Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был вполне доволен, когда Момот оставил Генеральную прокуратуру и покинул столицу вообще вместе с семьей Судских. Захотелось даже выйти и прогуляться просто так, без охраны, без машины, однако помощник отсоветовал:
— Зачем эти глупости, Иван Петрович? Шпана бузит — надо вам искать приключения? В кутузку их таскать не за что, а нервишки попортят своими шуточками крепко. А не пора ли вам развеяться от забот праведных? На даче недельку отдохнуть или в пансионат наш смотаться?
Секретарь говорил дельные вещи. Давненько он не отдыхал, не бродил бесцельно по лесу, как любил в молодости… По лицу секретаря, свежему, орошенному лосьоном и упитанному, читалось, что хозяин вполне доволен жизнью и беспокойства не ощущает от служебной круговерти — все должно быть в норме, без переборов и зауми. Бурмистров прислушался к совету.
— Да, пожалуй. Надо паузу сделать. И подальше забраться.
Заехать подальше не удалось. Заладили дожди, купания отпали сами собой, а в лесу бродить — мало удовольствия месить ногами влажную листву и не ощущать хвойных запахов.
Он ограничился прогулками среди сосен у загородного коттеджа. Кружил, кружил бесцельно, и мысли кружили заколдованным кругом, одни и те же: вот вернется он на службу, перестроит отношения с сотрудниками, заведет четкую систему; вот вернется он на службу, перестроит систему; вот…
Ни хрена он ничего не перестроит. Система живуча, а он слаб, и до того постыло от всего этого!
С месяц промучившись, Бурмистров попросил Гречаного об отставке.
— Не сдюжил? — прищурился Гречаный. — Подумай еще.
— Достаточно думал. Не по мне это. На Кавказ хочу, там жарко, но понятно. Воевать мне сподручнее, и мой опыт там нужнее.
— А кого на свое место прочишь? — не стал уговаривать Гречаный. Ванька не тянул, и молодец, что не заигрался.
— Святослава Павловича, кого ж еще.
— Нет, брат. Его передвигать нельзя. Он не ферзь, но на своем месте. Без него аналитическая контора — не контора. Выбор твой разделяю, но не одобряю. В общем, подумаю…
У Гречаного своих проблем хватало, которые ели его поедом. Прежде казалось, станет он у руля, верную команду по местам расставит — и поехал пароход, куда капитан укажет. Одну проблему побоку, другую объехали, третью форштевнем подмяли, оказалось — крепко стесняет движения капитанский мундир, не на его фигуру сшит. Велик, что ли? Нет, фасон другой. А перелицовывать условности не дают. Пришлось лицевать свою натуру.
Многих он недосчитывался за последнее время в команде, путался в новых лицах. Вроде назначения и перемещения подписывал сам, а люди окружали незнакомые. Вот и Ванька тика́ет…
Он без сожаления и боязни отпустил Пармена с юнцом постранствовать и забыл об их существовании, благо не напоминают о себе, зато остальные, имеющие к нему доступ, теребят его и требуют, жалуются и требуют, даже пугают, но требуют.
Одним словом, жизнь двигалась дальше по естественным рельсам, не им проложенным, а он оказался обычным пассажиром, хотя и всенародно избранным в купе-люкс.
«Как это Момот на Ваньку повлиял? — пытался вычислить ход Гречаный. — Может, у Момота и про замену расспросить?»
Но особого желания встречаться с Момотом Гречаный не испытывал. Как-то подразошлись они на курсе. Дело свое Момот вел правильно, хотя где-то и жестко, но с пользой стране, только вот раздражала его манера не ставить в известность президента.
О кампании против бывших сановных воришек — как их окрестили репортеры, «рыжая команда» — Гречаный узнал из газет. Неприятное положение. Некоторых он пригрел в своем аппарате, детишки других пробились к солидным и хлебным постам и на этих местах уже наладили тихую и одновременно бурную деятельность по набиванию собственных карманов. Яблоко от яблони… Как ни давили на президента, как ни требовали дать задний ход, рубить концы, Момот имел неопровержимые доказательства вины и красиво опирался на гласность кампании. Народ, как обычно, ликовал, получив к хлебу увлекательное зрелище. Момота не поддерживали только родственники обвиняемых. Границы и ухищрения не помогли. Как кот мышек, Момот выцарапал их из норок. И никто не искал сходства со сталинскими процессами прошлого века. Избиралась конкретика: вот этот обворовал страну на тридцать пять миллионов условных единиц, а тот — на тридцать. Наказания условными не были, от миллиона зеленых начиналась вышка с конфискацией добра у наследников и родственников. Согласно законодательству, которое Момот искусно закрепил в новом Уголовном кодексе. Умные проходимцы посмеивались — не достанет. Достал… Конфискацию за рубежом Момот проводил с помощью тех, кто нуждался в России остро. Всех выпотрошил Момот до задних стенок гардеробов и сейфов. Один этот процесс принес в казну триллион долларов. Умели воровать в советские времена, и в смутные тем более.
«Слов ист, порадел Момот крепко», — усмехнулся в ус Гречаный.
Теперь хотелось, чтоб тихо и гладко забыли Момота.
«А посоветуюсь я с Бехтеренко насчет кандидатуры», — разумно рассудил Гречаный.
Только разум еще служил ему трезво и безвозмездно в стране, где опять набирала силу смута.
Как и предполагал Гречаный, занять пост Бурмистрова Бехтеренко отказался напрочь.
— Но кандидатуру подскажу, — успокоил он.
— Кто? — спросил Гречаный, заведомо сожалея о грядущих перемещениях. Стоящих работников он знал наперечет, другим чего-то не хватало в качествах или было их с перебором.
— Сумароков Сергей Лукич.
— Ушам не верю! Повтори?
— Сумароков Сергей Лукич, — уверенно повторил Бехтеренко.
— Уголовник и убийца? — ужаснулся Гречаный.
— А кто знает об этом? Уважаемый человек, состоятельный, его за святого принимают, — с легкой усмешкой говорил Бехтеренко и, стерев ее, добавил: — Победителей не судят, и я знаю его по прежней службе как толкового кадровика, исполнительного офицера, честного и неподкупного.
— Шеф архангеловцев!
— Ну и что? Наследство получит, шалости забросит. Ему сейчас это общество в одном месте зудит, шалаш на время, а политический сыск — вечен. А для вас противовес будет для ваших забуревших казачков. А в противовес Сумарокову есть две кандидатуры в заместители: по внутренним делам годен атаман Новокшонов, а по внешним работы мало, справится молодой и ершистый атаман Дронов. Устойчивый трехколесник получится.
Гречаный принялся в задумчивости постукивать карандашом по столу. Бехтеренко терпеливо ждал.
— Устойчивый — верно, — подал наконец голос президент, — но больно смахивает на детский.
— Плиний Старший учил: чем выше пост, тем проще игры.
— Это ты и меня туда же записал? — с вызовом глянул на Бехтеренко Гречаный.
— Семен Артемович, я ведь запросто в отставку уйду, если мои слова неприятны. Я ведь служака, не шаркун паркетный, мне корки хлеба всегда хватит.
— Мог бы иначе высказаться, — пробурчал Гречаный. — Согласен. И с тобой, и с Плинием.
— Со Старшим, — ухмыльнулся Бехтеренко.
— Язва. Но своя, родная, — оттаял Гречаный.
— А опереться можно лишь на то, что жестко, прочно и сопротивляется. Старая истина. А кандидатуру в премьеры хотите? — разохотился Бехтеренко.
— Давай, — разохотился и Гречаный. Давненько они так приятно не общались. Мудр старый карась…
— Цыглсева.
Гречаный пожевал ус. Сначала Бехтеренко ему уголовника подсунул, теперь мальчишку сватает. Да кто ж ему поверит? Спору нет, парнишка хваткий умом, Министерство образования на должную высоту вывел. Только в России молодежь не увлекалась наркотиками, не зацикливалась на сексе. Наполеон юнцов в маршалы безбоязненно двигал за хватку. Может, есть смысл в преддверии глобальных перемен загодя молодежь вывести на простор? Боязно…
— А я, Семен Артемович, так думаю, — заговорил Бехтеренко. — Нам с вами трудно перемещаться в виртуальном мире, где молодежь как у себя дома. Рискнем? Ничего мы не придумали нового, толкаем планету к гибели и толкаем. Вдруг они безопасный курс вычислят?
— Неуютно как-то, — оглаживал усы Гречаный. Не спешил. — Это ж корабль, а не дансинг.
— А я не боюсь, — спокойно возразил Бехтеренко, с какой-то даже лихостью, — Переучиваться мы не хотим, вот за временем и не поспеваем. Безболезненно рокировка эта не пройдет, обиженных будет масса, но когда-то собой жертвовать надо. Я готов.
Опять призадумался президент, крепко перетряс сегодня ему нервишки рациональный Бехтеренко, такого напредлагал…
— Слава, хочешь притчу? — задумчиво спросил Гречаный.
— Можно и притчу послушать, — согласился Бехтеренко.
— В некотором царстве-государстве обозленный на жестокого отца юноша-принц поднял восстание, захватил отцовский трон и повелел казнить стариков или выгнать их за пределы страны. Только один из визирей спрятал своего отца и, когда султан требовал решать сложные дела, обращался за советом к своему мудрому папаше. В конце концов султан вызнал, откуда у визиря мудрые мысли, хотел казнить обоих, но визирь рассказал ему перед казнью, кому он обязан за правильные решения. Султан прослезился, велел стариков вернуть, и стали они жить-поживать и добра наживать. Так вот, не боишься быть изгнанным из царства-государства без выходного пособия?
- Как мы будем жить на Марсе - Стивен Петранек - Прочая научная литература
- Мадагаскар: практический путеводитель. Как попасть на Мадагаскар, как там жить и путешествовать, и сколько это стоит - Антон Кротов - Прочая научная литература
- История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Несгибаемый. Враг почти не виден - Константин Калбазов - Прочая научная литература
- Планетарное человечество: на краю пропасти - Александр Кацура - Прочая научная литература
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература
- Memento mori. История человеческих достижений в борьбе с неизбежным - Эндрю Дойг - Здоровье / Медицина / Прочая научная литература
- Русская расовая теория до 1917 года. Том 2 - Владимир Авдеев - Прочая научная литература
- Невидимый мозг. Как мы связаны со Вселенной и что нас ждет после смерти - Карлос Л. Дельгадо - Прочая научная литература / Биология
- Исповедь. О жизни. Что такое искусство? - Толстой Лев Николаевич - Прочая научная литература