Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первым просветлением неба, проснулся Гавриил. Он безучастно отшатнулся от Акаши и встал. Предательски дрожали ослабевшие колени. Времени оставалось немного. Он молча выдохнул и вышел из подъезда. Тревожно осмотревшись, встал и Акаша. Страх одиночества гнал его неведомой тёмной силой вон отсюда, выметал из подъезда в холодное неприятельское утро. Увидев друга, Акаша расплылся в собственных лучах удовлетворения жизнью, и успокоился.
На асфальте проявилась надпись "Прыгни! И попадёшь в рай!". Акаша прыгнул, подождал несколько секунд, затем ещё несколько раз.
— Что ты делаешь? — спросил Гавриил.
— Попадаю в рай… — огорчённый отказом, ответил Акаша.
— Наверное, больше нельзя. Кончился.
— Как рай может кончится? — удивился Акаша.
— Сколько здесь это написано? Все уже давно прыгнули — вот и кончился.
Акаша огорчённо посмотрел на потёртые белые буквы, словно мог в них провалиться, но не провалился, и пошёл дальше.
Почему-то всю землю затянул густой туман — видно было лишь на пятнадцать метро вдаль. Акаше казалось, что он попал в воду — и поэтому двигался медленно. И дышал медленно — вдруг, он втянет в себя этот туман — и умрёт. Ему было страшно, поэтому и осторожничал. Акаша не умел плавать — поэтому лишь шёл, аккуратно ступая с одной ноги на другую, слегка прыгая. Гавриил шёл как прежде — и это удивляло Акашу. Он успокаивал себя мыслью: разве это невозможно для него?
Сквозь серую мглу пробивалось небольшое пятно. День, скорее всего, тянулся к зениту, когда они вышли в нужное место. Вокруг лежали пятнистые тела с касками — рядом с машинами. Над всем местом возвышался бронзовый человек, водружённый на бетонный пьедестал — он твёрдо смотрел вниз, держа вечный свой автомат.
Упав на колени у ступенек, куда осыпались тюльпаны, Акаша заплакал. Он горько плакал происходящему. Плакал и тому, что вынужден видеть этот воин — умерший давно за то, чтобы Акаша мог жить. Чтобы все эти холодные ненужные тела были сейчас счастливы.
Гавриил отошёл в сторону, посмотрел. Затем куда-то отошёл. Акаша не заметил пропажи друга, потому что горько плакал и жалился над собой и печальной судьбой, которой он жил. В беспокойной своей голове Акаша снова корил себя, что не смог ничего сделать — чувствовал, что нужно было остановить, пока не стало поздно. Нужно бежать, спасать, действовать! Нужно было прекращать — так твёрдо смотрел на него воин, что Акаша не мог посмотреть в ответ и только горько вздыхал, держась за грудь тонкой грязной рукой, и страдал от безнадёжности идущей жизни.
Когда рядом послышался шум, он смог совладать с сознанием и приподнялся. Рядом был Гавриил — он что-то принёс в охапке рук, сложил это перед воином, и полез в карман. Акаша встал, подошёл ближе. Гавриил достал спички, достал несколько бумажек, подложил вниз. Затем, сложив руки, зажёг спичку.
Первая ничего не зажгла. Последовала ещё одна, которая дала лишь небольшой огонёк — и огорчённо затухла. Ещё, и ещё — не получалось зажечь. И только, когда оставалось несколько спичек, появился огонь. Маленький, слабенький, он скромно пожирал тонкую свою добычу и рос, крепла его решимость жить и слепая жажда. Всё большими кусками огонёк захватывал в себя бумагу. Затем перекинулся на тонкие сухие веточки. И так, по чуть-чуть, разошёлся весь, отдавая вокруг тепло своего энтузиазма и жизненного порыва.
Тепло приятно грело пальцы и, казалось, что у Акаши снова есть смысл жизни. Гавриил смотрел на это умиротворённо, сел устало рядом на потрескавшуюся гранитную плитку, и тяжело выдохнул: начало положено. Его не пугал дальнейший путь, но всё равно лёгким грузом лежало осознание необходимых действий.
С каждой секундой тепла, Акаша будто очищался. Очищался сам мир. Туман начал постепенно исчезать, открывая разрушенные пустующие просторы брошенной жизни. Акаша оглядел это, хотел ужаснуться, но тепло не дало ему дрогнуть — и он лишь печально вздохнул.
— Какой милый огонь… — сказал Акаша.
— Жизнь не может быть противной, — ответил Гавриил. — Все эти действия… спешка… волнения… Мы не умеем жить.
— Что же делать?
— Не умели, — поправил себя Гавриил. Он махнул в сторону огня. — Теперь мы знаем. Видишь, горит? Значит, знаем. Значит, надежда есть. Пока есть надежда — есть и движение.
— А если она исчезнет? — тревожно спросил Акаша.
— Тогда появится тот, кто её возродит. Огонь — это свойство всего. Его не может не быть вообще. Раз он появился, то будет всегда — рано или поздно.
Акаша закрыл глаза и вдохнул свежий воздух, притянутый ветром. Тепло приятно грело ноги и сердце. Он знал, что отчаяние отступило — значит, появилось место для будущей радости. И это его успокаивало.
- Ложись - Рикардо Фернандес де ла Регера - О войне
- Валькирия рейха - Михель Гавен - О войне
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Рождественские тайны - Донна Ванлир - Русская классическая проза
- Блаженный Августин - Константин Томилов - Русская классическая проза / Социально-психологическая / Фэнтези
- Возвращение - Дзиро Осараги - Контркультура
- Вокзал, перрон. Елка с баранками - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Легенда о Гаруде - Павел Олегович Михель - Мифы. Легенды. Эпос / Русская классическая проза
- В заколдованном круге (Рассказы) - Евгений Даниленко - Русская классическая проза
- Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза