Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роксолана любила город, хотя почти не видела его. Особенно любила шум стамбульских рынков, она добилась только закрытия невольничьего рынка, если желают покупать рабов, то путь делают это вне города, где она живет.
Сулейман разрешал ей бывать на рынках, но только с охраной. Спрятавшись за накидкой поплотней, окруженная дильсизами, султанша проходила рядами, жадно впитывая в себя видения обычной жизни. Особенно богат Бедестан, где сосредоточены, кажется, товары всего мира. Причем часто ходила не только по рядам, которые любят женщины, не ткани рассматривала, не снадобья для красоты, не украшения, а самые простые вещи: кованые медью сундуки и расписные колыбели для младенцев, красочные одеяла и сафьяновые расшитые сапоги, кувшины и блюда, чеканные с чудным узором подносы, крошечные чернильницы, чернил в которых только на один стих и хватит, каламы, тонкими пальчиками гладила бока обычных глиняных сосудов и днища таких же блюд, приводя в изумление торговцев, которым невдомек, что глина домом пахла…
Там, на рынках, хотя и было все иначе, чем в далеком родном Рогатине, но стоило закрыть глаза, начинало казаться, что сейчас и русскую речь услышит. Но русской речи не было, в Османской империи закон: из других стран все привозят чужие купцы, сами турки не большие любители мерить дороги с караванами или пересекать моря. Стамбул на большом перепутье расположен, нет необходимости ехать за товарами, сами привезут и с востока, и с запада. И купить тоже сами приедут.
Голоса на рынках самые разные и речь тоже, но у торговцев она всегда турецкая, на рынках торгуют только местные. Это правило ввел все тот же Мехмед Фатих. Он был не только грозным Завоевателем, но и разумным правителем. Привозят арабские, китайские, индийские, персидские товары огромными тюками, сундуками, связками, сосудами… продают местным купцам, закупают на рынках у местных же то, что необходимо, и уезжают. Также и с европейцами.
Продать испанцу или французу свой товар напрямую тот же индус не может, нужно при въезде в город все продать турку, а уж у того купит европеец. Купить тюком, а продать поштучно, купить корзину – продать на развес… Купить у восточных купцов то, чего нет за западе, и продать купцам с запада… Доход от самого положения Стамбула – вот чем жил разноголосый рынок. Хвала мудрому султану, завоевавшему Константинополь и сделавшему его Стамбулом.
И на строительстве голоса и речь тоже разные.
Султан Сулейман политику предков поддерживает всеми силами. Можно завоевать страну и даже много стран, но тот завоеватель, который будет думать лишь о разграблении, долго не продержится. Армия нахлынет, как волны во время бури, но потом уйдет как те же волны, а скалы на берегу останутся стоять как стояли. Море всегда отступает, даже если разрушит что-то на берегу, разъярившись.
Так и завоеватели, если только пограбить – это всего лишь поход, завоевать – значит, взять под свою руку независимо от языка и веры. Тогда будет толк от завоевания.
Конечно, были завоеватели, которые норовили силой увезти лучших мастеров из всех стран к себе, чтобы там создавали изделия невиданной красоты и качества. Но это же ненадолго, разве станет простой раб стараться обучить себе замену, разве будет он сам придумывать что-то новое? Конечно, настоящий мастер невольно будет, потому что не может не создавать и не придумывать. Но как в неволе вырастить новых мастеров? Нет, чтобы человек пел, как птица, он должен небо видеть.
Сулейман предложил иное: переселившись в Османскую империю, продолжать жить вольно и заниматься своим делом. Конечно, мусульманам преимущество, они налоги платят меньше, а еще чиновником империи может стать только мусульманин. Государство мусульманское, значит, и чиновники тоже.
Купцы и ремесленники оставались в своей вере, и ислам принимали только добровольно.
Но Роксолана все эти годы старалась не вспоминать о том, в какой вере рождена, на каком языке первые слова произносила. Нельзя вспоминать, это больно и опасно. Однако, с годами все чаще ездила на рынки или просто на улицы Стамбула, чтобы послушать. Ухо искало русскую речь. Славянскую встречала, замирала, сидела, выуживая из потока голосов тот, что произносил слова на родном языке…
Славянами были янычары, но те так старательно забывали все родное, что даже между собой старались разговаривать по-турецки, видно, боялись воспоминаний, как и султанша. Может, потому и не любили ее, что считали предавшей родную веру и родной язык? Но разве сами не так же?
Михримах, рожденная в Стамбуле и знавшая несколько языков благодаря учителям, не знала русского и не всегда понимала мать.
Вот и сейчас она с некоторым удивлением смотрела, как Роксолана напряглась, услышав славянскую речь. Почему султанша не желает брать себе служанок-славянок, ведь с ними можно бы говорить на родном языке? Михримах знала, что мать старательно избегает именно таких рабынь. Все считали, что просто боится красавиц, словно красавицы-славянки более опасны, чем, например, итальянки или испанки. Нет, не их золотоволосой красоты боялась Роксолана, а самое себя, боялась своей тоски, растущей с каждым годом с каждым прожитым днем, боялась, что однажды не выдержит и разрыдается у всех на виду.
Голоса, беседующие на каком-то из славянских языков, отдалились, султанша вздохнула:
– Нам пора… Думаю, Кара-Ахмед-паше уже донесли о наших сборах…
– Матушка, вы не приказали делать это тайно?
– Зачем? – Роксолана еще понаблюдала сквозь щель в занавеске за строительством. – Разве можно что-то сделать тайно в Топкапы? Все равно найдется либо предатель, либо просто болтун, который расскажет. К тому же я не намерена скрывать наш отъезд.
Так и есть, у ворот в гарем их уже поджидал Кара-Ахмед-паша, чем-то очень довольный.
– Чему это он радуется, тому, что мы уезжаем?
– Не думаю…
Кара-Ахмед-паша сделал знак евнухам, чтобы остановились, подошел к носилкам. Роксолана слегка отодвинула занавеску. Они с Михримах уже закрылись яшмаками – вуалью, скрывающей нижнюю часть лица.
– Приветствую вас, султанша Хуррем, да продлит Аллах ваши дни.
– Благодарю, паша.
– Султанша, куда это вы собираетесь?
Вопрос задан почти вольно. Роксолана замерла. Он чувствует себя победителем? Почему? Только потому, что у Рустем-паши отобрали государственную печать? Едва ли, этого недостаточно, чтобы вот так разговаривать с султаншей. Неужели?..
Ах, вот в чем дело, вот зачем падишах вызвал в Стамбул этого толстого червяка!
Мысли вихрем пронеслись в голове Роксоланы. Отреагировала быстро, бровь султанши недоуменно приподнялась:
– Кара-Ахмед-паша, что дает вам право разговаривать со мной так? То, что вы на время стали Великим визирем вместо моего зятя Рустем-паши? Но это не изменило моего статуса кадины-эфенди, к тому же матери наследника. – По тому, как у Кара-Ахмед-паши вытянулось лицо, поняла, что попала в точку. Голос стал жестким, почти зазвенел, а взгляд злым. – Не думаю, чтобы Повелителю понравилось такое обращение с его супругой кого бы то ни было.
– Хуррем Хасеки Султан, вы меня неправильно поняли… я интересуюсь только ради вашей же безопасности…
Роксолана наклонилась к нему из носилок.
– Дорогой паша, о своей безопасности, как и о безопасности дочери и внуков Повелителя, я позабочусь сама. Если вы, конечно, не станете мне мешать. – Оценивающе оглядев Кара-Ахмед-пашу, с сожалением добавила. – Возможно, не стоило назначать на место Рустем-паши именно вас даже на время… Паша, занимайтесь делами государства и не мешайте мне заниматься своими, но если уж вы так заботитесь о нашей безопасности, обеспечьте хотя бы дорогу до Измита. Джафер, пусть двигаются дальше!
Кара-Ахмед только зубами заскрипел от злости, откуда эта проклятая ведьма узнала, что он назначен вместо Рустем-паши?!
Но уже мгновенье спустя его захватила другая мысль: султанша упомянула Измит, значит, едет не в Эдирну, а на восток? Куда, неужели к Повелителю?! Эта мысль была столь захватывающей, что Кара-Ахмед-паша даже отмахнулся от Ильяса-паши, поздравлявшего с назначением Великим визирем:
– Потом, Ильяс-паша, потом!
Понимая, что мысль нужно обдумать в спокойной обстановке, он поспешил в свой дворец, распорядившись вызвать туда же Аласкара. Упускать такую возможность было бы грешно, но сделать все нужно настолько тонко, чтобы никто не догадался даже при дотошном расследовании.
Аласкар пришел быстро, он всегда оказывался рядом в нужную минуту. Поистине, Аласкар – Великий воин, что означает по-арабски его имя.
Аласкар был супершпионом, знай о нем другие Великие визири или правители, завидовали бы Кара-Ахмед-паше черной завистью. Или постарались уничтожить Аласкара.
Но об шпионе не знал никто, незаметный, но при этом красивый, умеющий быть буквально невидимкой, все видеть, все слышать, обо всем вовремя догадаться, он оставался тайной Кара-Ахмед-паши, тайной тайн. Кара-Ахмед-паша не мог оставить такую ценность в Эдирне, Аласкар приехал со своим господином в Стамбул.
- Великолепный век. Роксолана и Султан - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Королева Виктория. Женщина-эпоха - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Нефертити и фараон. Красавица и чудовище - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер - Историческая проза / Русская классическая проза
- Анания и Сапфира - Владимир Кедреянов - Историческая проза
- Белое солнце пустыни - Рустам Ибрагимбеков - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Султан и его враги - Георг Борн - Историческая проза
- Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод - Наталья Павлищева - Историческая проза