согласится. И я — тоже, — сказал Малуа и, видя, что Фернан продолжает пребывать в полном смятении, добавил: — Когда-то я поклялся думать только о счастье своей дочери и жить ради этого. Потому я решил выдать ее замуж за того, кого она выберет.
Узнав о сногсшибательной новости, приятель Фернана, Жозеф, засыпал его вопросами:
— Как тебе удалось? Ты соблазнил ее? Заморочил ей голову?
— Я ничего не делал, — задумчиво произнес Фернан.
В самом деле, инициатива полностью исходила от Франсуазы. Это было и приятно, и неприятно, и настораживало, и влекло. Молодой человек успокаивал себя, повторяя, что, вероятно, такой и бывает любовь с первого взгляда.
Итак, он сделался официальным женихом Франсуазы Малуа, что, разумеется, вызвало разнообразные слухи и толки. Свадьба должна была состояться через месяц. Всякий раз, когда Фернан приходил в дом полковника, они с Франсуазой жарко целовались в беседке. То, как бесстыдно девушка прижималась к нему, подсказывало молодому человеку, что она готова на большее, но он ни за что не решился бы тронуть ее до брачной ночи.
Накануне венчания Фернан Рандель получил повышение. Он считал, что не заслужил его, и ему было неловко. Свадьба показалась ему чужим, не относящимся к нему действом; ловя любопытные взгляды, он ощущал себя не в своей тарелке. Ему завидовали, но, возможно, над ним и смеялись: ведь все было устроено на деньги его тестя, и Фернана вели к алтарю, словно бычка на веревочке.
Его сомнения искупало только одно: в отделанном каскадами кружев белом платье и легкой, как дымка, фате, атласных туфлях с высокими каблуками и сверкающих украшениях Франсуаза казалась ему самой прелестной невестой на свете.
Свадьба была веселой, но Фернан заметил, что полковник Малуа не веселился. Он пристально наблюдал за своей дочерью, словно боясь, как бы она что-нибудь не выкинула. В его взгляде затаилась невысказанная боль, а в лице угадывалась тень разочарования в жизни.
Наступила долгожданная брачная ночь. Фернан удивился тому, что Франсуаза не девственница, но не стал задавать никаких вопросов. Она отдалась ему с безудержной страстью, и он был доволен. Это вполне соответствовало желанию молодого пылкого мужчины.
На облике Франсуазы с самого начала лежал оттенок порочности, но в ту пору Фернан был неопытным и наивным, потому ничего не заметил. Он видел только ее красоту.
Прошло несколько недель, и он стал кое-что замечать. Франсуаза не знала слова «нет». Сначала Фернан приписал это крайней избалованности своей жены, но потом понял, что дело в чем-то другом.
У нее случались периоды уныния и злобы. Будучи не в настроении, она могла захлопнуть дверь спальни у него перед носом, и Фернану приходилось ночевать в другой комнате. И главное — он совершенно не чувствовал, что Франсуаза его любит. Казалось, она вообще неспособна на это.
В ней дремал дикий зверь. Она могла сказать кому угодно и что угодно. Она была способна оскорбить и даже ударить. Если что-то делалось не по ее воле, она швырялась вещами. Она скакала верхом, как сумасшедшая. Она не ведала опасности.
Полковник Малуа как-то умудрялся справляться с Франсуазой, хотя больше всех доставалось именно ему. А потом он был ранен в стычке с арабами, и ранение оказалось смертельным. Понимая, что ему недолго осталось, отец Франсуазы позвал к себе Фернана и открыл ему правду:
— Моя супруга покончила с собой, когда Франсуаза была еще маленькой. Это нанесло ей непоправимую травму. — Он сделал долгую паузу, а потом сказал: — Мне всегда было с ней тяжело. Иногда мне казалось, что моя дочь не вполне нормальна. Я рад, что теперь рядом с Франсуазой есть человек, которому я могу вручить ее судьбу.
Фернан похолодел. Его просто использовали, сделали жертвой.
— Я знаю, о чем вы думаете, — продолжил полковник Малуа, — однако все же не оставляйте ее! Иначе она пропадет. Это просьба умирающего. Я сразу угадал в вас врожденное благородство и верность долгу. Ведь вы женились на Франсуазе не только из-за денег? Я искренен с вами, я расскажу вам все. Я знаю: моя дочь не была невинной, когда выходила за вас. Больше того — в шестнадцать лет Франсуаза забеременела. Ребенок родился мертвым: это стало очередной трагедией в ее жизни. Отныне ей не суждено иметь детей: так сказали врачи. Я понимаю, что это плохо для вас, но… дети не всегда приносят счастье. Вы, — полковник смотрел Фернану в глаза, — сделаете карьеру: у меня есть связи в высших военных кругах, и я обо всем договорился. И… вы не будете нуждаться, потому что мое состояние весьма велико.
— А тот… мужчина не захотел жениться на Франсуазе?
— Дело не в этом… — уклончиво произнес Малуа.
Он не стал продолжать, и Фернан решил, что не хочет ничего знать. Услышанного было вполне достаточно. Он дал обещание отцу Франсуазы. Его клятва не была безоглядной. Он просто не мог поступить иначе.
Фернан вырос сиротой, и ему было хорошо известно, что значит ощущать себя покинутым, брошенным, особенно если ты беспомощен и нуждаешься в заботе.
В последующие годы Фернан Рандель много думал о последней капле и о необходимости нести свой крест. Его внутренние силы были подорваны, но он по-прежнему держался.
Он дослужился до майора, он пользовался уважением местного общества, он жил в просторном доме своего покойного тестя. Сейчас его ждало очередное повышение: он был назначен в штаб армии, и ему предстояло переехать в столицу колонии. Он мог отправиться туда с женой и… дочерью.
Фернан Рандель хорошо знал, чего стоит разыграть правильную карту, потому что, образно выражаясь, Франсуаза всю жизнь безжалостно перетасовывала ему колоду. Майору хотелось верить, что у него остается последняя надежда как-то исправить свою судьбу.
Глава третья
На следующий день, возвращаясь домой со службы, Фернан думал о гувернантке. Было бы неплохо выписать ее из Франции. В колонии белые служанки были наперечет.
Придерживая поводья коня, он пытался сочинить текст объявления, которое следовало отправить за океан, вместе с тем все больше понимая, что от всей этой идеи попахивает абсурдом. Однако в глазах Франсуазы любая сумасбродная затея казалась вполне осуществимой, и ее муж ничего не мог с этим поделать.
Его путь пролегал вдоль берега, где не чувствовалось раскаленного воздуха пустыни и не мешала тонкая жгучая пыль. По обеим сторонам дороги тянулись заросли кустарников, чьи листья были пропитаны морской солью. Горный массив на горизонте поднимался, словно гигантская стена. Внизу распростерлись зеленые долины, покрытые опунциями и маслинами.
Проехав мимо полного величавого спокойствия арабского кладбища, Фернан
