Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы, какое же тут беспокойство?
Куак Ба Ви вскинул диге на спину и вышел со двора.
А Сун Ок долго еще стояла, задумчиво глядя ему вслед.
— Тетя, как он работал-то хорошо! — раздался звонкий голос Ин Сук.
— Да, девочка… Он хорошо работал…
Сун Ок находилась словно в забытьи, и в голосе ее слышалась грусть, когда она отвечала племяннице.
— Как хорошо было бы, если б такой человек жил у нас!
— Да, — рассеянно отозвалась Сун Ок. Мысли ее витали сейчас где-то далеко.
— Но почему он совсем не смеется? Один раз только засмеялся… И то чудно как-то… Он на вола похож, правда? — Ин Сук весело захохотала, припомнив, какое серьезное, угрюмое лицо было у их гостя. Сун Ок метнула на девочку сердитый взгляд.
— Ну что ты болтаешь? Разве можно так говорить о взрослых? Давай-ка лучше посадим семена поскорее и — домой. Бабушка уж проголодалась, наверно.
— Да… — упавшим голосом сказала Ин Сук. Она опустила голову, всю ее веселость как рукой сняло. Они пришли на огород.
— Ты сажай вокруг грядок кукурузу и фасоль, а я высажу овощи. Ой, а грабли-то мы с тобой забыли захватить!
— Я сейчас принесу! — Ин Сук вприпрыжку побежала за граблями.
Сун Ок ступила на землю между грядками, вскопанными Куак Ба Ви. Она смотрела на грядки, а перед глазами у нее стоял образ Куак Ба Ви, только что с такой легкостью работавшего на ее огороде. Прежде она собиралась кое-как разбросать семена. А теперь, когда Куак Ба Ви — человек, о котором она столько наслышалась, — вскопал ей такие чудесные грядки, Сун Ок не хотелось уже сажать овощи как попало. Приятно было вложить в его труд долю своего труда. Вот мужа бы ей такого — доброго, сильного! Как радостно, как легко было бы обрабатывать с ним вдвоем землю, какой счастливой жизнью зажили бы они! Поймав себя на этой мысли, Сун Ок покраснела…
Ин Сук принесла грабли. Вынув из корзинки и передав Сун Ок пакетики с семенами, она привязала корзинку к своему поясу и начала высеивать вокруг грядок фасоль и кукурузу.
Сун Ок сажала в грядки семена ранних овощей, засыпала их землей и разравнивала землю — словно причесывала ее граблями.
Время незаметно подошло к полудню. Возвещая приближение обеденного часа, за оградой самозабвенно прокричал петух.
Погода была пасмурная. Налетал порывами холодный, сырой ветер. С рынка еще доносился шум: скрипели, тарахтели на выбоинах запряженные волами подводы; скрипу их вторили чьи-то восклицания, возбужденные выкрики.
Улица, в конце которой находился дом Сун Ок, вела прямо к реке. По обеим сторонам были расположены ларьки и магазины, а дальше беспорядочно разбросаны дома; одни были покрыты железом и черепицей, а другие — соломой и выглядели как деревенские избы. Каждый дом имел небольшой приусадебный участок.
Волостной центр, о котором идет речь, нельзя было назвать ни деревней, ни городом. Он был чем-то средним между ними: городом, похожим на деревню, или деревней, похожей на город.
За городком высилась гора, густо поросшая лесом. Городок огибала маленькая речка. И в какое время ни взглянешь на этот городок, на гору, на речку — всегда откроешь новую, необъяснимую прелесть в здешнем своеобразном, пейзаже.
Когда корзинка с пакетиками опустела, раздалось завывание сирены, оповестившей горожан о том, что настал час обеда.
— Уже двенадцать, — сказала Сун Ок, разгибая спину. — Ну, хватит. Пойдем домой.
Прихватив с собой лопату и грабли, Сун Ок и ее племянница направились в дом. Через минуту Ин Сук показалась в дверях с глиняным кувшином на голове: девочка пошла за водой.
5Куак Ба Ви родился в семье бедного крестьянина. Рано лишившись отца, он и его сестренка росли, окруженные посильными заботами матери, единственной кормилицы семьи.
Когда еще был жив отец, он взял в аренду плохонький участок земли, и семье удавалось кое-как сводить концы с концами. После смерти отца крохотное хозяйство совсем развалилось. Тяжким бременем легли на плечи овдовевшей женщины увеличивающиеся с годами проценты ростовщикам, налоги, расходы на покупку удобрений; плечи ее согнулись под этим бременем. Продав ветхий чиби, она с трудом смогла расплатиться с долгами. А потом отняли у них и землю: как же, мол, вы будете ее обрабатывать, если вам даже жить негде? Суров для бедняка закон жизни: коль нет у тебя ничего, ложись и помирай.
Конца не было видно заботам да горестям вдовы: нужно кормить и одевать детей, искать пристанища. После долгих мытарств семья пристроилась, наконец, в чужом сарайчике. Куак Ба Ви было тогда всего тринадцать лет, а ему уже пришлось взяться за работу: он стал прислуживать в доме хозяйки, у которой они жили. Мать с десятилетней дочерью стирали чужое белье, мололи зерно, гнули спины на рисовых плантациях, весной ходили за намулем[9]. Так вот и перебивались со дня на день. Всех лишений, которые выпали на их долю, и не перечесть! Голод у них был столь же частым гостем, как у богачей — рисовая каша… Об одежде и говорить нечего: круглый год ходили они в лохмотьях. Зимой обходились без верхней одежды, одеваясь в рубище из холста. И летом тот же грубый холст покрывал их плечи. Бедняк и нищета — побратимы…
Вдова часто и горестно думала: «Хоть бы поскорей сын подрос да нанялся в платные батраки — все бы принес в семью немного денег!»
Порой она приходила в отчаяние; бывали у нее такие минуты, когда она просила бога забрать к себе ее душу; часто причитала, жалуясь на судьбу:
— Если уж пришел срок отцу вашему помереть, так пускай бы хоть ваш старший брат в живых остался! Ему бы сейчас тридцать лет было! А они вас, сиротинок, оставили на руках у матери, а сами умерли… Горе мое горькое!
Женщина осыпала мертвых упреками, а слезы текли и текли по ее ввалившимся щекам. Маленькому Куак Ба Ви становилось жалко мать, и он, как мог, утешал ее:
— Не надо так говорить, матушка… Скоро я вырасту большой, а вы будете жить в покое и довольстве.
Рожденный в бедности, выросший в бедности, еще в детстве успевший принять на себя жестокие удары немилосердной судьбы, Куак Ба Ви твердо решил пробить себе путь к счастью.
Но два года работы Куак Ба Ви на чужих людей ничего не принесли его семье. Правда, теперь он стал получать хоть немного денег. Но если в семье кто-нибудь заболевал, нужно было платить за лекарство, иногда приходилось покупать хоть немного крупы, — и так почти весь годовой заработок Куак Ба Ви исчезал бесследно в несколько дней. Куак Ба Ви снова залезал в долги…
На четвертом году тяжелой, голодной жизни Куак Ба Ви надумал бросить батрачество и попытать счастья, взяв в аренду участок земли для посевов. О жилье и думать пока не приходилось: не такая уж большая беда, что они живут в чужом сарайчике.
В шестнадцать лет Куак Ба Ви выглядел сильным, крепкого сложения юношей и в любой работе не уступал взрослому. Крестьянскую работу он с детства знал хорошо; здесь не было ничего, с чем бы он не справился.
Но никто не хотел сдавать землю в аренду сыну вдовы, жившему вместе с сестрой и матерью под чужим кровом. И не потому, что земли было мало.
Рисовые плантации здесь арендовали крестьяне и из чужих деревень, жившие за десять ли отсюда. Лучшими, плодороднейшими участками владели те, кто возделывал поля руками батраков. Много хорошей земли имела вся местная чиновничья свора: волостные писари, чиновники уездной управы, полицейские.
Землю нагло захватывали японские сельскохозяйственные компании и крупные помещики, прожигавшие доходы в столице. А крестьяне утрачивали и без того жалкие остатки самостоятельности и попадали в кабалу к богачам.
Потому и было так трудно Куак Ба Ви получить клочок земли в аренду, хотя селяне знали его как хорошего работника.
Сосед Куак Ба Ви, писарь Пак, сам арендовавший большой земельный участок, воспользовался удобным случаем и предложил часть арендованной им земли Куак Ба Ви. За это тот должен был отдавать писарю более половины своего урожая. У Пака был такой вид, словно он шел на огромную жертву для Куак Ба Ви, хотя в выгоде оставался только Пак: никто не хотел арендовать его землю за такую высокую плату. Другие землевладельцы, определяя урожай в десять семов, запрашивали за такой участок не больше пяти, но хитрый писарь назначил плату в семь семов, уверяя что Куак Ба Ви может снять с его участка три урожая в год, то есть не менее четырнадцати семов. Но Куак Ба Ви не мог снять с участка больше десяти семов, и, таким образом, у него после расплаты с писарем осталось бы всего около трех семов риса. «Трехкратного урожая» в четырнадцать семов он не мог вырастить при всем желании: этого не удавалось даже самым умелым и опытным рисоводам.
Куак Ба Ви понимал, что его безбожно обкрадывают, но ничего другого, как взять на кабальных условиях участок земли, ему не оставалось. Ведь ему никто не дал бы в долг ни зернышка риса. Таков удел многих безземельных крестьян: арендуя землю, попадать в кабалу, в липкую паутину долгов… У Куак Ба Ви иного выхода не было.
- Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович - Историческая проза
- Осколок - Сергей Кочнев - Историческая проза
- Солдатский долг - Константин Рокоссовский - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Век Екатерины Великой - София Волгина - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза
- Лето Господне - Иван Шмелев - Историческая проза
- Тайны индейских пирамид - Милослав Стингл - Историческая проза
- Вернуться живым - Николай Прокудин - Историческая проза