Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М4. А у меня не было ни дедушки, ни бабушки, ни папы.
Ж1. У тебя была только мама?
М4. Мама.
M1. Она была невысокой?
М4. Невысокой.
Ж2. Со светлыми кудрявыми волосами?
М4. Со светлыми кудрявыми волосами.
М2. В очках из прозрачной пластмассы?
М4. Да.
М3. С родинкой на левой щеке?
М4. Ага.
М5. С золотым кольцом на левом безымянном пальце?
М4. Это кольцо она иногда снимала. А потом опять одевала. Не понимаю зачем. Моя мама была очень хорошей. Она меня никогда не наказывала. И все мне прощала. Она работала медсестрой. Но этих денег нам не хватало. И после работы она подрабатывала уколами. Она делала уколы больным старикам. И приходила домой всегда в восемь вечера. Тогда я обычно играл во дворе с ребятами. И когда видел ее, подбегал и бросался на шею. А ее руки были очень чистыми и пахли спиртом от уколов. Она говорила: "Ну вот, бабочка прилетела домой". Наша фамилия была Шметтерлинг. И хоть это была немецкая фамилия, мама говорила, что у нее нет ни грамма немецкой крови. Потом она принимала душ, выпивала рюмку коньяка и готовила ужин. Когда она готовила, всегда свистела. Потом мы ужинали, и я рассказывал, что было в школе. Она говорила только одно: "Постарайся, чтобы меня туда не вызывали". И я старался. Иногда к маме приходили мужчины. Это было по воскресеньям. Мама говорила мне: "Иди погуляй во дворе". И я гулял целый день. Когда я возвращался домой, мама была немного пьяная. Но вообще она мало пила. Ее не любили соседи, потому что она ни с кем не дружила. Но я плевал на соседей. А однажды ночью загорелся дом напротив. И было светло и страшно. Мама стояла у окна и смотрела. А мне было очень страшно. Очень. И я сказал маме: "Мама, мне страшно". Она легла ко мне в кровать. А я весь дрожал. И мама стала меня гладить и успокаивать. Я никогда не видел пожара. Было так светло, словно наша комната горела и качалась. И за окном кричали и бегали. Я дрожал и дышал. И я прижался к маме и сразу потрогал. А мама обняла меня и гладила. И мы так лежали, пока я не заснул. А в следующую ночь я сам пришел к маме в кровать и сказал: "Мама, мне страшно". И я дышал. Я прижался к ней и сразу потрогал. И заснул. И я приходил к ней в постель каждую ночь. А потом наш класс послали на год в Англию по школьному обмену. И я год проучился в английской школе. Я стал хорошо говорить по-английски. И писал маме письма. Она мне писала, но не очень часто. А когда я вернулся, то в первую же ночь лег к ней в кровать. Я прижался к маме, но не потрогал, а стал целовать ее и сказал: "Милая мамочка, будь моей женой". Она сказала: "Ну вот ты и стал мужчиной". Она положила меня на себя и помогла мне. И я вошел в маму, и она стала моей женой. И мы это делали каждую ночь. И мне было так приятно, что у меня иногда текли слезы. А мама слизывала их языком и шептала: "Мы с тобой преступники". А потом у мамы случился аппендицит и ее положили в ту же больницу, где она работала медсестрой. И во время операции заразили гепатитом. И мама умерла через 7 месяцев и 13 дней. А меня отдали в интернат. И когда я видел бабочек, я вспоминал маму. И стал собирать бабочек и хранил их в коробке из-под конфет. И меня дразнили "Шметтерлинг - ловец бабочек". Но никто не трогал мою коробку А после выпускного вечера я переспал с одной девчонкой. Потом сжег коробку и пошел работать на консервный завод.
М5. А у нас с братом не было ни мамы, ни папы, ни бабушки, ни дедушки.
Ж1. Папа погиб на фронте?
М5. Ага.
Ж2. Бабушка умерла в первый год блокады?
М5. Да.
M1. Дедушку убило бомбой?
М5. Бомбой.
М2. А мама умерла от тифа?
М5. В городской больнице No 8.
М3. И вы остались с братом одни?
М5. Одни.
М4. Вы были близнецами?
М5. Да. И очень сильно похожи друг на друга. Нас всегда путали и дразнили Зайцами. Потому что у нас были маленькие подбородки и большие зубы. И мы правда были очень похожи на зайцев. Когда пошел второй год блокады и умерла мама, мы тоже стали умирать от голода. Мы жевали все подряд: тряпки, щепки, ботинки, ходили по помойкам. Но помойки бьыи чистыми. В нашем городе было 3 миллиона человек и все хотели есть. А враг держал нас в кольце, чтобы мы все умерли. И мы бы умерли зимой, если бы не Рыба. Он взял нас в свою банду Он был уголовник и дезертир. Его взяли из тюрьмы в штрафную роту, но он сбежал. И в банде были еще два дезертира, баба Рыбы и инженер. Наша банда жила в подвале разрушенного дома. У нас там были две печки и плита. Мы делали котлеты из мертвяков, а баба Рыбы меняла их в городе на хлеб. Она говорила, что работает в буфете горкома партии. И что это котлеты из конины и крольчатины, и что их едят работники горкома. Рано утром Рыба будил нас с братом и посылал за жопами мертвяков. Сам он из подвала выходить боялся. Мы надевали школьные ранцы и шли искать мертвяков. Зима была очень холодной. Люди были голодные и ходили еле-еле. И часто умирали прямо на улице. И тут мы с братом подходили, вырезали жопу и уходили. У меня был нож, а у брата пила. Если мертвяк был свежим, я вырезал жопу ножом. А если он уже замерз - брат пилил мясо пилой. Мы клали в ранцы по полжопы и шли искать другого мертвяка. Рыба установил нам норму - две жопы в день. Без двух жоп мы не возвращались. Только один раз нас спугнули, и мы принесли полторы жопы. Рыба избил нас. С тех пор в банде нас все звали Полторыжопы. А однажды мы притащили пять жоп. И еле дошли до подвала. Ночью в нашем подвале шла работа: из жоп делали котлеты. Мясо проворачивали через мясорубку, в фарш добавляли казеиновый клей, чтобы котлеты не разваливались, солили, перчили и жарили котлеты на машинном масле. Котлеты получались красивые. Утром баба Рыбы уходила их менять и возвращалась к вечеру с хлебом и табаком. Все ели хлеб с кипятком, потом курили до рвоты. А однажды брат пошел в соседний дом за иголкой и не вернулся. Не знаю, куда он мог деваться. Я искал его три месяца. Потом блокаду прорвали. И меня из города забрал мой дядя. Брат так и не нашелся. Иногда мне снится один и тот же сон: брат показывает мне иголку и говорит: "В этой иголке 512 жоп. Мы не умрем". Потом он колет меня иголкой и я просыпаюсь.
Все застывают в нелепых позах.
Входят Продавец и Химик.
ПРОДАВЕЦ. Ну вот. Опять то же самое. Третий раз.
ХИМИК (подходит, внимательно смотрит, толкает М1, М1 падает; толкает Ж1, Ж1 падает). Да.
ПРОДАВЕЦ. Третий раз. Тебе этого не достаточно? Хочешь попробовать в четвертый? Только тогда у нас клиентов не останется.
ХИМИК. Достаточно. (Закуривает.) Как говорит мой шеф - экспериментальная фаза завершена. Теперь можно с уверенностью констатировать, что Достоевский в чистом виде действует смертельно.
ПРОДАВЕЦ. И что делать?
ХИМИК. Надо разбавлять.
ПРОДАВЕЦ. Чем?
ХИМИК (задумывается). Ну.. попробуем Стивеном Кингом. А там посмотрим.
1997
- Десять минут второго - Анн-Хелен Лаэстадиус - Русская классическая проза
- Не могу без тебя! Не могу! - Оксана Геннадьевна Ревкова - Поэзия / Русская классическая проза
- Обломки - Андрей Соболь - Русская классическая проза
- Сахарный Кремль - Владимир Георгиевич Сорокин - Контркультура / Русская классическая проза
- Возвращение - Владимир Сорокин - Русская классическая проза
- Открытие сезона - Владимир Сорокин - Русская классическая проза
- Касатка - Алексей Толстой - Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Пастушка королевского двора - Евгений Маурин - Русская классическая проза
- Из жизни людей. Полуфантастические рассказы и не только… - Александр Евгеньевич Тулупов - Периодические издания / Русская классическая проза / Прочий юмор