Форма входа
Читем онлайн Знаки внимания (сборник) - Лев Рубинштейн
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Почему я испытал столь сильные чувства, притом что ничуть не сомневался именно в таком повороте событий? Надеялся на что-то? Да нет, вряд ли. Не привык к их запредельному и, главное, оскорбительно наглому и вполне открытому жульничеству? А вот это да, не привык. И привыкать не собираюсь. Ибо именно та самая рутинная привычка, которой они только от нас и ждут, настоящей катастрофой и будет. Нет, не надо привыкать. Надо жить с ясным и непоколебимым пониманием того, что есть норма, а что есть патология, надо жить со звездным небом над головой и с нравственным законом внутри нас.
И с нами все будет в порядке, я уверен. Это они тут временные, а мы-то постоянные. Мы живем не одним и даже не двумя президентскими сроками. Мы-то живем историей и в истории. А история подлиннее будет трех и даже четырех президентских сроков. Она даже длиннее самого, страшно сказать, Путина в придачу с этим, как его… ну тем, который целые четыре года верно, как пионер из рассказа Пантелеева «Честное слово», сторожил и грел президентский стул. Так что со стулом у них теперь некоторое время все в полном порядке. А вот со всем остальным…
В эти дни все спрашивают друг друга: «Что будет?» Я не знаю, что будет. Я не любитель прогнозов, и жизнь неоднократно давала мне понять, что она, жизнь, все равно причудливее, чем все прогнозы самых прозорливых прогнозистов.
Может быть, будет так же, как теперь. Может быть, хуже. Но я знаю, что когда слишком уж укрепляют вертикаль без учета почвы, на которой эта вертикаль стоит, то вертикаль эта может в одночасье рухнуть. И остается лишь уповать на то, чтобы не слишком она придавила тех, кто внизу.
За себя, за свой ближайший и даже не ближайший круг я не особенно беспокоюсь. Мы уже есть. Такие, какие есть. И другими нас не сделает никакая вертикаль.
А за детей я все-таки тревожусь, представляя себе, как они станут постигать этикетные нормы родного языка на примерах «жевания соплей» и «отрезания, чтобы не выросло». Как они будут постоянно видеть перед собой на портретах скучное лицо районного опера с тухлыми глазами. Как они будут учиться нравственности на примерах этики сходняков и общаков. Как оперившиеся недоучки, вывалившиеся из Якеменкова гнезда, станут их учить любить родину и свободу. Как их будут насильно пичкать прогорклым ладаном и уверять, что таковы «основы православной культуры». Как им будут объяснять, кого именно они должны благодарить за их счастливое детство, заботливо огражденное от происков злых дяденек из НАТО и агрессивной грузинской военщины.
Впрочем, хватит о грустном. Хочется все же напоследок рассказать что-нибудь веселое. Ну хотя бы это.
Моя знакомая рассказывала недавно, как она со своими друзьями ехала однажды на чью-то дачу. В электричке. С детьми. Ехать было довольно далеко. В какой-то момент она доблестно решила принести себя в жертву и взяла на себя детей, чтобы дать спокойно пообщаться взрослым, которые давно друг друга не видели. Она усадила детей поближе к окну и принялась импровизировать, используя мелькавшие за окном надписи и плакаты в качестве сказочных топонимов. «Мы, ребята, въезжаем сейчас в королевство „Лукойл“, — говорила она. — В нем правит король Лука, прославившийся тем, что…» И так далее. «А теперь, ребята, мы прибыли с вами в княжество „Кирпич-цемент“. Называется оно так потому…» Ну, в общем, понятно. Дети сидели тихо, как заколдованные. И вдруг на крыше большого сооружения они увидели надпись, поразившую не только детей, но и взрослых. Там огромными буквами было написано: «ИМПЕРИЯ ХНИ». Когда кто-то из взрослых сообразил, что это всего лишь «Империя кухни», где «к» упало, «у» пропало, а осталась лишь одна безысходная хня, все разразились громовым освобождающим смехом. А эта семантически неопределенная, но от этого лишь еще более соблазнительная и выразительная «хня» прочно вошла в речевой обиход ее и ее друзей. «Что это еще за хня такая?» или «Ну и прочая всякая хня», — говорят они по тем или иным поводам. А уж формула «империя хни» не является ли универсальным и практически исчерпывающим обозначением того общественно-государственного строя, того агрегатного состояния, в котором пребывает ныне наша страна?
Н-да… Кажется, весело все же не получилось. Но ничего, в другой раз как-нибудь.
Знаки внимания
Иду на мы
Местоимение «мы» в контексте любой общественной дискуссии в подавляющем большинстве случаев носит характер исключительно ритуально-усилительный. Оно как бы придает дополнительной весомости тому или иному высказыванию. Хотя, по-моему, совсем наоборот.
Попытка уточнить, кто такие «мы», не только не вносит ясности, а лишь усугубляет и без того отчетливое ощущение абсурда. Потому что «мы» — это, оказывается, «народ», «страна» или, в наиболее осмысленном варианте, «все здравомыслящие люди».
Пробегая глазами интернетовские перебранки, я сделал вот какое наблюдение. Когда человек пишет нечто эмоционально нейтральное, он может себе позволить говорить от первого лица единственного числа. Когда же страсти накаляются и оппоненты плавно приступают к ритуальным взаимным поруганиям и не менее ритуальным туманным или явным угрозам, они незаметно переходят на «мы». «Ждите, мы придем». «Мы не намерены терпеть». «Нечего нас учить». «Вы еще увидите наши танки на ваших улицах». И то правда — не «мои» же танки, в конце-то концов. Но главное тут не в отдельно взятых «наших танках». Главное — то, что человек подсознательно избегает персональной ответственности за абсолютно безответственный базар. Одно дело «я вам устрою», другое — «мы вам устроим». А я что? А я ничего. Это все «мы».
Все время получается так, что «мы» — это что-то вроде монолитной массы, весьма напоминающей ту, какую представляет собой ком слегка подтаявших, а потом заново замороженных пельменей.
Чаще всего человек, говорящий от имени бесплотного коллектива, ставит себя вне рамок дискуссионного пространства и может общаться (то есть переругиваться) только с другим представителем не менее иллюзорного коллектива.
Я тоже, как и всякий человек, думающий, говорящий и пишущий на родном языке, употребляю иногда это местоимение. Но при этом полагаю своей обязанностью обозначить границы и содержательные координаты своего «мы». Свободным от этой обязанности я ощущаю себя только в одном случае: если разговор происходит в той среде, которая этим самым «мы» и обозначается, причем без каких бы то ни было уточнений.
Я уже писал что-то вроде того, что в моем понимании «мы» — это не народ, не партия и даже не коллектив того или иного прядильного цеха или наличный состав погранзаставы.
Мое «мы» — это культурная общность, внутри которой нет никакой необходимости всякий раз заново договариваться о том, что смешно, а что нет, что подло, а что благородно, что уродливо, а что прекрасно. Это неопровержимая убежденность в том, что конкретный человек, его жизнь, его здоровье — физическое и душевное, его свобода и его личное достоинство неизмеримо важнее, чем государство. Что если интересы государства противоречат интересам человека, то прав, безусловно, человек, а не государство.
Мое «мы» базируется на уверенности в том, что при соприкосновении с властью человек из чувства нравственно-эстетического самосохранения должен придерживаться определенных санитарно-гигиенических норм и правил. Потому что власть (по крайней мере здешняя) заразна. Потому что она «отвратительна, как руки брадобрея».
Кстати, о цитатах. Различные культурные конвенции наиболее наглядно различимы по тому, кто какими кодами-паролями обменивается. Такими паролями чаще всего служат цитаты. По тому, кто что цитирует и кто на какие цитаты (или квазицитаты) откликается, можно судить о многом. Одни цитируют рекламные телеролики, другие — Пушкина и Гоголя. Одни — реплики персонажей из популярных мультиков, другие — Хармса или Мандельштама.
Существовал еще и особый, довольно специфический цитатный фонд. Это были агитпроповские лозунги или лезшие в глаза и вязнувшие в ушах и мозгах цитаты из классиков марксизма. Интересно, что этот фонд широко использовался и «нами», и «ими». С той, впрочем, существенной разницей, что «они» пользовались этим тотально растиражированным наследием совершенно всерьез и, так сказать, напрямую. А «мы» — с иронической дистанцией, позволявшей радикально нейтрализовать и по возможности обезвредить вредоносное воздействие этого мучительного собачьего бреда.
Со смешанным чувством радости и огорчения я вынужден констатировать, что такие кунштюки, как словечко «архиважно», или «шаг вперед, два шага назад», или «учение Маркса всесильно, потому что оно верно», или «из всех искусств для нас важнейшим является кино», или «где партия, там успех, там победа», мало о чем говорят новому поколению.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Знаки внимания (сборник) - Лев Рубинштейн бесплатно.
Похожие на Знаки внимания (сборник) - Лев Рубинштейн книги
- Время Бояна - Лидия Сычёва - Публицистика
- Чтение. Письмо. Эссе о литературе - Уистан Оден - Публицистика
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая - Публицистика
- Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды - Александр Архангельский - Публицистика
- Пятая колонна. Отпор клеветникам - Владимир Бушин - Публицистика
- Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022 - Григорий Михайлович Дашевский - Прочее / Культурология / Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- 1913. Что я на самом деле хотел сказать - Флориан Иллиес - Биографии и Мемуары / Исторические приключения / Культурология / Прочее / Публицистика
- Мы – не рабы? (Исторический бег на месте: «особый путь» России) - Юрий Афанасьев - Публицистика
