные кисти рук, точеные длинные ноги юноши, обутые в простые сандалии. Я видел, как под загорелой кожей молодого бойца играют мышцы, как радостно ликует победоносная плоть. Эта фигура была поистине шедевром скульптуры, предвосхитившей своей динамикой лучшие творения Родена и Бурделя.
В чем секрет убедительности воплощения легенды в такой совершенной форме, абсолютно реалистичной и жизненной?
Мне думается, что прежде всего в простодушной вере неизвестного ныне мастера в истинность мифа, в его личной убежденности в конечной победе добра над злом.
В этой цельности духовного мира художника — одна из основных тайн создания высочайших творений искусства, вера, не оставляющая места для скепсиса и цинизма. Чистота и искренность всех помыслов художника рождали адекватную по силе и убедительности форму.
Долго-долго я бродил еще по залам экспозиции. Перед моими глазами таинственно светился алебастр, расцветая неведомыми цветами в виде изумительных чаш. Я изучал поражающе филигранные рельефы золотого наоса, похожего на миниатюрный египетский храм. На этих чеканных изображениях мы вновь увидели юную влюбленную пару, забывшую, что они цари. Ласкавшую друг друга. Нежную и трогательную. Я еще и еще раз подходил к магическому изображению Тутанхамона из полупрозрачного камня и не мог оторвать взора от широкр раскрытых, бесконечно грустных глаз молодого владыки.
Меня околдовали маленькие фигурки ушебти, роль которых в судьбе фараона была особой. Вот что рассказывает об этих магических скульптурах «Книга мертвых». Они, эти ушебти, должны заменять на том свете порфироносного владыку и исполнять за него все тяжелые работы на «полях блаженных… когда человек обязан возделывать поля, орошать пастбища или переносить песок с востока на запад».
И во всех этих творениях рук человеческих, предназначенных для гробницы, подчеркиваю, для гробницы, я видел лишь ликующую, всепобеждающую жизнь. Вечное стремление человека к прекрасному, которое не в состоянии обуздать никакая сила…
Голова античной богини.
И снова что-то привело меня к золотой маске Тутанхамона…
Стемнело…
В огромном пустом зале бродили седые тени. На погасшем черном фоне призрачно сияло лицо молодого человека…
Тишина незаметно подкралась и легла где-то рядом.
Я неотрывно глядел, как наступающая темнота все больше и больше убирала все лишнее.
Остались глаза. Широко раскрытые.
Давным-давно покинула Москву выставка «Сокровища гробницы Тутанхамона».
Прошло время.
Но магическая сила касания памятников древности не ослабевала. Наоборот, несмотря на сутолоку буден, все ярче, отчетливее возникало чувство духовной сопричастности к таинственному искусству Египта. С той поры, как я приобщился к прекрасному созданию скульпторов страны Сфинкса, меня неизменно тянуло собирать репродукции, книги, отражающие амарнский период, короткий, но прелестный своей человечностью, одухотворенностью, какой-то особенной, раскованной от канонов поэзией. Среди собранных изображений была «Царевна из Амарны» — юная, с мягким овалом лица, с тяжелыми, будто набухшими от слез веками миндалевидных глаз и грустной, не по — девичьи усталой улыбкой, как-то странно озарявшей ее милый облик. Никто уже не мог рассказать об ее имени, судьбе. Известно лишь, что ее изваяли мастера Ахетатона. Но несмотря на тайну, фатальный барьер тысячелетий иногда словно исчезал, и я видел прежде всего человека, слабую, хрупкую девушку, беззащитную, трепетную. В этом молчаливом разговоре — непреодолимая сила шедевров мирового искусства.
Но самое удивительное произошло через год. Как-то вечером я листал историю искусств и вновь увидел «Царевну из Амарны». Какое-то странное щемящее чувство овладело мной. Вмиг в памяти возник в чем-то схожий, пластически близкий образ. Наутро я уже был в музее на Волхонке. Мгновенно нашел искомое — «Голову богини», созданную в третьем веке до нашей эры, — изумительный подлинник античности.
Величавая и простая, гордая и нежная, со взором, подернутым какой-то тихой грустью, чуть-чуть улыбаясь глядела беломраморная богиня.
Вандализм варваров изуродовал скульптуру, но дивный лик прекрасной женщины чудом остался невредимым.
Да, это была она — да простят меня за вольность — сестра царевны из Амарны. Та же поразительная по чистоте светоносность, та же бесконечная доброта и тепло. «Голова богини». Творение эллинистического Египта (изваяние найдено было в государстве пирамид), поступившее в музей из коллекции Голенищева, являло самый разительный пример постижения высот классики ваяния древней Эллады.
Бездна разделяла царевну от богини.
Прогремели страшные войны, сменялись десятки владык, возникали новые государства, но искусство, культура, живая связь времен существовали, и эта великая эстафета прекрасного была поистине бессмертна.
Так древние храмы Луксора и творения Амарны близки Парфенону и шедеврам Фидия, так возникло искусство Ренессанса — дитя античности и своей эпохи, ибо и Леонардо, и Микеланджело поклонялись творцам Эллады. В духе традиций родились новаторские полотна Делакруа и скульптуры Родена.
Так могуч и неодолим великий поток прекрасного.
САНДРО БОТТИЧЕЛЛИ
Звонко поют колокола славной Флоренции. Их веселый гуд несется над зелеными волнами Арно, старым мостом Понте — Веккио, морем черепичных крыш, островерхими шпилями Санта Мария Новелла, Санта Спирито, Санта Кроче туда, наверх, на холм Сан-Миньято. Отсюда словно с птичьего полета видна древняя столица Тосканы, подернутая прозрачной голубоватой дымкой. Перед взором открывается неповторимая панорама, которую венчает огромный купол собора Санта Мария дель Фьоре. Гудят, гудят колокола Фьоренцы, и радость охватывает душу, когда, будто гонимый лучами утреннего солнца, вместе с сотнями людей, толпящимися по узким улочкам города, вдруг оказываешься в самом центре — на пьяццо Синьории. Здесь как во сне предстают юный гигант — «Давид» Микеланджело, ваяния Верроккио, Донателло, Челлини, гордая, неприступная башня палаццо Веккио. Открываются врата галереи Уффици, и среди других шедевров мирового искусства — картины Боттичелли и Леонардо — великих флорентийцев. Влекущий и дивный мир итальянского Ренессанса переполняет и чарует сердце. Когда к вечеру бредешь усталый по гулким плитам пьяццо Синьории, внезапно замечаешь под ногами будто вбитый в мостовую металлический диск. Что это? Здесь на костре был сожжен Савонарола. Вмиг окружающий идиллический мир обретает иную, неоднозначную плоть. Словно разбуженный, тут же вспоминаешь сложное, порою страшное время, когда были созданы многие, многие непреходящие ценности мировой культуры. Будто другое, беспощадное солнце озаряет суровый фасад палацо Веккио, и становятся заметны странные деревянные балки, торчащие из окон. Что это? На них вешали казненных заговорщиков и иных злодеев. Для устрашения и нравоучения.
В 1445 году во Флоренции «родился Алессандро, прозванный Сандро, от Мариано ди Ванни ди Амедео Филипени и жены его Смеральды». Знали ли достопочтенный флорентийский дубильщик кожи и его супруга, что у них в доме на Новой улице, в квартале Санта Мария Новелла, растет не просто их сын Сандро — странный и непокорный малыш, а юное существо, пребывающее в своем особом мире, куда не было входа никому? Что все щелчки, пинки, нравоучения и угрозы, которые были обращены к мальчишке, совершенно не задевали его крошечное, но гордое сердце, в котором приютилась неведомая красота?
Юный Боттичелли заглядывался на звездную россыпь Млечного Пути и запоминал навсегда теплые розовые блики утренней зари, мелькнувшие на склоненном над ним лице матери. Глаз Сандро с пронзительной остротой ощущал трепетную хрупкость серебристых паутинок и строгую четкость взметнувшихся в небо черных кипарисов и пиний. Он грезил, фантазировал, но всегда зорко всматривался в окружающий его дивный мир. Он прилежно наблюдал, как переплетались линии ветвей и белые силуэты античных статуй, как диковинно преображались под дуновением ветра формы облаков, плывущих по реке, пристально следил за причудливыми тенями, бежавшими за фигурами девушек. Прислушивался к пению птиц и шепоту сада.
- Мысли и афоризмы древних римлян - Константин Душенко - Прочая справочная литература
- История конницы - Джордж Денисон - Прочая справочная литература
- Казань - Александр Ханников - Прочая справочная литература
- Оценивание результатов обучения математике младших школьников в советский период - Татьяна Кучер - Прочая справочная литература
- Как разобраться в ЖКХ и не переплачивать - Ольга Шефель - Прочая справочная литература
- Числовой код рождения и его влияние на судьбу. Как просчитать удачу - Ирина Михеева - Прочая справочная литература
- Ответы на билеты по географии 11 класс - Валентина Казакова - Прочая справочная литература
- Страсти по ISO 9000. Грустно-комическая повесть о получении сертификата на систему качества - Влад Долгов - Прочая справочная литература
- Как выжить в армии. Книга для призывников и их родителей - Геннадий Пономарев - Прочая справочная литература
- Рыбы России (Том второй) - Леонид Сабанеев - Прочая справочная литература