Рейтинговые книги
Читем онлайн Притчи о жизни - Феликс Кривин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

В наборной кассе буквы распределены по ячейкам: в одной ячейке все буквы "А", в другой "Б" и так далее. Скучно жить, когда все одинаковые, поэтому буквы, конечно, мечтают соединиться в слова. Хотя, может быть, и не в те слова, которые из них набирают.

Из этих букв можно составить роман, а из них составляют газетную информацию. Здесь у них вид сухой и официальный, и говорят они о довольно скучных вещах, по ошибке считая, что скучное - это серьезное.

Они многое говорят и делают по ошибке, но эти-то ошибки в тексте самое веселое, и мне совсем не хочется их исправлять.

В какой-то котельной лопнул козел. А если лопнет котел - кому от этого будет легче?

Корректорские игры: как из коров сделать китов? При помощи котов. А как из котов сделать воров? При помощи коров.

Я дочитываю полосу и думаю, как я сейчас возьму кассу. Выражение неудачное, но к неудачным выражениям в газете не привыкать.

Хотя к каждому в отдельности не успеешь привыкнуть. В газете ручной набор. Буквы набираются и сбрасываются, набираются и сбрасываются... Они сегодня не помнят, как соединялись вчера и что вчера было правильным, а что было ошибкой...

Ночь кончается. Начинается день. Я иду домой, и день подмигивает мне гаснущими окнами: "Не поспать ли нам?"

Может, и поспать. Но сначала приготовить домашнее задание.

Утро - мой вечер. Еще рано ложиться спать. Я лягу не раньше полуночи, когда солнце будет в зените.

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ НАУКА

Нас было много, битком набитый актовый зал, когда мы развенчивали нашего профессора. Не мы его венчали на профессорство, да и профессор он был не наш, а другого факультета, но развенчивать его поручили нам, всем преподавателям и студентам нашего института.

Мы не хотели его развенчивать. Ведь мы его даже не знали. Видели, что ходит по институту этакий старичок, преподает педагогику. Нашел что преподавать!

Но коридоры в нашем институте были расположены так, что никак нельзя было проскочить мимо актового зала. И всех нас туда заворачивали. Это был такой педагогический прием: развенчивать учителей при учениках и родителей при детях.

Откуда у нас появилось это слово - развенчивать? Как будто мы служители культа, которым дано право венчать - не на царство, так на профессорство. Ведь развенчивают те, кому дано право венчать.

А как у нас появилось слово "клеймить"? Как будто мы палачи, клеймящие беглых каторжников.

Тут, в актовом зале, мы услышали, что этот профессор вообще ничего не кончал, у него были свои университеты. Как у Горького. Но если каждый будет, как Горький, что будет с нашей педагогикой? Как учить и воспитывать, если у каждого будет свой университет?

Горького не упоминали, потому что институт был как раз имени Горького. Но смысл выступлений был такой. Говорили, что профессор пробрался в науку педагогику, злодейски миновав все высшие учебные заведения и вероломно завладев высоким званием, украденным у более достойных наших людей.

Людей, у которых профессор похитил звание, было много, хотя звание было только одно. Но каждый, клеймивший профессора, говорил так, словно это звание было вынуто лично у него, из его доцентского, преподавательского или даже студенческого кармана.

Самого профессора не было. Он болел. Специально заболел, узнав, что ему готовится. А может быть, не специально. Может, просто потому, что был старенький и потратил свое здоровье на свои университеты, а потом еще на наши университеты и пединституты...

Что-то в этом роде лепетали две студенточки, которые никак не могли понять, за что ругают их любимого профессора. Возможно, они далеко сидели и всего не услышали. Во всяком случае, их выступления прозвучали диссонансом. Словно все пели "Яблочко", а они затянули "Вниз по матушке, по Волге..."

Конечно, их заклеймили. И могли даже развенчать, но как развенчивать, если их еще не венчали? Пусть не на профессорство, не на доцентство, а хотя бы на звание учителя средней школы...

Особенно гневно клеймили профессора те, которые своих университетов не кончали, а кончали только общий университет или институт. Или даже не кончали, а начинали.

Некоторые неудачно начинали. Плохо отвечали на семинарах или вообще завалили экзамен по педагогике. Теперь они давали оценку профессору, словно он сдавал им экзамен.

Правда, профессора в зале не было, но они говорили так, словно он был. Потому что свой счет они предъявляли не только ему, но и каждому профессору, преподавателю и просто успевающему студенту.

Отсюда, с этой трибуны, начиналась их биография. Не с кафедры, а с трибуны.

Такое было в науке время: с трибуны старт брался намного легче, чем с кафедры...

МОЙ КОРОЛЬ

Жил-был король. Где-то он услыхал или вычитал, что любовь развивается, преодолевая преграды. Чем больше преград, тем сильнее любовь. Нет преград - любовь вообще исчезает.

Ему было где это вычитать. В классической литературе история любви есть, в сущности, история преодоления препятствий; Кем были бы Ромео и Джульетта без препятствий? Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной, причем, заметьте, не в трагедии Шекспира, а в повести Гоголя.

Мы тогда у нас во дворе много спорили о любви. Соседка Елена Михайловна утверждала, что любви просто нет, что ее придумывают такие, как я, молодые люди. Но как же тогда быть с художественной литературой? Ведь не могла же она вся быть написана о том, чего нет!

Пока мы вели этот спор, король сидел в отдалении и вежливо молчал, хотя у него, конечно, были свои соображения. Он верил в любовь своих подданных и создавал для нее как можно больше преград. У себя в королевстве он закрывал на лето все пляжи и открывал их только зимой. Зато зимой закрывал все катки и снежные горки. И подумывал о том, чтобы запретить печи топить зимой: что им, в конце концов, лета не хватает?

Муж Елены Михайловны был примусный мастер. В то время было много примусов, а чинить их было некому. Так что работы у нашего соседа хватало. И у жены его хватало. Конечно, им было не до любви.

- Я у себя в королевстве запретил примуса, пускай костры разводят, задумчиво говорил мой король.

- Не хотел бы я жить в вашем королевстве.

- Это ты напрасно. Ты бы меня еще как любил! Когда все разрешено, тогда любить неинтересно. Ты посмотри на детей: кто из них больше любит родителей? Тот, кто в строгости воспитан.

Чего-чего, а строгости в его королевстве хватало. За переход улицы в неположенном месте полагалось строжайшее запрещение переходить улицы вообще, за присвоение королевского пятака - конфискация всего впоследствии нажитого имущества. И все равно подданные переходили улицы в неположенных местах, а воровали так, что даже из нашего двора стали пропадать вещи.

Жила у нас во дворе еще соседка Сусанна Аркадьевна. Она была даже старше Елены Михайловны, ей было уже за сорок. Но она никогда не знала любви - такая у нее была внешность, да и характер трудный, неуживчивый.

- Вы не правы, Елена Михайловна, любовь есть, - говорила Сусанна Аркадьевна.

- Откуда вам это известно?

- Мне известно, мне очень даже известно.

- Но откуда?

- Просто живу, присматриваюсь. Я ведь старше вас, поэтому больше успела присмотреться.

- Вот эту женщину я бы полюбил! - говорил мой король, отведя меня в сторону. А Сусанна Аркадьевна продолжала:

- И вы утверждаете, что не любите вашего мужа?

- Не люблю, конечно.

- Не любите?

- Не люблю.

И тут Сусанна Аркадьевна привела сокрушительный аргумент:

- А чего ж вы тогда с ним в кино ходите?

Сама она ходила в кино с подругами, но часто представляла, как бы ходила с любимым человеком.

Елена Михайловна рассмеялась:

- А куда ж его девать? Он тоже в кино просится.

Сусанна Аркадьевна не сдавалась. Она верила в любовь. Пусть она и не видела в своей жизни любви, но она в нее верила. Если на то пошло, Джордано Бруно тоже не видел, как Земля вращается вокруг Солнца. С каким наслаждением она бы сгорела на костре за любовь!

Но об этом никто не догадывался, кроме, конечно, моего короля, который в связи с этим решил костры не запрещать, иначе за любовь сгорать будет просто не на чем. Примуса запретить, а костры оставить, поскольку не примуса, а костры утверждают идею любви.

Хотя в его собственном королевстве идея эта не находила особого подтверждения. И король все чаще жаловался, когда мы оставались наедине:

- Вот такие дела: разочаровался я в своем народе. Уж, казалось, такие преграды поставил - ну, должны, должны они меня полюбить. Нет, конечно, в любви они объясняются. Во всех газетах, книгах и даже на стенах пишут, как они любят своего короля. Но я подозреваю: не любят они по-настоящему...

- Вы же им все позапрещали!

- Вот-вот! Кажется, все позапрещал, а любовь их ко мне не увеличивается.

- Тогда разрешите им что-нибудь.

- А преграды? - он подмигнул. - Ой, малый, ничего ты не смыслишь в педагогике! А еще в педагогическом! На первом курсе!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Притчи о жизни - Феликс Кривин бесплатно.
Похожие на Притчи о жизни - Феликс Кривин книги

Оставить комментарий